— Не боишься, что твои же новые товарищи отправят тебя в штаб к Духонину (выражение «отправить в штаб к Духонину» появилось во время Гражданской войны в России, означало «убить», «расстрелять»), — подковырнул инквизитор. Он знал, куда надо давить, чтобы сделать больно. — Сам понимать должен, это просто вопрос времени. Сегодня ты нужен. Завтра к стенке прислонят.

— Шалишь! Никакие они мне не товарищи, — вскинулся оборотень. Слова инквизитора задели за живое. — Скорее соратники. Временные попутчики. Точнее сказать, коллеги по ремеслу, но никак не товарищи. Еще скажи единомышленники.

— Скажу… совсем страх потерял! Не боишься вот так мне все говорить.

— А кому ты расскажешь, — злорадно улыбнулся чекист. — Кто поверит сейчас бредням инквизитора. Дуете на воду, чтобы губы на молоке не обжечь. Тень на плетень наводите. Сейчас другие времена настали. Вот так! — чекист кого-то копировал или передразнивал? Не понять. Неожиданно он заговорщицки подмигнул Акиму, словно старому приятелю. — А я помню тебя по Гатчине. Ты ж летчик из авиаотряда. Показательные полеты в шестнадцатом году. Ты в небе воздушный бой демонстрировал, а потом еще вас орденами наградили. Я юнкером в карауле стоял у трибун с почетными гостями. Честно признаюсь, тогда мечтал быть похожим на таких, как ты. Вижу, не помнишь. Забыл. Хотя все только на вас и смотрели. А то, что присяга дается один раз, тоже забыл? Говоришь, я людям служу, а ты сам-то кому служишь? Забыл, как государю на верность присягал, господин прапорщик?

Он довольно смотрел, как лицо Акима сначала побледнело, а потом стало наливаться дурной кровью. Крыть было нечем. Уделал его оборотень. И ведь, что ни скажи, все равно выходит, что тот будет прав.

Поплавков словно со стороны увидел себя: руки сжаты в кулаки, лицо и глаза побелели…

— Зря ты к ним подался, — неожиданно доверительно произнес инквизитор. — Ушел бы за кордон. Для тебя плевое дело, — он понизил голос. — У них же руки по локоть в крови. Ты же офицер… гвардеец.

— Я крови не боюсь, — зло ощерился оборотень. — И смерти не боюсь, хотя у меня теперь нет души, как ты знаешь.

— А захлебнуться не боишься?

— Выплыву. Не впервой, — сказал как припечатал. Он тоже перешел на шепот. — Знаешь, сколько краснопузых я лично пустил в расход, служа в ЧК. Мне о таком и мечтать не приходилось, когда я служил у Деникина. Раньше надо было самому добровольно переметнуться. Помочь им жрать друг друга. Глядишь, может, все по-другому бы и сложилось.

Что «сложилось бы по-другому», понятно было без объяснений. С мотивами службы у чекистов тоже.

— Мы созданы быть разными. Никто! Слышишь, никто не вправе нас судить. Ты думаешь, у нас нет права жить? Нет, ты в этом уверен, — продолжил бывший поручик, а ныне чекист. Черная кожанка обтягивала мощный торс, как литая, подогнанная по фигуре. Ни единой складочки. Прямая осанка, как у человека, гордившегося тем, что он военный. Гвардейского офицера, даже бывшего, за версту видно. Порода.

— Разве это жизнь? — пожал плечами Поплавков. — Пошел людям служить. У чекистов на подхвате. На побегушках.

— Тебе этого не понять, — оборотень, вместо того чтобы озлиться, весело скалился в улыбке, показывая идеально белые зубы. — Поболтал бы еще с тобой, но… пора. Служба. Честь имею. — Коротко кивнув, бывший белогвардеец, а ныне чекист, довольный собой, встал из-за стола, за которым писал протокол осмотра, и направился к выходу из ателье. Последнее слово осталось за ним. На прощание бросил: — Прощайте, товарищ инквизитор третьего ранга, еще увидимся.

— Я в этом даже не сомневаюсь, — ответил Аким. — До скорой встречи.

Уже стоя в дверях, перевертыш громко произнес:

— Смотри, краснокожий, неприятности всегда ближе, чем ты думаешь. — Сказал и вышел на улицу, громко хлопнув дверью.

Предупреждение или угроза? Разберемся.

Повторный осмотр инквизитором места кровавого убийства ничего не дал. Вампир быстро «осушил» жертву и исчез, не оставив следов. Ни одной зацепки. Новые показания свидетеля под кайфом никакой ясности не внесли. Теперь он утверждал, что убийца скрылся в водосточной трубе. Белое пятно под носом стало больше. Кокаинист даром времени не терял, снимая стресс доступными средствами. Очередной висяк. Поплавков так и написал в отчете. Закончив с официальной писаниной, Аким получил документы, удостоверяющие его личность как топографа, и отправился в дальнюю губернию заниматься топосъемкой, а заодно продолжать выполнять задание Старшего брата Лазаря.

Сельсовет — дом под красным флагом, закрепленным на коньке крыши, Аким нашел быстро. Когда-то красный кусок материи, выцветший на солнце и отбеленный дождями, уныло хлопал на ветру. Тут ошибиться невозможно. На крыльце стоял высокий, тощий мужичонка в кепке и коротком пиджачке. Он щелкал семечки, сплевывая лузгу прямо себе под ноги на ступеньки.

Из соображений маскировки Поплавков упрятал форменную красную кожанку на дно походного баула, похожего на докторский саквояж, только в два раза больше и вместительнее. За плечами вещмешок, вот и весь багаж для отвода глаз.

— Добрый день! — поздоровался Аким.

— Добрый! — отозвался мужчина. — Откуда вы к нам на голову свалились.

— С обозом из города приехал. Топограф я, — пояснил инквизитор. — Съемку окрестностей проводить буду. Вот и решил у вас остановиться.

— Чем же я вам помочь могу?

— Мне бы крышу над головой.

— На одного!

— Ну, да, — Поплавков демонстративно огляделся. Никого рядом с ним больше не было. — Один как перст.

— Не проблема. Определим на постой.

Худой оказался представителем местной власти.

— Давайте знакомиться, — мужичок протянул узкую ладошку. — Я здешний председатель сельского совета товарищ Гертруда.

— Ась? Как-как зовут? — ошарашенно переспросил Аким. Ему показалось, что он ослышался. Иногда такое у него бывало. Периодически давали о себе знать последствия акустической атаки пещерного нетопыря. С перепончатой нечистью он столкнулся в Крыму на Степном фронте.

Видя замешательство приезжего, председатель с нескрываемой гордостью пояснил:

— Гертруда — это значит Герой труда. С обозом к нам приехал?

— С ним, — Аким не собирался вдаваться в подробности.

Гертруда, причмокивая толстыми губами, долго вертел в руках полученную от Поплавкова бумажку. Привыкший без лишних слов выполнять приказы начальства председатель сельсовета на этот раз не знал, как быть.

«Вам надлежит, — перечитывал вслух представитель сельской власти, — обеспечить уполномоченного товарища Акима Поплавкова всем необходимым для проведения топографической съемки сельхозугодий и ближайших лесных массивов. Выделить в его распоряжение помощников. Определить на постой. Людей, задействованных в топосъемке, желательно назначить из числа выразивших желание помогать добровольно…»

И, уже не глядя в листок, Гертруда закончил:

— Военный комендант города Захар Ковбасюк.

Аким не понимал, что же так смутило председателя. Кажется, все написано ясно: определить и обеспечить.

— А ты вникни, — поднял вверх указательный палец Гертруда. — Вишь, как пишет: «Желательно назначить из числа выразивших желание».

— Ну и что? Людей нет?

— То-то и оно! Какой же дурак сам в лес попросится? В лесу волки расплодились. Как ни верти, а в селе спокойнее.

— Наняли бы охотников.

— Охотников?!

— Да, это такие добрые дяди, которые за деньги убьют любую животину. А за хорошие бабки вообще кого угодно завалят. Любую дичь, хоть четырехлапую, хоть двуногую.

— Не-е-а, у нас на чекистов денег не хватит! Дорого берут за халтурку. А чоновцы со всех без разбора сначала три шкуры сдерут, а лишь потом начинают разбираться: кто прав, кто виноват.

— Ладно, сам справлюсь, — покладистость Акима объяснялась просто, лишние глаза ему были не нужны. Один так один, не привыкать.

Театрально повздыхав над листком мандата, Гертруда отдал его приезжему. Он тоже обрадовался, что топограф из города не стал качать права и лезть в бутылку, требуя положенного.