Дела шли ни шатко, ни валко. Кто-то богател, кто-то умирал, а Клэй все ходил в экспедиции, тайно надеясь про себя, что этот раз все-таки станет последним.

- Знаешь, почему я назвал тебя Чили-Говоруном, - спросил привыкшую к его рукам птицу Клэй. Повернув маленькую головку, пернатая вопросительно чирикнула ему. - Когда-то давно у меня был друг. Единственный, пожалуй. Я называл его Чили-Говоруном так как он носил странное южное имя и любил поболтать о том, о сем.

Когда стемнело настолько, что мутная заводь, раскинувшаяся под лесным покровом, стала непроницаемо черной, неотличимой от перекрученных корней или комков земли, он, наконец, нашел себе местечко.

В дерево недавно ударила молния. Гикори, огромная лиственница, расщепилась надвое. В выемке между двумя надломленными половинами образовалась удобная ложбина. От обугленной древесины еще тянуло гарью, но за две недели похода от Клэя несло так, что этот запах казался ароматом магнолий. Выскоблив себе ложе, он устроился на ночлег. Потом достал свой последний сухарь, переломил хлебец, потер половинку пальцами и протянул крошки птице. Та с аппетитом склевала половину и юркнула под расшнурованный камзол.

- Теперь Чили-Говорун уже не говорит. Он труп, птичка, как и многие охотники. Он умер, спасая меня от жуткой участи. Теперь ты - мой Чили-Говорун, но болтаю из нас двоих только я. Не правда ли забавно?

Его болтовня могла привлечь хищников, но Клэй знал, что если замолчит, то останется один. Совсем один. Лучше уж, будто полоумный разговаривать с птицей, чем почувствовать себя одиноким, пропавшим где-то в глубине исходящих серными испарениями болот.

Он доел половину сухаря, но все равно чувствовал голод. Завтра нужно добыть мяса, иначе он потеряет остатки сил и не сможет отсюда выбраться.

- Я больше не вернусь сюда, Чили-Говорун. Честное слово охотника за синелистом. Это место, где вовсю веселится смерть. Когда вернусь в обжитые места, найду приличную работу, женюсь и буду растить маленьких юрких карапузиков. Что? Говоришь, в следующий раз обязательно повезет? Хммм, может ты и прав. Но он точно должен стать последним. Я так решил.

Ночь в Гиблых Топях непроглядная, жаркая и полная опасностей. Тут множество змей. Хватает и зверей с пастями полными острых зубов.

Духота выдавливала из него пот по крупицам. А большая влажность ничуть не освежала. Тысячи насекомых пили из Клэя соки, но он лежал, не моргая, готовый при любых признаках опасности вскочить и защищать свою жизнь.

Кряжистые деревья стелились вниз, к земле, скоро на них расцветут тысячи орхидей и болота наполнятся ароматным запахом.

Каждому погибшему охотнику здесь уготовлен личный цветок, думал засыпающий Клэй. Гниющая плоть хорошее удобрение. Цветистая, ароматная поляна. Или могильник. У нас на могилах тоже растут цветы, разве не прекрасно?

Сумерки окрасились странной, наполненной глубиной синевой. Задремавший было Клэй приподнялся на локте. Неужели он так оголодал, что у него начались видения?!

Между тем вдали появлялось все больше огоньков. Они вспыхивали то тут, то там, приглашая его, маня проведать их.

- Не может быть, - пробормотал Клэй. - Я не верю. Это только мне кажется. А что, если... Чили-Говорун, как думаешь - стоит пойти узнать? Хм... Ну ладно.

Он выбрался из своего пристанища, слез вниз. Ноги по щиколотки окунулись в пахнущую тиной и перегноем жижу. Неприятные ощущения, но что поделаешь.

Стараясь не чавкать, Клэй медленно, выверяя каждый шаг, пошел в сторону синих светлячков. Корни деревьев коварно цеплялись за ноги, стараясь вывести его из равновесия.

Пару раз он погрузился по пояс, но все же вышел на небольшой бугорок. Суша. Здесь небольшой холм.

Раздвинув космы влажного мха, свисавшего с болотных тополей, он вышел на поляну.

Старик Йен не врал. Старый шельма, поселившийся в Последнем Рубеже, намекал, что здесь можно поживиться и был прав.

Перед ним расцвели тысячи оттенков синего. Голубые, лазоревые, сапфировые, бирюзовые, васильковые и сизые.

Впервые в жизни Клэй Свип почувствовал себя счастливым. Птица, чирикнув ему что-то жизнерадостное, выпорхнула из-под камзола и улетела прочь.

Он стоял у небольшой возвышенности, сплошь поросшей синелистом. Тут были зрелые, налитые темно-синим цветом кусты и небольшие ростки молодой поросли. Везде, куда ни глянь - редчайшее растение запада. Ценимое - буквально - на вес золота. Синелист прятался в траве, и вздымался, доходя до первых ветвей деревьев. Он выдавливал собой сорняки и покорял стволы акаций и камеди. Он рос под камнями и на них. Он был везде. Фосфоресцирующая трава мирно росла здесь, не зная, что за ней охотится столько людей.

Поляна чудес. Поляна сбывшейся мечты. Его поляна.

Некоторое время Клэй осоловело, будто пьяный ходил вокруг. Он нагибался, срывал листок и пробовал на вкус, проверяя действительно ли это то растение. Он нарвал целую сумку, потом распихал листья по карманам. Наконец решил здесь и заночевать.

Выбирая где бы прилечь, Клэй заметил одну важную деталь. Холм был искусственным. Трава и синелист почти скрыли это, но нет-нет, да и проглядывали очертания камней, обводящих концентрическими кругами возвышенность. Таких радиальных окружностей было несколько. Они окаймляли комок земли, поднимаясь выше к вершине, которая, как заметил Клэй, немного просела вниз. Он нашел маунд - один из искусственных холмов древнего народа. Но что покорившие-ветер делали в этой глуши? Или же это не их строение?

Осторожно, стараясь не примять ценные листки, Клэй двинулся к вершине. Он оказался прав. Холм был полым в середине. Кладка из камней тут обвалилась, обнажив темный зев.

Оттуда несло чем-то знакомым и неприятным. Может там была медвежья берлога. Клэй кинул камень в проем, но разъяренного рева не услышал.

Уходить на прежнее место не хотелось, и он решился.

Он цеплялся за лианы и скользкие коренья, осторожно спускаясь вниз.

Внутри было сыро. И несло мертвечиной.

Вытянув горсть ценных листьев, он потер их, выдавливая едва светящееся масло.

Он нашел древнее захоронение. Многие могилы аккуратно разложены по окружности в специально выдолбленных в породе выемках. Лишенные плоти кости и глядящие в никуда черепа.

А посреди склепа висел Балло.

Клэй попятился, пытаясь на ощупь найти опору и выбраться из жуткого могильника.

Квартерон надрезал себе живот и вытащил кишки. Клэй не знал, как у того хватило сил, но Балло сделал свою фирменную петлю, затянул на корне, обвил вокруг шеи и спрыгнул вниз.

Сомнений быть не могло - Клэй неоднократно видел, как Балло ловко вяжет узлы, делая ловушки и силки.

В лазоревом отсвете фосфоресцирующих лепестков Клэй смотрел на труп мужчины, повесившегося в древнем могильнике. Под ногами Балло зажглись крохотные, песочного цвета искорки. Одна, две, три...

Зачем он это сделал? Что его напугало? Или заставило?

Клэй больше не хотел здесь находиться. Как он желал, чтобы эта поляна так и оставалась скрытой от глаз. И наплевать на деньги.

Он повернулся и ухватился за выступающий из земли корень.

- Опять чик уходишь? Чик-чир-рик. Ай-ай, Клэй, в этот раз даже голодный.

Сердце замерло, стало маленьким и спряталось за грудной клеткой. На негнущихся ногах он повернулся к источнику звука.

На плече Балло сидела птичка, вытянутая им из силков и говорила с ним голосом Чили-Говоруна, его единственного друга.

- Молчишь? Язык проглотил? Мой был сладким, а твой?

Клэй упал перед ней на колени. Дрожащим от страха голосом произнес:

-Ты не можешь знать. Откуда ты знаешь?

- Мне ли, твоему другу не знать? Чик-чир-рик. Это ведь я подал идею.

- Я не... Я не хотел. Я... Мы были в безвыходной ситуации.

- Да, это так, - согласилась птичка. Она перелетела на нос Балло, клюнула того в глаз. - Мы были голодны и кинули монетку. Святой или герб. Чик-чир-рик. Я дожжен был понять, что святость всегда выше знати. Всегда.