В конце концов мы с Фродо стали бороться против соблазна углубиться в чтение, придумав игру. Фродо имел право прочитать только первую фразу каждой книги, я — только последнюю. «Чтобы открыть ящик стола, — читал Фродо, — необходимо использовать ручку как рычаг и одновременно нажать на ящик»; «Был прекрасный ласковый летний вечер, — читал я, — когда, преисполненные восхищения и участия, близкие предали его земле, и на его могиле выросла свежая, зеленая трава». «Долгие годы я ложился спать рано», — читал Фродо. Я в ответ: «И долгие годы я буду думать, что она жива — точно так же, как думаю обо всех, кого знал, — до того самого дня, когда мне станет известно, что ее давно уж нет на свете». «Джефферсон Стрит — это тихая улочка в Провиденсе», — снова Фродо. Потом я: «Падая, Лимес увидел среди огромных грузовиков крохотную помятую машинку, из окна которой ему приветливо помахали дети». А Фродо: «Около двух столетий назад в европейском сознании укрепилась мысль о том, что истину создают, а не находят». «Спектакль был чудовищный», — декламировал я. «Самым красивым из всех домов, в которых мне довелось жить в Германии, был первый», — читал Фродо. И опять я: «Несколько минут мы еще постояли, и густеющими хлопьями снег падал на живых и на мертвых».
Этот снег, он и в самом деле вернулся снова через два дня после открытия библиотеки. Снегопад начался в ночь на вторник, и когда утром в половине восьмого я первый раз выглянул в окно, то увидел, что навалило уже с метр снегу. Весь день, всю следующую ночь и потом еще целый день он падал большими хлопьями, которые медленно и тихо опускались на землю, ложась там, внизу, на растущие белые холмы, холмы, — которые доросли до окон первого этажа. Приземистые строения за первой руиной вскоре утонули в снегу на три четверти, хотя анархисты безостановочно орудовали лопатами, скребками и тачками. На широких улицах, прилегающих к территории, то и дело показывались особые бульдозеры, те огромные паукообразные чудища, которые появились в последние годы правления хунты, разработаны были для военных целей и не имели ничего общего со снегоуборочными машинами начала нашего века. Они действительно передвигались, подобно паукам, на восьми ногах, ходили вперед, назад и вбок, причем каждая нога была трехметровой высоты и действовала независимо от остальных. Собственно корпус был почти не виден. Он имел форму ячейки пчелиных сот и никакого экипажа внутри не было. Все это устройство, разработанное для ведения войны в зимнее время, словно пчелиный трутень, управлялось встроенной программой (только первые опытные образцы были с радиоуправлением). Хотя в официальных сообщениях хунта категорически отрицала, что «снежные пауки» были оружием или хотя бы теоретически могли его иметь, но каждый знал, что это не так. Впрочем, в качестве оружия их никогда не использовали, даже во время последней битвы режима — ведь хотя они и применялись с успехом для уборки снега в городе, но в полном объеме могли выполнять свою роль только на относительно свободном пространстве. Если бы хунта продержалась еще год, объяснила мне Элинор, этого времени ее инженерам хватило бы, чтобы написать полноценную программу для военного использования «пауков» в условиях города. Но они не успели. Майор Ригби и все остальные прибыли, чтобы предотвратить этот ужас, добавила она не без гордости.
Теперь «снежные пауки» освобождали улицы города от снега. И только мы в нашем анклаве обходились дедовскими методами. Что ж, этого хватало, чтобы время от времени выбираться в город. Утта Велькамп ни разу не пропустила свои лекции в университете, редакция «Территории» также совершала привычные рейды, «Метрополис» вовремя получал копии фильмов, и у нас не было опасений, что приглашенные из города на открытие гости откажутся к нам прийти, потому что не смогут добраться.
Документ 10
Мозговой центр «Минерва». Беседа по этому поводу с профессором доктором Альбертом Шефлером, заведующим кафедрой прикладной информатики в Техническом университете Дармштадта
Мозговой центр «Минерва» возник из двух заявленных одновременно и параллельно развивающихся инициатив режима.
Первая: стремление комиссара по образованию Гроша осуществить начиная с 2018 года масштабную реформу образования и науки. Была сформирована комиссия, в которую вошло тринадцать ученых (попытка включить туда Кольберга не осуществилась, даже когда ему предложили ее возглавить). Из этой комиссии, которая проработала всего полтора года, девять ученых (философы, физики, компьютерщики, информационщики, психологи, астрофизики, экономисты, юристы и т. п.) перешли в более крупный мозговой центр. Организован он был в каком-то смысле вынужденно, в стремлении спасти хотя бы саму идею этой неэффективной комиссии (речь шла о репутации майора Гроша, но в немалой степени также о бюджетный местах для ученых).
Вторая: усилия по координации и эффективной организации разработки новых технологических систем в сфере военной техники и смежных с ней областях (прослушка, блокирование систем противника, новые спутниковые системы и пр.). Система сама по себе подавалась как разработка для мирных целей, прежде всего — торговых, но, поскольку «международное сообщество» с самого начала было другого мнения, хунта сочла необходимым повысить обороноспособность страны.
Официально образованному в 2019 году мозговому центру (неофициально он функционировал уже год) первоначально хотели присвоить имя с технократическим и милитаристским оттенком типа «Оборонно-техническое общество» или что-то в этом роде. Воспротивился этому не кто иной, как майор Грош, говоря, что такое название слишком сужает задачи, потому что речь идет не только о готовности к обороне, а о работе, которая в самых широких пределах послужит благу народа и укреплению образования в стране. Именно Грош предложил название «Минерва», которое, безусловно, способно было привлечь солидную команду ученых. К тому же Минерва была не только богиней мудрости, но и покровительницей ремесел и рукоделия. Для предъявления мозгового центра народу это было очень удобно. Остальные члены тройки, Плессингер и фон Мархов, а также сам генерал Роткирх восприняли идею Гроша положительно, после того как он убедил их, что существование мозгового центра не надо, как обычно, держать в секрете, наоборот, лучшей тактикой будет наступательная прозрачность. В таких делах на инстинкт майора полагались, это была его сильная сторона. Если Плессингер, Мархов и уж конечно генерал Роткирх получили свои звания в ходе военной карьеры, Грошу звание майора присвоили просто так, военным он никогда не был. Он был приблизительно такой же майор, как когда-то Ференц Пускас[69]. Разумеется, Грош умел обходиться с огнестрельным оружием (хотя для самоубийства избрал яд), но по профессии он был педагогом.
Итак, у «Минервы» были две важнейшие задачи: разработка новых систем вооружения в широком смысле слова и демонстрация фасада режима в сфере науки и культуры (отсюда в мозговом центре представители теории коммуникации или таких «идеологических» наук, как философия или культурология). Альберт Шефлер был сотрудником «Минервы» с первых дней и, в частности, разрабатывал в числе других «снежного паука».
Вопрос: Как бы вы охарактеризовали обстановку и сотрудничество в «Минерве»?
Шефлер: Там была исключительно приятная, бодрящая, живая атмосфера. Никакого сравнения с сугубо изолированной и зачастую зависящей от случая работы в университете. Разумеется, в нашем распоряжении были почти неограниченные средства.
Вопрос: И что, никакой конкуренции между коллегами?
Шефлер: Разумеется, речь шла также и об оборудовании кафедр и научно-исследовательских институтов. Но конфликтов не возникало. В сущности, всем что-то досталось, всех система обслужила.
Вопрос: Такое ощущение, что вы говорите о самообслуживании.
Шефлер: Нет-нет. В конце концов, мы ведь тоже вкладывали в проект много сил и добивались хороших результатов.
Вопрос: Например, создали «снежного паука»?
Шефлер: Ну, «снежный паук» был лишь одним из многих достижений. Мы занимались тогда общей проблемой: как сделать управление системами еще более дифференцированным. Мозговой штурм в «Минерве» привел к развитию фундаментальных исследований. А «снежный паук» возник, несомненно, из практических потребностей.
Вопрос: Как бы вы его описали?
Шефлер: Что ж… Вопреки прежним предположениям на нас по-прежнему обрушиваются зимы, причем зимы суровые, как вы это сейчас наблюдаете.
Вопрос: Но мозговой центр был предназначен, наверное, вовсе не для того, чтобы изобретать эффективные снегоуборочные машины.
Шефлер: Нет, но они получились у нас попутно, и такие практические опыты бывают полезны для дальнейших исследований. «Снежных пауков», вне всякого сомнения, готовили в качестве оружия, в качестве роботов, прежде всего для зимних войн.
Вопрос: А с кем они собирались вести зимнюю войну?
Шефлер: «Снежный паук» разрабатывался вовсе не в качестве наступательного оружия, точно так же, как и другие системы, которые изобретались в «Минерве». Ведь в конечном счете европейские соседи и великие державы были настроены по отношению к нам не очень дружелюбно, как вы знаете, за исключением Фландрии, Австрии и Словакии. Не особенно сильные союзники, мне кажется.
Вопрос: Как часто собиралась «Минерва»?
Шефлер: Много чаще, чем официально сообщалось. И длились наши встречи много дольше. Иногда мы заседали неделю подряд. Разумеется, это были экстренные поручения, и тогда всех нас официально освобождали от университетских обязанностей, если таковые имелись.
Вопрос: Вы встречались в замке Нойхарденбург?
Шефлер: Для продолжительных заседаний — да, там. В замке были великолепные условия, и можно было работать по десять часов в день. Для однодневных встреч достаточно было помещений в комиссариате по образованию на Шпреебогене.
Вопрос: Для многих это было долгое и дорогостоящее путешествие. Вы ведь находились тогда в Карлсруэ, если мы правильно информированы.
Шефлер: Да. Разумеется, все эти поездки в Берлин и Нойхарденбург оформлялись как командировки.
Вопрос: Майор Грош присутствовал на этих встречах?
Шефлер: Комиссар по образованию участвовал во встречах всегда, когда время ему позволяло. Ведь по сути дела он эти встречи организовал и нередко сам на них председательствовал. Он слушал очень внимательно и всем интересовался. Лично я ничего плохого о нем сказать не могу.
Вопрос: А как вы находили общий язык с представителями так называемых неточных наук, философами, культурологами?
Шефлер: Это было очень увлекательно, как я уже говорил. Ведь это очень важно — осмыслить свою деятельность в более широком контексте.
Вопрос: Политический контекст вы тоже имеете в виду?
Шефлер: Не понимаю вопроса.
Вопрос: Хорошо, оставим это. Ваши теоретические выкладки того времени в сжатом виде наверняка были где-то зафиксированы. Кто-то ими сейчас пользуется?
Шефлер: Вы же знаете, что хунта в последние дни постаралась уничтожить все возможные материалы. Знания не должны были достаться врагам. Это был довольно близорукий взгляд на вещи. Я бы тоже предпочел, чтобы материал сохранился.
Вопрос: Но ведь в конечном счете большинство ученых, работавших в «Минерве», живы-здоровы. Вы, например. Насколько нам известно, умер только один, и еще один сидит в тюрьме, не из-за своей научной работы, а из-за каких-то персональных проступков. Все остальные продолжают работу.
Шефлер: Верно. Наука вновь раздроблена, отчасти — приватизирована, но она полностью не исчезла. Можно сказать, что она застыла в разных местах, примерзла к ним, но при необходимости ее можно разморозить и сплавить вместе раздробленные части.
Вопрос: Разве с организационной точки зрения от «Минервы» совсем ничего не осталось? Вы с прежними коллегами совсем не видитесь?
Шефлер: С некоторыми вижусь. Но это встречи неформальные, и никаких общих исследований мы не ведем. Да сейчас и средств-то на это нет.
