Желтые огоньки разгорались все ярче и ярче, распускаясь под мертвецом золотым бутоном. Ноги того задымились, но Клэй не чувствовал жара.

Он достал широкий кинжал и отрубил себе палец.

- Вот, возьми. Я вернул тебе долг. Пожалуйста, не мучай меня.

- Ты сам на себя навлек беду, Клэй, - птица выклевала один глаз и принялась за второй. - Мы дали обещание, что кто бы ни выжил, он не вернется. Мы его дали, Клэй. И ты не сдержал слова.

- Я не должен был этого делать, - простонал Клэй. Он отрубил еще один палец. Потом ухо. Боли не чувствовалось. Только голод и раскаяние. - Но я так хотел есть...

- Я был вкусным, - самодовольно прочирикала птица. - Сочным. Скажи, с меня капал жир, когда ты жарил ломтики моего тела?

- Не надо...

- Ах да, ты ведь голодаешь уже который день. Извини, что напомнил.

Птица перелетела к нему на плечо и проворковала в залитую кровью ушную раковину:

- Делать нечего, дружище. Человек - такое же животное, как олень или медведь. И такое же съедобное.

Эти слова Чили-Говорун сказал ему перед тем как кинуть монетку. Клэй понял, о чем толкует птица. Он очень хотел есть. До болезненных спазмов в желудке.

И он начал есть. Сначала пальцы, потом ухо. Он отрезал от своего тела ломоть за ломтем, но так и не мог наесться досыта.

- Ешь, ешь, - чирикала птица. - Вкусная и сочная еда. И печень. Не забудь про печень!

Расплавленное золото обратило склеп в тронный зал, вырвалось наружу и забило ключом, медленно растекаясь по округе. Поглощая собой и синелист, и мутную воду. Дремавшее зверье и склонившиеся деревья.

Первая, самая древняя червоточина нашла путь в этот мир.

Глава 2

Край мира

- Не люблю жадных людей, - ворчливо изрек Лотт, откусывая от копченого крылышка завидный кусок. - Так же как и ростовщиков.

Он зачерпнул ложкой похлебку и нечленораздельно пробубнил что-то еще.

- Выбирать не приходится, - примирительно ответила Кэт. Скрыв лицо под капюшоном, она медленно поглощала пищу, тщательно прожевывая каждый кусочек. - Да и цену он назначил вполне приличную.

Лотт подавился похлебкой и шумно откашлялся.

- Приличную?! Три серебряных марки вместо полновесной золотой? Говорю тебе, он нас обокрал!

- Господин желает травяного отвара или эля?

Лотт уставился на служанку кабака. Покрытое веснушками лицо было миловидным. Встретившись с ним глазами, девушка зарделась и улыбнулась. Зубы у нее были кривыми, но Лотт тоже улыбнулся и, погладив ее руку, произнес:

- Я буду эль, милочка. Темный, из непочатой бочки.

Девушка упорхнула в погреб и через некоторое время вернулась с кувшином пенистого напитка. Лотт отдал ей медный пфенниг делийской чеканки и прошептал что-то на ушко. Девушка закивала и покраснела еще гуще, чем прежде.

- Сдается мне, в накладе ты сегодня не останешься, - хмыкнула Кэт.

Покинуть Гэстхолл через Вкусные ворота, называвшиеся так из-за телег, наполненных едой, ежедневно проезжавших в город, они не смогли. Гулко звонил колокол часовни, стража носилась как угорелая, и ворота закрыли накрепко.

Лотт собрался было уже идти с повинной к градоправителю, уповая на его милость, но Кэт дернула его за рукав и потянула вглубь трущоб.

- Ворота - не единственное место, через которое можно попасть в город, - сказала она ему тогда.

Желтоглазая проникла в Гэстхолл через лаз контрабандистов - в одном месте раствор, держащий кладку искрошился, и камни там стояли только для виду. Разобрав проход, они покинули воспалившийся людской муравейник таким же способом, каким Кэт туда попала.

Спустя день он привел их в деревушку под неказистым названием Комары. Лотт долго и упорно торговался с хозяином таверны, стараясь выбить из старого негодяя еще хотя бы пфенинг, но напрасно. Подсвечник искусной работы ушел почти задаром, а взамен Лотт не получил ни коня, ни припасов. Только три серебряные марки и возможность пользоваться услугами харчевни неделю.

Лотт всерьез подумывал объесть скупого хозяина и тем самым возместить потерю в деньгах. Он доел копченого каплуна, принялся за пахнущий жаром печи ржаной хлеб, вымакивая им остатки ячменной похлебки, одновременно с этим пытаясь решить, как быть дальше.

Пока что он поживет в деревне. Свежий воздух, простые люди - чего еще желать? Лотт хотел подождать, пока Гэстхолл успокоится и вернуться на насиженное место. Желтоглазая не стремилась покинуть его общество и это начало беспокоить бывшего оруженосца. Кэт ему здорово помогла, но вот жить с ней бок о бок так много времени?!

Решив отложить щепетильный вопрос до завтра, Лотт хотел подняться на верхний этаж харчевни, но в коридоре приметил конопатую служанку, поманившую его к себе пальчиком.

Женщин у него давно не было. Лотт восполнил это недоразумение сполна, укрывшись с ней в погребке.

Здесь пахло сыростью, сыром и бражкой. Вскоре единственная свеча догорела, и все погрузилось во мрак.

Он не заметил, как задремал, гладя молочно-белую грудь девушки.

Его разбудил топот многочисленных ног. Люди кричали, хлопали дверями. Он услышал лязг вынимающихся из ножен мечей и в груди все похолодело.

- Тама он остановился, господа хорошие, - елейно говорил хозяин харчевни. - Я проведу, не сумневайтеся.

- Молись, чтобы он был там, смерд. Иначе будешь бит.

- Возьмем мерзавца, господин Штальс, - сказал до боли знакомый голос. - Я не сомневаюсь, что он укрылся здесь. Уж я его как никто знаю.

Значит Чума теперь в составе городской стражи? Штальс был мелким дворянином, дослужившимся до капитанского чина. Чума сдал его капитану с потрохами и теперь Лотта ожидает веселое занятие - покачиваться в петле на потеху местным жителям. Он пожалел, что тогда не стал тратить время, чтобы пощекотать бандита пером под ребрами.

Дождавшись, пока голоса стихнут на лестнице. Лотт выскользнул из погреба и опрометью бросился в сторону выхода. Нельзя медлить. Выбор у него небольшой - попытаться скрыться в чистом поле или же проникнуть в чей-то дом.

Поблизости кто-то шикнул и Лотт от неожиданности подпрыгнул на месте.

В воротах конюшни стояла желтоглазая и активно махала ему рукой. Лотт подбежал и сразу понял свою ошибку.

В стойле стояли запряженные лошади, принадлежащие его преследователям. Лотт перерезал подпругу всем кроме двух кобылиц - пегой и карей масти. Шлепнув по крупу получивших неожиданную свободу животных, он с удовольствием посмотрел на высунувшихся из окон стражников и показал им фигу.

Оседлав украденных лошадей, они во весь опор поскакали прочь из поселения.

Гнали животных целую ночь. Страх перед возможной погоней заставлял Лотта скакать все дальше и дальше. Они свернули с проселочной дороги и поехали по заброшенному полю. Зерно в колосьях пшеницы измельчало, а сами стебли вытянулись почти до каблуков наездников. В тихой ночи раздавалась трель цикад, и на небе не было ни облака. Безмятежная тишина оглашалась лишь топотом, издаваемым их кобылицами.

Когда в городе поднялась кутерьма, Чума наверняка одним из первых смекнул, что в этом темном деле Лотт каким-нибудь боком да замешан и поспешил сдать его страже за барыши. А Штальс не такой человек, чтобы ему на слово верить - взял гаденыша с собой, чтобы он опознал преступника.

Лотт разозлился на себя. У него был очень длинный язык. Когда деньги еще водились в кошеле, жизнь казалась сплошным чудом, а "блажь грешника" приносила благословенное забытье, он болтал направо и налево что знает много местечек, где можно лечь на дно. Деревенька Комары была одним из них. Поселяне не брали за постой слишком много, бражку не разбавляли, да и не болтали по мелочам.

Встретили рассвет в небольшом подлеске. Бесконечное поле закончилось развалинами древнего сруба. Хозяева то ли умерли, то ли построили другой домишко, плюнув на старое жилище. Крыша здания обвалилась внутрь, часть стены разобрали на растопку. Все подступы к развалинам закрывал разросшийся до неприличия бурьян.