Правила зонирования представляют собой нормы и инструменты, полностью игнорирующие формы деятельности, которые вызывают у людей гнев. Совершенно необходимо нормирование, при котором разрушительные виды деятельности попали бы под запрет. Присутствие на слушаниях по конфликтам вокруг вопросов зонирования и планирования учит тому, что перемены, вызывающие наибольшие опасения, связаны не столько с землепользованием и плотностью. В основном опасения сконцентрированы вокруг вторичных последствий перемен. Страхи группируются по следующим категориям:

— Шум от работающих машин и механизмов.

— Неприятные запахи и другие виды загрязнения воздуха; загрязнение воды и токсическое заражение почвы.

— Транзит тяжёлых грузовиков и затруднение местного грузового трафика.

— Разрушение парков, привлекательных зданий, любимых видов, лесов, усложнение доступа к небу и солнцу.

— Слепящие рекламные знаки и освещение.

— Нарушение гармонии масштаба застройки.

Всякий обязательный кодекс опирается на фиксированные стандарты. Кодекс реализации проектов тоже должен опереться на стандарт. Допустимый уровень шума от машин и механизмов может быть исчислен в децибелах на фиксированном расстоянии от жилого дома или его участка, и для кодекса не имеет значения, каким именно способом предприятие справится с тем, чтобы не допустить нарушения такого уровня. Запахи — особая проблема для кодификации, поскольку обоняние так плохо исследовано, что нет объективных способов измерения интенсивности и качества запахов. Однако почти все мы без труда соглашаемся по поводу того, что пахнет дурно. Запахи от сточных канав, гниющей пищи, стад животных, боен или химических предприятий вызывают яростные протесты. Напротив, ароматы от булочных, кондитерских или барбекю во дворе считают приятными, если только еда не подгорела. Наверное, лучше всего, если кодекс действий воспримет субъективные, но массовые представления о раздражителях обоняния. Давно существуют нормативы загрязнения воды и почвы, включая повышенную температуру сточных вод промышленных предприятий и ядовитые примеси, поступающие в грунтовые воды от засыпанных землёй старых свалок. Главным преимуществом кодекса строительной деятельности (особенно если он будет пересматриваться в свете появления новых технологий) станет импульс к решению практических проблем, которые традиционное зонирование пытается «решать» за счёт ссылки всех, кто разрушает среду, в бедные и политически ущемлённые части городов. Или с недавних пор — в беднейшие и политически слабые страны мира.

Насколько мне известно, те, кто протестует против слепящего света, совсем не выступают сторонниками маленьких и тусклых знаков или тусклого света (некоторые архитекторы делают и так). Соседства опасаются того, что гигантские сверкающие рекламные знаки начнут состязаться между собой. Максимальные габариты рекламных щитов и максимальная яркость уличного освещения могут быть указаны точно. Можно нормировать высоту зданий и — что ещё важнее — предельную длину одномерного фасада домов, варьируя стандарты для улиц в соответствии с существующей высотой и протяжённостью фасадов. Высота застройки определяет доступ солнца, неба и видов на улицы. Большие здания отбрасывают большие тени. К тому же при их возведении, как правило, приходится сносить исторические и просто любимые здания. Установление предельной длины фасада здания, предназначенного для производства, может означать, что на улице будет место для мебельной или обувной мастерской, но не будет места для большой мебельной фабрики с неминуемым шумом от тяжёлых грузовиков.

Нам никуда не деться от деструктивного поведения индивидов, от которого ищут защиты жители и домовладельцы. Это поведение тоже относится к сфере деятельности, но лучше всего с ним справляются полиция и владельцы баров. Попытки преодолеть недостойное поведение или побороть преступность правилами землепользования не срабатывают ⁶⁰. К тому же они вводят запрет на многие из сугубо конструктивных вещей. В конечном счёте, даже музыкальные и театральные учреждения в городе можно обвинить в том, что они способствуют дурным манерам, коль скоро из их дверей одновременно вываливаются целые толпы, охотящиеся на такси или жаждущие пропустить стаканчик.

Соглашение о соблюдении принятого кодекса поведения должно стать условием аренды, покупки и строительства на территории уплотняющегося пригорода. Соблюдение кодекса должно подкрепляться прямыми решениями гражданских судов. Наградой за соблюдение кодекса становится жизнь в защищённом от неприятных воздействий районе, а также возможность лёгкой трансформации недвижимости от одного функционального использования к другому, что при традиционных правилах зонирования требует долгих лет и значительных затрат на услуги юристов.

Целью кодекса деятельности является соединение максимальной гибкости с максимальной защитой прав и интересов жителей. Ни подготовка и дипломы специалистов по зонированию и планированию, ни опыт не могут стать помощью для такого рода работы. Есть надежда, что эту целину можно начать поднимать во взаимодействии с молодыми, открытыми к новациям юристами. Разработка кодексов деятельности нуждается в эксперименте, в творческом и внимательном отношении к надеждам публики и её опасениям. Чем меньше потеряно времени при старте, тем лучше.

Это оптимистический взгляд на вещи. Будь мы немного пессимистичнее, мы бы помнили, что корни порочной спирали, сплетённой из нехватки доступного жилья, распада соседских сообществ и полной зависимости от автомобиля, уходят далеко в эпоху Великой депрессии и войны. Распрямление этой спирали нуждается в мире и процветании: у людей должны быть средства, чтобы позволить себе уплотнение и реконструкцию пригородов. Ещё одно возвращение депрессии и войны, ещё одна «стагфляция», сочетающая застой, инфляцию и урезание публичных расходов, —  и на шансах граждан Северной Америки распутать порочную спираль можно будет поставить крест.

Меры «капитального ремонта» пригородов имеют одно преимущество: расползание очевидным образом неэффективно, а американцы ценят эффективность превыше всего. Национальные герои эффективности, такие как Генри Форд, и легион экспертов по эффективности давно уже убедили американцев в том, что именно экономия ответственна за создание высокого стандарта жизни. В этом есть немалая доля правды. Когда продукты абсолютно идентичны, как колготки или автомобили, дизайн которых уже создан, экономия на массовости производства достигается легко. Чем точнее сходство продуктов, тем меньше в каждом доля накладных расходов. Однако эффективность не может быть инструментом для распрямления порочной спирали гонки за дипломами, атрофии научного образа мышления и провала в профессиональном самоконтроле.

Студенты 1960-х годов жаловались на то, что их лишили полноценного университетского образования, считая сырьём для производственного конвейера. Они дали ключ к пониманию цепи ошибок в обучении и в образовании. Когда речь идёт о воспитании человеческого существа, не работают категории эффективности и экономии за счёт стандартизации массового производства. Для того чтобы помочь индивиду стать состоявшимся членом культуры, требуется щедрое индивидуальное внимание к каждому. Многие автобиографии и мемуары полны свидетельств признательности именно за такое отношение. В какой-то момент воспитание аудиторов, священников и иных дипломированных профессионалов, сделавших хорошую карьеру, оказалось не в состоянии поддерживать профессиональную и этическую ответственность. Им не сумели привить навык удержания цивилизационных стандартов, на которые ориентирована культура. Профессионалов, оказывается, нужно учить тому, что хорошо, а что плохо, и объяснять, почему это так.

Затем началась гонка дипломов. Перегруженные профессора обнаружили, что выпускников средней школы очень много, но обучили их очень скверно, и что необходимо заново учить студентов счёту, пониманию прочитанного и грамотному письму, прежде чем их можно будет снабдить эффективными университетскими дипломами. Воспитание и обучение человеческих существ в сложно устроенной культуре нуждается в множестве как учителей, так и живых образцов. Изобилие такого рода дорого, но заместить его нечем. Это лишний раз указывает на то, что жизнь есть дорогая штука. Просто для того чтобы продолжаться, жизнь требует энергии, поставляемой как изнутри, так и извне живого организма. В сравнении с нетребовательностью смерти и распада она чрезвычайно прожорлива. Культура жадно требует энергии множества людей, способных поставлять воспитание, только для того, чтобы продолжать себя.