Люди однозначно проиграли бы схватку с каменным змеем, пропитанным злобой ко всему живому, если бы к ним на помощь не пришел инквизитор. Он лично выследил колдуна в бескрайней тайге.
Аким с помощниками из местных охотников-добровольцев запалил избушку с трех сторон. В плен колдуна он решил не брать. Тащить его на себе по тайге — сомнительное удовольствие. Больно, когда работает инквизитор. Но раз больно, значит, «лечение» идет. Колдун отстреливался из горящего четырехстенка до тех пор, пока прогоревшая крыша не рухнула внутрь дома. Хорошо, что колдун истратил все силы на пробуждение змея, а то еще неизвестно, какую подлянку он мог подкинуть преследователям. У чернокнижника в запасе всегда есть неприятные сюрпризы. А так все свелось к банальной погоне и огненному погребению. Аким потом излазил все пожарище, ворочая непрогоревшие головешки. Собрал останки косточку к косточке и закопченный череп. Дело надо было довести до конца. Кости он истолок в мелкое крошево и утопил в ближайшем болоте. Бездонный омут довольно булькнул, приняв в себя холщовый мешочек с останками колдуна. Теперь можно было не беспокоиться, что неупокоенная душа будет кружить вокруг золотого прииска, беспокоя живых…
— Хватит охлаждаться, — Подвиг сказал председателю. — Надо подготовиться к звездинам.
— Прохлаждаться, — поправил его Гертруда.
Комсорг так глянул на него, что тот враз ссутулился, сразу став ниже ростом. Аким не стал дожидаться продолжения местных разборок и зашагал к дому на околице, от которого ему дал ключ председатель.
* * *
Первую ночь в Сосновке Поплавков провел в доме неизвестной ему женщины. Простая мебель, стол из досок, двухспальная кровать и… пушистый ковер с рисунком, похожим на арабскую вязь, в котором утопали ноги. Баснословно дорогая вещь для сельской глубинки наводила на размышления. Похоже, после отъезда хозяйки, обвиненной в колдовстве, никто из односельчан не наведывался к ней в дом. Плохая молва может сослужить хорошую службу, безотказно действуя на крестьян.
Аким лежал на матрасе, набитом соломой, вспоминая выпуск в спецшколе инквизиторов. Им выдали красные кожаные куртки и такого же цвета гимнастерки. Спецформу надевали редко. В тех случаях, когда надо было произвести впечатление, во время выполнения задания, чтобы нагнать ужас на обывателей и врагов. Инквизиторы предпочитали по возможности не выделяться из толпы. Специфика службы накладывала свой отпечаток и не терпела посторонних глаз. Его как новичка определили в напарники к опытному инквизитору третьего ранга. В отдел, занимающийся оперативным контролем в городе. Для самостоятельного поиска он еще не дорос. Всего несколько лет прошло, а он уже дослужился до такого же звания, как и его первый наставник.
— Ну вот, ты теперь настоящий инквизитор, красная кожанка у тебя есть, — беззлобно улыбаясь, сказал тогда Сергей Князев. Он аккуратно поправил ему ремень портупеи, перекинутый через правое плечо. — Ничего, парень. Наше племя инквизиторское крепкое, не робей.
…Его первое задание. Они лезут по скобам шахты. Полумрак, запах сырости, резко сменившийся сладковатым амбре разложившейся плоти, раздраженное фырканье упырей, склонившихся над телом человека… Князев тихо крадется впереди. Аким, согнувшись под тяжестью короба с негашеной известью за плечами, тащится вслед за ним. Лямки больно врезаются в плечи. Вот, пританцовывая на полусогнутых ногах, он хлестко рубит с плеча коротким мечом с посеребренным лезвием, отсекая упырям руки-ноги, а Аким подбирает подергивающиеся конечности, оттаскивает их и засыпает известью, вновь возвращается… Тогда они проглядели старшего кровососа, наблюдавшего за кормежкой выводка. Инквизиторов спасло то, что Поплавков резко обернулся, почувствовав холодный взгляд между лопаток, словно мазнули половой тряпкой. Обернулся и случайно принял на клинок хозяина логова. Новичкам везет… Когда все закончилось, они еще долго блуждали по темным закоулкам. А когда выбрались на поверхность и в глаза ярко брызнуло солнце, инквизиторы, проморгавшись, обнаружили, что их уже ждут братья по Корпусу. Так состоялось первое боевое крещение Поплавкова в роли инквизитора…
Аким заснул только под утро и, как ему показалось, сразу же был разбужен Гертрудой, который бесцеремонно пинал запертую дверь ногой, без всяких буржуйских заморочек и интеллигентских комплексов. До смычки деревни с городом было еще далеко. Заявившийся ни свет ни заря председатель пришел забрать Поплавкова на звездины. Пора.
Подвиг встретил их на крыльце. Там, где Аким оставил его вчера. Будто и не уходил никуда. Коротко поздоровались и все вместе вошли в здание сельсовета.
Родители младенцев толпились у стены, перешептываясь и переминаясь с ноги на ногу. В центре горницы, самой большой комнаты сельсовета, были сдвинуты вместе два стола. На них в плотный ряд лежали спеленатые младенцы, приготовленные к озвездению. Крик и плач детишек не давал никому скучать. Мамаши волновались и суетились вокруг стола. Из-за волнения и суеты они не заметили комсорга и председателя сельсовета, которые первыми вошли в комнату. Аким не спеша шел следом.
— Готовы? — рявкнул Подвиг. — А? Не слышу!
— Всегда готовы! — раздался нестройный ряд голосов.
— Начинаем?!
Собравшиеся одобрительно загудели.
Ничего не понимающие младенцы таращили глаза. Со стен смотрели портреты вождей. Детально разработанный ритуал начался. Действо вершилось под пение «Интернационала».
Аким скромно притулился в углу и с интересом наблюдал за действиями современных жрецов. Обрядовое торжество рожденных революцией шло полным ходом. Красные крестины проходили незатейливо и прямолинейно, но чувствовалась рука опытного режиссера. Похоже, главный постановщик действа предпочел оставаться за кулисами.
Наблюдая за звездинами, Аким с удивлением понял: вместо искоренения старого произошла банальная подмена. Кто-то грамотно перехитрил всех в масштабах страны. Неизвестный стрелочник довольно потирал лапки, наблюдая за всем со стороны. Послереволюционное устройство страны должно было стать полным антиподом православной царской России. Вместо этого все произошло с точностью до наоборот. Коммунизм исподволь становился религией, потому что в нем присутствуют фундаментальные религиозные атрибуты. Ветхий завет заменен марксизмом. Новый завет — ленинизмом. Вселенский собор — интернационалом. Оппортунисты — ересь. Вместо попов — парторги. Вместо крестных ходов — демонстрации с портретами. Вместо крестин — звездины… Демонстрации по разным поводам с выносом портретов. Не крестный ли это ход? Ленина не похоронили, а выставили напоказ — разве это не поклонение мощам? Наверное, от этого и шло полным ходом уничтожение мощей настоящих. Никто не захочет иметь у себя под боком конкурента. От кого спрятался умерший Ульянов в мавзолее-пирамиде? Буквально все было подменено. Бьем по хвостам, а главное никак не зацепим. Акима от умственной зарядки отвлек деятельный комсорг.
— Пройдут годы, озвезденные младенцы вырастут. Им предстоит жить уже в светлом будущем, которое мы сейчас строим. Они будущие солдаты коммунизма, — рявкнул Подвиг.
Родителям вручили отпечатанные полиграфическим способом квадратные куски картона. Это было особое «постановление» о включении новорожденных в число граждан Страны Советов. В них впишут от руки имена огрызком синего химического карандаша, предусмотрительно положенного заранее на край стола.
У каждого младенца уже были назначены звездный отец и звездная мать. Они персонально будут отвечать за их будущее пролетарское воспитание. Отцом стал Гертруда, а матерью мужеподобная бабища из женсовета с кумачовой повязкой на голове, повязанной на манер карибских пиратов. Под речитатив революционных песен Гертруда начал давать имена.
По одним ему известным критериям отбора председатель выбирал имена, нарекая младенцев.
Следом за ним комсорг размашисто звездил малюток, осеняя их большой жестяной звездой с перекрещенным серпом и молотом, снятой на время с надгробного памятника-пирамидки предыдущего председателя сельсовета. В отличие от ныне здравствующего Гертруды предыдущий бедолага в первую же ночь схлопотал пулю из обреза. Стрелок предусмотрительно пожелал сохранить инкогнито. Подвиг давал целовать звезду, прикладывая ее к губам младенцев. Активистка женсовета с пиратской повязкой надевала на шею новорожденному шнурок с маленькой звездочкой, вроде тех, которые носили на буденовках бойцы Первой конной армии. Остроконечная пятилучевая капелька эмали казалась хищным клещом, впившимся в жертву. Пока не насытится, выпив до последней капельки все жизненные соки, не оторвется от жертвы. Акиму никогда не нравилась пентаграмма, выбранная символом рабочего дела. Но его никто не спрашивал.