Улыбающийся малахитовый идол, вкушающий из жертвенника так давно не приносимые дары. С его подбородка стекает жидкая металлическая юшка, падая на внушительное пузо. Он впервые за столько лет не чувствует голод и благодарно кивает им.

Лотт спрашивал их остаток ночи. В голове мелькали картины прошлого, он словно сам стал одним из этих странных людей. Чувствовал, как приходит весна, и все расцветает, как наступает благоухающее сладкими запахами лето, которое сменяет осень и его с головой накрывают листья, чтобы согреть от следующей затем лютой зимы.

Чем бы ни являлись жители Мертвого Царства, они не были врагами Лотту и Кэт. И ему от этого стало спокойнее на душе. Сны стали безмятежными и кошмары больше его не беспокоили.

Вскоре Кэт нашла небольшой ручеек. Напившись воды, они пошли вдоль источника. Со временем ручей раздался в стороны, стал глубже, ощущалось стремительное течение.

- Возможно, он нас выведет отсюда, - предположил Лотт.

Он остался разводить костер и подогревал им травяной сбор. Кэт отлучилась ненадолго и вернулась, неся в руках парочку ежей. В другой раз он отказался бы от такой еды, но в последние дни питался только ягодами, да корой. Так что выбирать не приходилось.

Кидая в закипающую воду травы, он припрятал не-могу-соврать. Когда разливал получившийся отвар, незаметно бросил несколько листков в деревянную миску желтоглазой. Пусть это не совсем честно, но за возможность получить правдивый ответ он готов забыть об этом слове.

Кэт тем временем освежевала зверьков и насадила тушки на оструганные палочки. Передав их Лотту, пошла пить травяной настой.

- И как же это вы сподобились оседлать ветер? - Лотт медленно переворачивал тушки, следя, чтобы те не подгорели. И время от времени оглядывался в сторону Кэт. Настало время для откровенного разговора.

- Сохранились ли легенды, повествующие, откуда вы пришли в эти земли? - неожиданно спросила желтоглазая.

Лотт подал жареного ежа Кэт, взял свою чашу и немного хлебнул отвара. Вкус был приятным, сладковатым и освежающим. Странно, что раньше он не чувствовал этого.

Немного подумав, Лотт вспомнил истории сказителей о том, как завернутые в шкуры люди верхом на мохнатых мамонтах пересекли ледяную пустыню, которой когда-то был Льдистый океан. Они увидели зеленые равнины и поросшие лесами холмы, многочисленные реки, в которых плавала рыба, и луга, на которых паслись дикие животные. Он вкратце пересказал Кэт то, что знал сам. О первом вожде, Прародителе, как его называют неверные. О троецарствии первых государств - плодородной Юстинии, воинственной Делии и Мортавии, наследницей, которой стали Святые Земли. Он говорил о временах, когда Солнцеград был всего лишь маленьким городом, а не столицей объединенных общей верой королевств.

Он дошел до того времени, как Гэллос и Аллана вознеслись на небеса и люди стали страдать от страшной напасти - червоточин, когда Кэт прервала его:

- И, конечно же, в ваших сказаниях и летописях ни слова не говорится о нашем народе. А ведь мы прибыли в эти земли, хоть и позже тех, кто когда-то основал Мертвое Царство, но уж точно намного раньше пришедших из-за Волчьей Пасти людей.

Когда-то покорившие-ветер были морским народом, Лотт. Наш флот насчитывал не одну тысячу многопалубных кораблей, в каждом из которых находилась команда из тысячи моряков. Но наши земли превратились в бесплодную пустыню, и тогда был созван совет из старейшин всех родов. На нем было решено пуститься на поиски новой родины.

- Я думал, вы не ведете летописей, - прервал ее Лотт. Он часто слушал о том, что большинство желтоглазых не учились людской грамоте.

- Мы знаем прошлое лучше, чем вы, - Кэт смотрела на него своими широкими золотыми глазами. Она показала свои татуировки на руках, шее, щеках. - Память о былом всегда с нами, так как еще с младенчества старейшины покрывают наше тело письменами. И каждый укол, каждый нанесенный под кожу узор - это история. Поверь, после этого ты никогда не забудешь прошлое своего народа.

Она повернулась к нему спиной, задрала низ курточки, показывая вьющиеся и заплетающиеся спиралью линии:

- Здесь говорится, что наши корабли тонули один за другим, исчезая в морской пучине. Еда заканчивалась и многие погибли, так и не увидев землю. И тогда мы бросили вызов ветру и всем его сыновьям - лютому северному, иссушающему южному, промозглому западному и сухому восточному, - Кэт закатала правый рукав, и Лотт увидел непонятные завитки тайнописи. - И была страшная бойня. Мой народ бросало за борт, разрывало на части. Глаза застило неведомо откуда принесенным песком и снежной крошкой. Прошел день, потом десять, потом сто - и ветер иссяк, потерял силу. Теперь он только и мог, что ласково взъерошивать волосы и освежать нас, когда палит солнце. Мы выстояли, не дрогнули, не бежали и не сдались.

Старейшины приказали ветру наполнить паруса и направить корабли в сторону благодатной земли, и он исполнил пожелание, доставив нас сюда. Покорившие-ветер властвовали здесь многие годы, до тех пор, пока не явились люди, - Кэт хмыкнула и озорно взглянула на него. - А ведь вы поначалу перед нами преклонялись. Почитали за высшие силы, видя, сколь многое нам подвластно.

- Например, мгновенное перемещение с одного места в другое, - Лотт затаил дыхание, ожидая, что же она скажет.

- Не только оно, - степенно отвечала желтоглазая. - Мы умели поджигать воду, превращать в пыль камень, призывать зверей, становиться невидимыми... много чего. Каждый род, каждая семья владела своим знанием. Мы записывали их на стелах, стоило только прочитать знаки и руна, отвечающая за тайное слово, навсегда становилась с нами одним целым. Просящий призывал духа-хранителя рода, который выжигал руну на коже, и покоривший-ветер обретал новое знание.

- Так вот, что я видел тогда, в Гэстхолле, - протянул бывший оруженосец. - Не понимаю. Почему твой народ, имея так много, довольствуется столь малым?

- Мы действительно считали себя лучше вас, Лотт. И смотрели на людей, как на детей. Детей, играющих в песочнице, сражающихся на палках и плачущих, когда что-то идет не так, как задумано. Мы научили вас возделывать поля, строить города. Дали людям азы тех знаний, которыми обладали сами и не заметили, как дети выросли. Увы, гордыня и для нас страшный грех. Знаешь, почему нас называют чахоточными, Лотт?

- Вы живете в Дальноводье. Грудная хворь там будет похуже чумы.

Она не ответила, смотрела на захламленную мшистыми камнями реку и потирала шрам, нанесенный духом-хранителем своего народа. Лотт доел ежа и запил мясо отваром. Зачерпнул еще. На этот раз он не почувствовал сладости, только слабый травяной привкус.

- Мы были могущественны, но не всесильны. Нас победили вы, Лотт. Маленькие, едва научившиеся стоять на ногах дети. Мы дали вам знания, вы подарили нам болезни. Разные, не только чахотку. Вымирали целые семьи. От оспы, бубонной заразы, лихорадки, кровавого поноса... а вместе с нами уходили память и знание. Всего за десять лет наш народ сократился вчетверо.

А что сделали вы? Заняли опустевшие города, изгнав больных, беспомощных "учителей" в болота. И теперь вы смотрите на нас, сирых и убогих, свысока. Так хозяин смотрит на старого пса и думает - бросать ему кость или же удавить и завести нового? Мы живем в нищете. Покорившие-ветер превратились в парий. Нас терпят в Делии и Дальноводье, но появись я на людях в открытую там, в Гэстхолле - меня забросали бы камнями только за то, что я не человек.

- Я, я не знал, действительно не знал об этом, - пролепетал Лотт, неизвестно почему почувствовавший укол вины. Возможно, не стоило продолжать, но он хотел узнать всю правду. Поэтому решился и спросил. - Но ответь тогда, что ты здесь делаешь? Зачем пришла в Земли Тринадцати? И почему, раз так недолюбливаешь людей, до сих пор меня не бросила?

Кэт рассмеялась. Ее глаза озорно отсвечивали золотом. Недоумевая, Лотт ждал ответа.

- Ну как, человек, вторая миска отвара уже не так вкусна, как первая, - насмешливо спросила желтоглазая. - Не-могу-соврать очень сладкая, почти как сахарный тростник. И мозги прочищает будь здоров. Думаешь, я не заметила плавающие в настойке молочные цветы? Как ты считаешь, хорошо ли выпытывать таким образом правду у того, кто делил с тобой еду, лечил и заботился, когда твой попутчик болел? И справедливо ли будет поменять их миски местами, пока кое-кто жарил на огне ежиков?