В январе 1920 численность Красной Армии достигла 3 млн. человек, число новобранцев в Белую и Красную армии находилось в отношении 1:5. Но дело было уже даже не в численности, Белая армия была сломлена психологически. «17 февраля генерал Сидорин отвел войска северного фронта за реку Кагальник, но части не остановились на этой линии и под давлением противника отошли дальше. Дух был потерян вновь. Наша конная масса, временами раза в два превосходящая противника (на главном, Тихорецком направлении), висела на фланге его и до некоторой степени стесняла его продвижение. Но пораженная тяжким душевным недугом, лишенная воли, дерзания, не верящая в свои силы, она избегала уже серьезного боя и слилась в конце концов с общей человеческой волной в образе вооруженных отрядов, безоружных толп и огромных таборов беженцев, стихийно стремившихся на запад. Куда?»¹³⁸² «И тысячи вооруженных людей шли вслепую, шли покорно, куда их вели, не отказывая в повиновении в обычном распорядке службы. Отказывались только идти в бой. А вперемежку с войсками шел народ – бесприютный, огромными толпами, пешком, верхом и на повозках, с детьми, худобой и спасенным скарбом. Шел неведомо куда и зачем, обреченный на разор и тяжкие скитания… С середины февраля армии наши отступали… Непролазные от грязи кубанские дороги надежнее, чем оружие, сдерживали энергию наступательного движения большевиков»¹³⁸³.

Бывший английский посол писал: «Я сознаю, что лишь немногие согласятся с моими взглядами на этот вопрос, потому что наша интервенция оказалась на практике столь неудачной, что была осуждена в принципе всеми как ошибочная политика. Проводимая на самом деле скрепя сердце, она, несомненно, была ошибкой, и затраченные на нее деньги были выброшены на ветер. Союзные правительства, не имея ясно определенной политики и боясь себя скомпрометировать, прибегли к полумерам, неудача которых была почти предрешена»¹³⁸⁴. Бьюкенен прав. Почему контрреволюция победила в Испании и Финляндии? Численность войск интервентов в Финляндии и Испании по отношению к численности населения более чем в 10 раз превосходила численность интервентов в Советской России. В Испании даже в абсолютных показателях количество иностранных интервентов 2,5 раза превышало их численность в России, хотя население Испании составляло всего 15% российского.

У. Черчилль по этому поводу писал: «В течение Великой войны было сделано слишком мало для того, чтобы достигнуть каких-нибудь ощутительных результатов в России… Тех чужеземных войск, какие вошли в Россию, было вполне достаточно, чтобы навлечь на союзников все те упреки, какие обычно предъявляли к интервенции, но недостаточно для того, чтобы сокрушить хрупкое здание советского режима. Когда мы узнаём об изумительных подвигах чешского армейского корпуса, становится ясным, что решительные усилия сравнительно небольшого числа верных американских или японских войск дали бы возможность соединенным русским и союзным войскам занять Москву еще до гибели Германии. Несогласованная политика и противоречия между союзниками… и личное нежелание президента Вильсона сделали то, что вмешательство союзников в дела России во время войны остановилось на таком пункте, на котором оно приносило наибольший вред, не получая никакой выгоды»¹³⁸⁵.

Почему же интервенты не пошли на столь массированную агрессию против России?

Во-первых, не могли чисто по материальным соображениям. Россия не Испания и не Финляндия. Опустошенные Первой мировой войной экономики «союзников» не могли вынести еще одну крупномасштабную войну.

Во-вторых, демократические принципы в отличие от фашистских Германии и Италии для Англии и тем более США не были уже пустым звуком. У. Черчилль в этой связи оригинальным образом критиковал Ллойд Джорджа за его колебания относительно интервенции в Россию: «Неустойчивые, постоянно меняющиеся операции русских армий нашли отклик в политике, или, вернее, в отсутствии твердой политики союзников. Находились ли союзники в войне с Советской Россией? Разумеется, нет, но советских людей они убивали, как только те попадались им на глаза; на русской земле они оставались в качестве завоевателей; они снабжали оружием врагов советского правительства; они блокировали его порты; они топили его военные суда. Они горячо стремились к падению советского правительства и строили планы этого падения. Но объявить ему войну – это стыд! Интервенция – позор! Они продолжали повторять, что для них совершенно безразлично, как русские разрешают свои внутренние дела. Они желали оставаться беспристрастными и наносили удар за ударом. Одновременно с этим они вели переговоры и делали попытки завести торговые отношения»¹³⁸⁶.

В-третьих, народы стран-интервентов и их передовые политики, в том числе президент США, признали прогрессивный характер русской революции и так или иначе оказали ей существенную поддержку.

В-четвертых, победа интервентам была не нужна. Консул США в Архангельске Крул писал в июне 1918 г.: «Я оставляю без внимания точку зрения, которая, на мой взгляд, должна в конечном счете оправдать интервенцию, а именно: наша политика в России должна быть такой, чтобы последняя оставалась в разрухе. Это помешает Германии использовать Россию так же, как после революции Германия помешала союзникам использовать Россию, способствуя сохранению там разрухи и беспорядка»¹³⁸⁷. Но война закончилась, а интервенция не только не прекратилась, но, наоборот, только набирала обороты…

И дело здесь было не только в идеологии или в геополитических интересах; ведь, втянувшись в интервенцию, правительства стран Антанты уже не могли просто выйти из нее без ущерба для своей репутации. Даже победа интервенции сталовилась для них опасной, так как в этом случае в соответствии со своими демократическими принципами они были бы вынуждены нести ответственность за поверженную и разоренную войнами Россию, спасать ее население от голода, восстанавливать промышленность, устанавливать демократическую власть… Победитель в данном случае несет ответственность за побежденного, поскольку силой навязывает ему свои идеалы… Главнокомандующий интервенционистскими силами на Севере России английский генерал Э. Айронсайд еще в начале интервенции полностью отдавал себе отчет в этом: «…Парижский Верховный Совет… поддерживая и снабжая белых… взял на себя весьма серьезные обязательства…»¹³⁸⁸ Своих обязательств «союзники» не выполнили…

С окончанием официальной интервенции война «союзников» против России не закончилась, она стала лишь приобретать новые формы, в которых явственно просвечивались принципы старой «дешевой империалистической политики». Эти новые формы проступили на поверхность в виде открытой агрессии в польско-советской войне.

1 января 1919 г. польские войска вторглись в пределы России и захватили Вильно. Одной из причин агрессии стала активизация социального движения в Польше. «Осенью 1918 г. в стране возникло около 120 Советов, появились отряды Красной гвардии, крестьяне требовали проведения аграрной реформы»¹³⁸⁹. Победоносная война должна была консолидировать общество и направить его радикализованную энергию вне страны. С другой стороны, агрессия основывалась на реваншистских воззрениях Пилсудского и польской элиты, стремящихся к восстановлению Великой Польши в границах 1772 г. Границы Великой Польши обнимали Курляндию с Балтийским побережьем, Литву, Белоруссию, Волынь на западе и распространялись далеко на восток, к Киеву и Одессе. В принципе эти планы практически полностью повторяли идеи Германии в Первой мировой войне, а затем «интервентов» – отрезать Россию от европейских портов и создать защитный вал между Россией и Европой.

Но уже 3-6 января к Вильно подошли части Красной Армии и выбили поляков. 1 января 1919 г. была провозглашена Белорусская ССР. 27 февраля 1919 г. была образована Литовско-Белорусская ССР со столицей в Вильно. В ответ 12 января 1919 г. на заседании Высшего Военного Совета «союзников» маршал Фош предложил план переброски польских войск из Франции в Польшу для оказания противодействия Красной Армии. Это могло стать началом крупного вторжения союзников в Россию¹³⁹⁰. 10 февраля Москва, а 16 февраля советские власти Литвы и Белоруссии в очередной раз предложили Варшаве установить нормальные отношения и договориться о границах¹³⁹¹. Варшава в ответ начала новое наступление. 4 февраля 1919 г. поляки заняли Ковель, а 9 февраля – Брест. «5 февраля под давлением Франции было подписано германо-польское соглашение об эвакуации германских войск из Литвы и Белоруссии и их замены польскими войсками»¹³⁹². «Поляки сразу заняли Белосток, откуда ушли германские части. С февраля 1919 г. возник сплошной советско-польский фронт от р. Неман до р. Припять. 18 февраля 1919 г. под нажимом Франции было подписано германо-польское перемирие в Познани, что позволило полякам перебросить войска на восток. 2 марта 1919 г. польские части заняли Слоним, 5 марта – Пинск»¹³⁹³. Красная Армия отходила, поскольку 4 марта началось наступление войск Колчака, и войска были переброшены на восток¹³⁹⁴.