Морозов подошел ко мне, поцеловал в щеку, царапая щетиной, и отдал цветы. Я положила их на стол.

— Что у нас на ужин?

— У нас? Я эти дни была у себя.

— Работы было много?

— Да.

— Я думал, ты меня по-другому встретишь.

— С цветами и оркестром? — Я не смогла скрыть раздражения, обиды, того всепоглощающего неприятного чувства, когда кажется, что несчастнее тебя нет человека и никто не может понять твоих проблем и посочувствовать.

— Что случилось за то время, пока меня не было?

— Я думаю, ты сам все понимаешь.

— Что?! Что я должен понимать?

— Как ты объяснишь это? — Я показала на косметичку.

— Ты с ума сошла! Боже мой, она опять ее оставила.

— Кто «она»?

— Буквально на пару часов заезжала сестра из Варшавы. Она пять лет назад вышла замуж и теперь живет там постоянно, иногда балуя своими визитами. Как правило, не чаще раза в год. Она была в Москве проездом, ехала к друзьям в Ташкент. Там у нее кто-то из однокурсников. Я ей рассказал о тебе, только ей. Мы с ней вместе поехали в аэропорт.

— Ты еще скажи, что на один рейс.

— Рейсы как раз были разные. И ты подумала… Это невероятно.

— Сестра. Понятно. Теперь это так называется. Что ж, ты пополнил свою коллекцию побед. А что дальше? Новая кандидатура есть?

— Перестань, пожалуйста. Мы же взрослые люди…

— Ты заигрался, дорогой. Это жизнь, а не сцена. Почему ты решил, что можешь играть чувствами другого человека? Да, спектакль удался. Браво! Занавес. Бурные аплодисменты, переходящие в овации.

— Ты не веришь мне, а без этого мы не сможем быть вместе, как бы больно это ни было. Ты ведь сама первая об этом сказала и была тысячу раз права. Это расставание будет тяжелым для нас обоих. Для меня — слишком тяжелым. Я постараюсь это как-то пережить, но для меня еще ни одна разлука не была такой страшной. — Его взгляд стал чужим и обжигающе-холодным.

Я встала у окна и закурила. Впервые за три года. Глядя на засыпающий город, я пыталась осмыслить происшедшее. В редких окнах горел свет, все-таки завтра рабочий день, а время позднее. За мелкой сеткой дождя едва различимы были соседние дома и силуэты облетевших деревьев. Ветер с остервенением трепал провода, словно проверял их на прочность. Даже фонари, казалось, светили более тускло, чем обычно. Пейзажик, и без того унылый, выглядел совсем непрезентабельно. Темные клочья туч, гонимые ветром, бежали по ночному небу, не оглядываясь, как арестанты под конвоем, боясь сделать лишний шаг в сторону. Изредка свет фар разрезал темноту, и длинные светлые дорожки бежали по шоссе. В ночном городе, в обычном тихом дворе замерла жизнь. Даже подростки не шумели под окнами, найдя более укромное пристанище. Темнота и тишина, две спутницы, неразлучные и неуютные, но иногда так необходимые.

Морозов курил и смотрел на меня. Наши взгляды пересеклись. Сначала мне это далось тяжело. Но потом я словно на экране увидела себя, его, нас обоих. И поняла, что ревность моя необоснованна, что я зря завела и себя, и его.

— Извини, я была не права.

— Ты не представляешь, что я пережил.

— Со мной тебе предстоят и не такие «американские горки».

— Хорошо, что предупредила. В это время зазвонил телефон.

— Да. Привет. Как добралась? Я? Нормально. Ты забыла косметичку. Конечно. А что еще она могла подумать? Ладно, не переживай. Целую. Пока. Ну вот, позвонила Ольга. Она ужасно расстроилась, что из-за ее рассеянности так получилось.

— Почему-то я тебе верю. — Я действительно верила, что он говорит правду.

— Но пять минут назад ты готова была…

— Иногда хватает нескольких секунд, чтобы понять, что черное, а что белое. Словно что-то сработало внутри, когда я увидела твои глаза. Ты не умеешь врать. Ты можешь произносить какие угодно слова, но глаза тебя выдадут.

Мы еще долго говорили, сидя на кухне.

— Не пугай меня так больше. Хорошо? — Я впервые видела Морозова таким. У меня сжалось сердце, когда я подумала, что вот так, в сердцах, я могла уйти, разрушив все. Разрушив наш мир. Я не могла больше выносить этот взгляд — взгляд человека, которому причинила боль.

— Хорошо. Давай объявим Великое Перемирие.

Утро ворвалось в спальню с невероятным трезвоном. Сигналили будильник, мой пейджер и телефон. Мы оба сначала растерялись и, заглушив будильник, потянулись каждый к своему средству связи.

— Ни фига себе денек начинается!

— Что-то не так?

— Поменяли репертуар. Сегодня другой спектакль. Так что я весь день буду в театре.

— Ясно.

— Ты с Игорем Андреевым давно общалась?

— Наверное, месяц назад. Может, полтора, правда, на бегу. А что?

— Возможно, мы будем делать совместный проект. Подключиться не хочешь? Пресса, пиар…

— Я в общем-то не против, но с Игорем у меня в последнее время отношения складываются странным образом.

— Что так?

— Видишь ли, я не очень люблю, когда меня начинают использовать и вспоминают обо мне тогда, когда что-то нужно. Последний его перл — это вообще что-то с чем-то. Заметь, он разыскивал меня, а не я его, чтобы написать про спектакль. Нашел не сразу, поскольку у меня, как всегда, был завал. Но фразу при этом выдал потрясающую: «Я тебя найти не могу, значит, тебе это не нужно». Вот и думай после этого: то ли я дура, то ли жопа через два «п» пишется… А когда потом ему что-то в тексте не понравилось, он меня в два часа ночи нашел, гений сыска, чтобы это высказать. А я оставляю ему информацию, так проявляется через сутки. Ведь прекрасно знает, что мне это надо было вчера.

— Может, времени не было?

— Набрать семь цифр? Не мог или не хотел — вот в чем вопрос. И вообще я стала замечать, что его «звездить» начало. Возьмусь за ваш проект, если ты сможешь направить его «тараканов» в нужное русло.

— Будет сделано.

За завтраком, если можно так назвать заглатывание кофе на ходу, Морозов рассказал мне о проекте. Мы попытались составить план действий и прикинуть, кого можем к этому привлечь. Получалось весьма любопытно.

— Ну все, я побежал. До встречи.

— Удачи.

Минут через пятнадцать ушла и я. Почти неделю не показывалась в родной редакции, поскольку умудрилась сдать тексты на два номера вперед. Но всему есть границы.

В редакции было на удивление тихо. Не к добру это. В нашей комнате сидел только Макс. Димкино место было пусто. Я сначала даже обрадовалась этому. Значит, удастся временно избежать изматывающего разговора.

— Привет. А где Димка?

— А кто его знает? — не отрываясь от компьютера, отозвался Макс.

— Сегодня же летучка. Он будет? Или у него какие-то дела?

— Может, забежит. А вообще-то он заявление об уходе подал.

— Как?!

Это показалось мне настолько невероятным, как если бы в Новый год стояла тридцатиградусная жара.

— Я не знаю, о чем вы тогда говорили в буфете, только он вернулся сам не свой. Сказал, что у него полно дел, и ушел. А на следующий день положил Алине на стол заявление.

— И она его отпустила?

— Не думаю. Но ты же знаешь, Алина — женщина мудрая. Возможно, она поняла, что Димкой в тот момент двигали эмоции, и дала ему время все взвесить и обдумать. И потом, Алина своего не упустит. Она не дура, чтобы терять такого работника.

— Да, кто бы мог подумать, — ошарашенно произнесла я.

— Ты о чем? — удивленно спросил Макс.

— Это я так, о своем.

— И все-таки о чем был этот разговор? Я ведь ни разу Димку таким не видел.

— Это личное. — Я уже стала терять терпение.

— Ты его развернула? — неуверенно предположил Макс.

— Да.

— Что, правда?!

— Ничего не понимаю. Я же просто так ляпнул. Он ведь Светку на руках носит. Какая муха его укусила?

— Он, видишь ли, меня к Морозову приревновал. Переживал, что я стану очередной жертвой ловеласа.

— Во дела! А вы что, разве с Морозовым того самого? — Сегодня Макса ожидало множество открытий.

— Как тебе сказать… — Мне надоел этот разговор. Хотелось поскорее его закончить.