– Я слышал, что она… нездорова. – Грэм постарался выразиться как можно мягче.

– Говори прямо! – рявкнул Тиг. – Всем известно, что девица полоумная и не сможет выносить наследника. Эта свадьба – безумие. Она не решит никаких проблем.

В этот миг Грэму показалось, что если бы Робина была вооружена, то убила бы его младшего брата. Он не раздумывая шагнул, чтобы заслонить Тига и избежать столкновения.

Броуди что-то выкрикнул. Тэвис повернулся к Тигу. По залу разнеслись гневные вопли и оскорбления. Только присутствие графа предотвратило кровопролитие.

– Достаточно! Очистите зал! – приказал он сыновьям Армстронга и братьям Грэма. – Вон отсюда! Дайте все обсудить с глазу на глаз.

– Я не оставлю брата в этом змеином гнезде, чтобы его здесь убили! – крикнул Боуэн.

Грэм поднял правую руку.

– Я здесь под надежной защитой, Боуэн. Выйди. Сходи к нашим людям. Проверь, чтобы все было как должно. Чем скорее мы с этим покончим, тем быстрее вернемся на свои земли.

Его братья и сыновья Армстронгов с недовольным ворчанием покинули зал.

Грэм обернулся к Робине:

– А теперь, миледи, говорите. Я начинаю терять терпение.

Тэвис приблизился к жене и встал рядом, как будто провоцируя Грэма выразить ей неуважение взглядом или словом.

– Эвелин… она другая. Видит Бог, она не дурочка. Я сама до конца не понимаю, что на нее подействовало. В юности, три года назад, она упала с лошади в ущелье. Прошло три дня, прежде чем мы ее нашли.

Грэм нахмурился.

– Значит, вы утверждаете, что она не родилась такой? Что ее недуги, какими бы они ни были, случились из-за того падения?

– Именно так. Она не родилась такой. На свете не было ребенка милее Эвелин. Умненькая, сообразительная, жизнерадостная и веселая. Она для любого стала бы завидной женой. Но после того падения она долго болела и так и не стала прежней. Она не разговаривает. Не сказала ни слова с тех пор, как очнулась после двухнедельного беспамятства.

– Это все? Значит, она не разговаривает? – Некоторые мужья обрадовались бы подобному подарку.

Робина покачала головой.

– Я пытаюсь объяснить, что она не сможет стать тебе настоящей женой. Ты не можешь обращаться с ней как с обычной женщиной. Пожалуйста, если в твоем сердце есть хотя бы тень жалости, будь к ней добр и оставь ее в покое. Нельзя наказывать девушку за грехи родственников.

Грэм ощутил, как в сердце разгорается гнев, как закипает кровь. Его лицо напряглось.

– Я не воюю против женщин и невиновных, – процедил он. – И я не желаю повторять этого снова.

– Монтгомери, клянусь тебе всем, что свято: если с моей дочерью произойдет что-то дурное, пока она будет находиться на твоем попечении, ты не уйдешь от возмездия, куда бы ни спрятался, в какую бы пещеру ни зарылся! – прорычал Тэвис. – Мы явимся за тобой всем войском, всем нашим кланом и со всеми союзниками.

– Я бы разочаровался в тебе, если бы ты поступил иначе, – отрезал Грэм. – Давай прекратим бессмысленные пререкания. У меня не больше желания брать в жены больное дитя, чем у вас отдавать ее за меня замуж. Но ни у вас, ни у меня нет выбора. Лучше покончить с этим до того, как случится что-нибудь непоправимое.

– В этом мы все согласны, – раздался голос стоявшего в отдалении графа Данбара. – Ты обозначил свою позицию, Тэвис. Говорить больше не о чем. Приведи сюда свою дочь, чтобы Грэм познакомился с невестой.

Эвелин почувствовала, как земля под ней задрожала. Подняв голову, она пыталась рассмотреть, кто скачет вверх по склону, на котором она прячется, и увидела, как Броуди из седла внимательно оглядывает окрестности. Когда взгляд брата ее нашел, Эвелин прочла в его глазах явное облегчение.

Он легко спрыгнул на землю, бросил поводья, чтобы конь мог пощипать траву, и направился к сестре. Когда он подошел ближе, Эвелин смогла прочесть по его губам:

– …Тебя ищут повсюду, Эвелин. Я так… мы все за тебя волновались. Мама совсем расстроилась. Боялась, что ты от страха убежала из замка.

Эвелин нахмурилась. Когда-то она действительно могла поступить столь эгоистично и трусливо, но больше такое не повторится. Конечно, она может трепетать от нависшей над ней угрозы брака, но все же сумеет встретить будущее с высоко поднятой головой и перед семьей ничем не выкажет своего страха. В этом состоит ее долг.

Броуди подал ей руку, помог встать, а потом, к удивлению Эвелин, крепко обнял, прижал к груди и долго-долго удерживал в объятиях.

Эвелин подчинилась, испытывая удовольствие от этого проявления привязанности. Конечно, Броуди всегда был с ней ласков. Из всех родных он выражал свои чувства наиболее открыто и никогда не обращался с ней как с неполноценной. Для него она всегда была лишь младшей сестренкой.

На сей раз все обстояло иначе. Казалось, в утешении нуждается именно он, а не она. Эвелин обняла брата за талию и стиснула изо всех сил. Разумеется, объятие получилось не очень мощным, ведь она не могла обхватить его мускулистое тело целиком.

Эвелин знала, что Броуди разговаривает с ней, и чувствовала, как вибрирует его грудь, но не хотела прерывать объятие и отодвигаться, чтобы прочесть по губам слова.

Наконец Броуди отстранился, взял сестру за руку и хотел повести к дому. Эвелин остановилась, недоуменно нахмурилась и перевела взгляд на его скакуна.

– Потом я кого-нибудь за ним пришлю. Не думал, что найду тебя так близко. Ты же знаешь, я не стану заставлять тебя ехать со мной верхом.

Эвелин оторвала взгляд от его губ и снова посмотрела на жеребца, который мирно щипал траву неподалеку. Она не испытывала ненависти к лошадям, а когда-то любила их больше всего на свете. Ненавидела она другое – неконтролируемый ужас, который охватывал ее, когда она оказывалась рядом с лошадьми, ощущала их запах, чувствовала мощь этих животных.

После несчастного случая она больше не ездила верхом и очень скучала по этим прогулкам. Ей недоставало ощущения полной свободы, когда скачешь по лугу с развевающимися волосами и ни о чем не думаешь. Теперь же одна мысль о том, чтобы сесть в седло, приводила девушку в содрогание: она ведь такая легкая, лошади ничего не стоит сбросить ее на землю.

Броуди слегка подтолкнул ее в сторону замка, потом потянул за руку. Тысячи вопросов роились в голове Эвелин, но она не знала, как заставить его понять, что ей нужны сведения о гостях.

Как выглядит вождь клана Монтгомери: нелепо? Страшно?

Она застыла на месте, высвободила свою руку, кивнула в направлении замка, потом, изображая вопрос, выразительно подняла брови.

Броуди поджал губы и резко выдохнул, слегка надув щеки, потом отвел взгляд, запустил руку в волосы и лишь тогда рискнул посмотреть на сестру. Его глаза светились печалью, тревогой и любовью.

– Прибыл Монтгомери. Он хочет тебя видеть. Он решил не оставаться у нас дольше необходимого. Граф Данбар поддерживает его желание. Боится того, что может произойти, если Армстронги и Монтгомери слишком долго будут рядом.

Эвелин приложила палец к губам брата и отрицательно покачала головой. Потом улыбнулась, не желая, чтобы он печалился. Сейчас ей, как никогда, захотелось набраться храбрости и заговорить. Сама не зная, что вылетит из ее губ, Эвелин решилась и уже разомкнула губы, чтобы издать те гортанные звуки, из которых, как она надеялась, сложатся слова, но тут брат резко отвернулся, поднял руку и что-то крикнул. Эвелин, конечно, не услышала, но почувствовала движение его тела и проследила за взглядом. Оказалось, вдалеке стоит Эйден и жестами показывает, чтобы они возвращались в замок.

Броуди положил ей руку на талию и подтолкнул к замку. Эвелин видела, что он что-то говорит ей, но ее мысли были всецело прикованы к замку, и она не пыталась вникнуть в его слова. Она знала, что именно в такие моменты ее воспринимают как полоумную, ведь она не отзывается и никак не реагирует на чужие слова. Броуди мог говорить что угодно, она все равно ничего бы не узнала.