Глеб Горбовский
Падший ангел
Стихотворения
Москва
2 0 0 1
УДК 882
ББК 84(2Рос-Рус)6-5
Г 67
Оформление художника Е. Ененко
Горбовский Глеб
Г 67 Падший ангел: Стихотворения. — М.: Изд-
во ЭКСМО-Пресс, 2001. - 384 с, илл.
I8ВN 5-04-007285-6
Глеб Горбовский — один из самых известных ленинград-
ских (а ныне санкт-петербургских) поэтов-«шестидесятни-
ков», «последний из могикан» поколения Николая Рубцова,
Владимира Соколова, Иосифа Бродского. Достаточно вспом-
нить его «блатные» песни 50—60-х годов: «Сижу на нарах, как
король на именинах...», «Ах вы, груди, ах вы, груди, носят
женские вас люди...». Автор более 35 поэтических и проза-
ических книг, он лишь в наше время смог издать свои не-
опубликованные стихи, известные по «самиздату» и «тамизда-
ту». Глеб Горбовский 90-х годов — это уже новое, яркое
явление современной русской поэзии, последние стихи поэта
близки к тютчевским традициям философской лирики.
Сборник издается к 70-летию со дня рождения и 50-летию
творческой деятельности Глеба Горбовского.
УДК 882
ББК 84(2Рос-Рус)6-5
I8ВN 5-04-007285-6
© Составление, оформление. ЗАО
«Издательство «ЭКСМО-Пресс», 2001
Николай Рубцов
В ГОСТЯХ
Глебу Горбовскому
Трущобный двор. Фигура на углу.
Мерещится, что это Достоевский.
И желтый свет в окне без занавески
Горит, но не рассеивает мглу.
Гранитным громом грянуло с небес!
В трущобный двор ворвался ветер резкий,
И видел я, как вздрогнул Достоевский,
Как тяжело ссутулился, исчез...
Не может быть, чтоб это был не он!
Как без него представить эти тени,
И желтый свет, и грязные ступени,
И гром, и стены с четырех сторон!
Я продолжаю верить в этот бред.
Когда в свое притонное жилище
По коридору в страшной темнотище,
Отдав поклон, ведет меня поэт...
Куда меня, беднягу, занесло?
Таких картин вы сроду не видали.
Такие сны над вами не витали,
И да минует вас такое зло!
...Поэт, как волк, напьется натощак.
И неподвижно, словно на портрете,
Все тяжелей сидит на табурете
И все молчит, не двигаясь никак.
А перед ним, кому-то подражая
И суетясь, как все, по городам,
Сидит и курит женщина чужая...
— Ах, почему вы курите, мадам! —
Он говорит, что все уходит прочь
И всякий путь оплакивает ветер,
Что странный бред, похожий на медведя,
Его опять преследовал всю ночь,
Он говорит, что мы одних кровей,
И на меня указывает пальцем,
А мне неловко выглядеть страдальцем,
И я смеюсь, чтоб выглядеть живей.
И думал я: «Какой же ты поэт,
Когда среди бессмысленного пира
Слышна все реже гаснущая лира,
И странный шум ей слышится в ответ?..»
Но все они опутаны всерьез
Какой-то общей нервною системой:
Случайный крик, раздавшись над богемой,
Доводит всех до крика и до слез!
И все торчит.
8 дверях торчит сосед,
Торчат за ним разбуженные тетки,
Торчат слова,
Торчит бутылка водки,
Торчит в окне бессмысленный рассвет!
Опять стекло оконное в дожде,
Опять туманом тянет и ознобом...
Когда толпа потянется за гробом,
Ведь кто-то скажет: «Он сгорел... в труде».
9 июля 1962
5 0 — 6 0-е годы
ФОНАРИКИ НОЧНЫЕ
Когда качаются фонарики ночные
и темной улицей опасно вам ходить, —
я из пивной иду,
я никого не жду,
я никого уже не в силах полюбить.
Мне лярва ноги целовала, как шальная,
одна вдова со мной пропила отчий дом.
А мой нахальный смех
всегда имел успех,
а моя юность пролетела кувырком!
Сижу на нарах, как король на именинах,
и пайку серого мечтаю получить.
Гляжу, как кот, в окно,
теперь мне все равно!
Я раньше всех готов свой факел погасить.
Когда качаются фонарики ночные
и черный кот бежит по улице, как черт, —
я из пивной иду,
я никого не жду,
я навсегда побил свой жизненный рекорд!
Череповец, 1953
юность
Пили водку, пили много,
по-мужицки пили — с кряком.
А ругались только в бога,
ибо он — «еврей и скряга».
Кулаки бодали дали,
кулаки терзали близи.
На гвозде висевший Сталин
отвернулся в укоризне.
Пили водку, пили смеси,
пили, чтоб увидеть дно!
Голой жопой тёрся месяц
о немытое окно.
визит
Из цикла «Незабываемый 37-й»
Постучали люди в черном.
Их впустили, как своих.
Папа мой сидел в уборной,
сочинял для сына стих.
Мама ела торт «полено»,
я, дурак, жевал картон.
И вибрировал коленом
звездолобый пинкертон.
Он стоял в дверях, чугунный,
неподкупный, — враг врагов!
Торс гитары семиструнной
на стене — из двух подков.
И, вонзаясь в грудь комода,
пропотели вдруг в труде
представители народа —
два лица энкаведе.
Разве можно книги мучить?
Зашатался книжный дом.
И упал из шкафа Тютчев
к сапогам двоих — ничком...
Нехорошие вы люди,
что вы роетесь в посуде,
что вы ищете, ребята?
Разве собственность не свята?
НА СМОЛЕНСКОМ КЛАДБИЩЕ
На воротах Смоленского
кладбища в свое время висел
громкоговоритель
На кладбище «Доброе утро!» —
по радио диктор сказал.
И как это, в сущности, мудро!
