— Оставайся на месте, пока я проверю, готов ли картофель. Не хочется утомлять тебя долгой историей Тома Прайса.
— Слушать тебя совсем не утомительно.
Зоя наблюдала за ним, пока он готовил рыбу для жарки на решетке, и предположила, что его кулинарная сноровка происходит от его долгой жизни в кочевых условиях, в палатках и старательских лагерях.
— Том, как ты думаешь, выбрался бы ты из Ньюкасла, если бы не было потасовки с теми парнями?
— Сомневаюсь. Зачем бы я это сделал? В Ньюкасле все и все были мне дороги. — Он пожал плечами, переворачивая рыбу. — Мать и две мои сестры все еще живут в низине. Мой отец похоронен на холме. Учитывая мои вкусы, я бы, конечно, остался в Ньюкасле.
Зоя с трудом вдохнула воздух и стремительно выпрямилась.
— При всех твоих успехах и способностях ты все-таки предпочел бы работать на шахте в Ньюкасле?
— Условия работы на шахте с каждым годом немного улучшаются. И все же это тяжелая жизнь. Я это знаю, но ведь человек работает не один — с тобой твои товарищи. Есть и друзья, чтобы распить пинту после того, как гудок возвестит окончание смены. Есть приятные субботние вечера, которые можно провести в пабе Неда или где-нибудь потанцевать. А в воскресное утро есть скамья в церкви, закрепленная за Прайсами, и если ты не придешь, то потом объяснишь преподобному Гриру, почему пропустил службу. — Он улыбнулся.
— Я этому не верю. Все, кто живет в Ньюкасле, мечтают вырваться оттуда, все, кроме тебя. — Зоя испытующе смотрела ему прямо в лицо, а он, в свою очередь, изучал выражение ее лица, и на губах его играла чуть заметная улыбка.
— Ты правда веришь этому?
— Конечно, верю! И ты прекрасное подтверждение тому, что я сказала, почему люди хотят уехать оттуда. В Ньюкасле тебе не удалось бы нажить состояние!
Том разложил рыбу на тарелки, добавил к ней картофель, а сбоку горку печенья. После того как он положил еду Зое, он опустошил свою фляжку в их пивные кружки и сел на плоский камень напротив нее.
— Я рад, что мне удалось обрести себя и что дело мое процветает, — сказал он после короткой паузы. — У меня будут такие вещи, каких никогда не было бы, останься я в Ньюкасле на шахте, и я никогда не смог бы вести более богатый и привольный образ жизни. Но я заплатил свою цену за это, Зоя. Это были годы одиночества. У меня нет ни жены, ни семьи, ни друзей. Я знаю здесь множество людей, но не знаю никого из них достаточно хорошо, чтобы рассказать им вот так свою историю, как тебе. Или ожидать от них, что они станут меня слушать и сочувствовать.
— Но ведь ты многого добился, — возразила Зоя, — ты стал лучше, чем был бы, если бы остался дома.
Он поднял одну бровь и слегка наклонил голову.
— Да, я стал другим, но не лучше. Я другой, потому что приобрел опыт, который невозможно приобрести в Ньюкасле. Но я тот же самый человек, каким был там, и остался бы им, где бы ни жил. Как и ты.
Это было как раз ненавистно ей! Она изо всех сил старалась преодолеть это в себе. Мысль о том, что Ньюкасл остался в ней, как втершаяся в кожу грязь, и что так будет всегда, ужасала ее.
— Разве ты не помнишь праздника владельцев шахт? Они все еще устраивают их, Том. Все друзья и коллеги владельцев проезжают по городу в своих причудливых разукрашенных экипажах, глядя на нас, будто мы не люди, а мразь, накипь, будто мы существуем только для их забавы.
— Какое тебе дело до того, что думают эти люди? Никто не может унизить тебя, Зоя, если ты не позволишь им этого сделать.
— Ты заблуждаешься, — сказала она решительно, — но дело не в этом. Дело в том, чтобы совершенствоваться. Я верю в то, что люди могут возвыситься над своей средой. Я не сомневаюсь, что они могут стать лучше, получив образование, или работая ради этого не покладая рук… или вступив в брак.
Зоя почувствовала, как к щекам ее прилила кровь. Выйти замуж, чтобы изменить к лучшему свою судьбу. Разве это помогло? Впрочем, для некоторых это, возможно, весьма успешная тактика. Тактика? Нет. Она вышла замуж за Жан-Жака, потому что верила, что полюбила его. Она была в этом уверена.
Том выслушал ее, потом молча долго обдумывал ее речь. Наконец он сказал:
— Ты можешь улучшить свое положение или денежные дела, но не думаю, что ты станешь лучше, накопив много денег, узнав больше или вступив в выгодный брак. Мы есть мы, а это некая смесь из ценностей, на которых мы выросли, которые впитали с молоком матери, а также того опыта, который выпал на нашу долю.
Том посмотрел на нее через разделявший их плоский камень с разостланной на нем скатертью.
— Личностные ценности не меняются от окружения человека. Если ты порядочный и надежный человек в Ньюкасле, ты таким же останешься и в Нью-Йорке. Если ты честен в Ньюкасле, ты будешь честен и на Аляске.
Их глаза встретились.
— Ты и я, Зоя, мы никогда не захотим влезать в долги. Мы с тобой всегда будем помнить, как наши семьи бились, чтобы выплатить компании деньги за взятые в долг товары. И это останется правдой, вне зависимости от того, какое место мы займем в жизни, что будем делать и с кем соединим свою судьбу в браке. И это неплохо. В Ньюкасле ты найдешь добрых людей и настоящие, незыблемые ценности. Я не вижу Ньюкасл таким, как ты. Я не думаю, что последствия того, что мы там выросли и повзрослели, стоит преодолевать и изживать, как ты выразилась.
— Ты хочешь сказать, что тебе плевать на этих людей, которые смотрят на тебя, как на ничего не стоящую плесень и мразь, как на кусок падали?
— Я говорю тебе, что я не могу принять их взглядов и точки зрения. Я знаю людей Ньюкасла. Эти «большие шишки», которые устраивают парадные шествия в Ньюкасле, не знают никого, кроме владельцев шахт, а когда речь заходит о моих друзьях и соседях, то я доверяю собственному мнению больше, чем чьему-либо другому.
— Если ты в таком восторге от наших родных мест, возможно, ты купишь там дом и заведешь свое дело, когда страсти на Юконе улягутся.
Том рассмеялся:
— У меня всегда останутся связи с домом, но Ньюкасл — город, принадлежащий одной компании, а я не хочу в нее возвращаться и способствовать ее успеху и процветанию.
Они в молчании покончили с едой, потом он спросил:
— А ты, Зоя Уайлдер, как и почему оказалась на Аляске?
— Я разыскиваю одного человека, — сказала она после долгой паузы, — мужчину.
— А, понимаю, — сказал он деланно небрежным тоном, но Зоя прекрасно знала, что он насторожился. — И что, это особенный мужчина для тебя, или ты просто ищешь мужа?
— Это особенный мужчина, — ответила Зоя неохотно, зная, что не может открыть ему правды.
— Как зовут этого человека? Может быть, я знаю его?
Вполне возможно, хотя и маловероятно было, что Том встречал его. Жан-Жак мог отправиться не в Скагуэй, а в Дайю. Он мог нанять носильщиков, чтобы те доставили его багаж до Чилкутского перевала и дальше. И в конце концов, вместо того чтобы договориться об этом с одним из служащих Тома, он мог поговорить с ним самим.
— Сомневаюсь в том, что ты его знаешь, — сказала она.
— Зоя! Посмотри на меня. — Когда она взглянула на него, его зеленые глаза были ясными и смотрели прямо и искренне. — Ты можешь мне довериться.
— Это не вопрос доверия, — ответила она, поднимаясь с камня, на котором сидела. — Я не хочу обсуждать этот вопрос ни с кем, даже с тобой.
— Ты хочешь сказать, что я лезу не в свое дело? — Его губы растянулись в улыбке, потом он рассмеялся: — Думаю, для этого есть причина.
— Я начинаю замерзать. Мои спутницы, вероятно, беспокоятся обо мне.
Том тоже встал и принялся собирать тарелки и приборы.
— У нас с тобой разные взгляды на вещи, верно? Это забавно и странно. Я был уверен, что это не так.
Как ни странно, но и Зоя тоже считала это само собой разумеющимся, и теперь у нее возникло такое чувство, будто ее обманули. Она была разочарована. Выражение лица Тома говорило о том же. Они разбросали оставшиеся недогоревшими угли и пепел у подножия ледника, как подношение какому-то неведомому божеству, потом упаковали свои миски и кружки. Зоя ждала Тома, стоя рядом с его мерином, пока Том зарывал в землю остатки еды.