Он оценивал обстановку, глядя из-под еле приоткрытых век: деревянная комната, освещенная тусклой масляной лампой, за дверным проемом – еще одна комната, смежная, там свет поярче. Маленькие окошки-бойницы затянуты грязной марлей, снаружи – чернота. Пока он был в отключке, наступила ночь. В соседней комнате звучала чадорийская речь: ругань, похвальба, визгливый женский смех. Там шла пьянка. Мартин лежал на замусоренном полу, на запястьях и щиколотках – стальные оковы отнюдь не кадмийского производства. Вероятно, бандиты приобрели их в Эгтемеосе. Плохо. Если б его просто связали, он бы в два счета освободился… Сапоги, безрукавка, меч и пояс с кобурой исчезли. Шорты остались на нем. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он открыл глаза пошире и осмотрелся. Чуть поодаль лежала Мадина, полностью обнаженная, руки связаны. Лица не видно. Время от времени она вздрагивала всем телом. По крайней мере живая. Пол заплеван и замусорен: объедки, обрывки газет, окровавленные бинты, треснувший стеклянный корпус для масляной лампы, какое-то застиранное тряпье. Видимо, хозяевам этой берлоги не приходило в голову, что помойку можно бы устроить и снаружи. Вдоль стен громоздились испачканные мешки, стояли штабелем грязные деревянные ящики. Склад. Мадина тихо застонала.

– Мадина, – тихо позвал Мартин, – вы меня слышите?

Она не ответила.

– Если слышите, отзовитесь.

Стараясь не шуметь, он передвинулся к ней поближе.

– Мадина?

Она рывком повернулась в его сторону. Опухшее от слез лицо с отеками под глазами, на горле – засохшая кровь и два поперечных пореза.

– Простите меня, – прошептала Мадина. – Это я виновата. Жизнь кончена, если я сделала что-то плохое – я за все ответила. А других жизней нет и не будет. То, что приснилось мне в Канаморе, никогда не было правдой! Сотимара говорит ерунду. Я живу только один раз и не могу отвечать за прошлое, которого я не помню!

– Тихо, – шикнул Мартин. – Самое время сейчас разводить философию… Видите вон тот ржавый гвоздь?

– Да…

– Подтолкните его ко мне.

– Как? Я же связана!

– Тогда подвиньтесь.

После нескольких жалких попыток Мадина все-таки сумела отползти в сторону. Мартин передвинулся на ее место, извернувшись, нашарил скованными за спиной руками гвоздь. Теперь надо с его помощью открыть замок наручников. Придется повозиться, но Мартин когда-то специально этому учился. Лишь бы не помешали.

– Что это за шайка?

– Ублюдки из Чадоры… – Мадина содрогнулась. – Хуже келмаков… Они торгуют с каннибалами: продают им людей в обмен на чернарийские наркотики. Еще грабежом занимаются, у них тут вроде базы. Нас тоже хотят продать. Знаете, что они со мной делали, пока вы были без сознания?.. А эти их суки смотрели и хохотали…

– Сколько их?

– Трое мужчин и две шлюхи. Это не все, еще трое утром ушли в Чернару за товаром. Скоро должны вернуться. Мартин, меня никогда так не унижали, даже в Келме…

– Когда я избавлюсь от наручников, я убью их.

– Нет… – помотав головой, прерывистым от спазмов голосом возразила Мадина. – Убивать никого не надо. Даже таких людей нельзя убивать, я всю жизнь против этого боролась… Как вы освободитесь от наручников?

– Это мое ноу-хау.

– Это же невозможно…

– Мадина, заткнитесь, пожалуйста, – неловко вертя в пальцах гвоздь, прошипел Мартин. – Я уже бывал в таких ситуациях. Шансы есть. Я не брошу ни вас, ни Сотимару. А ваша задача – молча ждать и не подставляться.

Мадина опустила голову на грязный пол, прикрыла глаза. Она по-прежнему периодически вздрагивала. Почти до вывиха изогнув правую кисть, Мартин сумел совместить острие гвоздя с отверстием замка. Давненько он не тренировался, а стоило бы… Хлопнула дверь. Новоприбывших приветствовал хор пьяных голосов. Говорили по-чадорийски, но на жаргоне, которого Мартин не знал. Понятных слов раз, два и обчелся.

– …Еще телку притащили! – пронзительно взвизгнула женщина. – Ай да парни! (Непонятная фраза.) Одна тут уже есть, ее уже…!

– А эта помоложе! – мужской голос. – Сымай с ее все, посмотрим!

Смех.

«Все вы трупы, ребята, – со злостью подумал Мартин. – Дайте мне только немного времени».

– Чего она, дохлая?

– Тепленькая, дышит. Пусть в себя придет. Тащи ее к тем двум пока, а мы выпьем.

Не выпуская гвоздь, Мартин закрыл глаза и расслабил мышцы. Шаги. Звук упавшего на пол тела. Потом его пнули в бок, и кто-то сказал:

– Здоровый, а до сих пор не шевелится.

– А здоровые они все такие, когда хорошо получат, – отозвался другой голос. – Девку-то где нашли?

– В Чернаре. Валялась, как неживая. Э, девка, ты там еще не сдохла?

– Не сдохла, – засмеялся второй. – Полежи тут, мы пока выпьем, разогреемся. Та-акая телка…

Шаги удаляются. Немного выждав, Мартин открыл глаза. Она лежала у стены, около штабеля ящиков. Без сознания. Совсем девочка, вряд ли ей больше двадцати. Светлая кожа, изящно вылепленные скулы, короткий ежик блестящих черных волос, небольшая крепкая грудь с коричневыми сосками. Мартин осторожно принял полусидячее положение и опять приступил к манипуляциям с гвоздем. За работу. Освободившись от оков, он спасет от дальнейших надругательств и Мадину, и эту девочку.

– Бедный ребенок, ее тоже изнасилуют, – жалобно вздохнула Мадина.

– Замолчите, – шепнул Мартин. – Не привлекайте их внимание, а то я не успею.

Тихий звук справа. Он покосился в ту сторону: девчонка, перекатившись, сменила местоположение. Так она не в обмороке… На секунду их взгляды встретились. Глаза у нее были миндалевидные, серо-голубые, обведенные серебристыми контурами. Мартин подбадривающе кивнул ей. Девчонка вновь ловко перекатилась и оказалась рядом с треснувшей стекляшкой для масляной лампы. Развернулась спиной к стекляшке. Негромкий хруст. В смежной комнате, где шла попойка, шума не услыхали.

Мартин ухмыльнулся: все складывается не так паршиво, как началось. Если девочка успеет перетереть свои веревки раньше, чем он управится с наручниками, она ему поможет – а уж он положит всю перепившуюся банду за полторы-две минуты. Лишь бы за это время ничего не случилось с машиной и Сотимарой.

Девушка рывком освободила руки, на запястьях у нее кровоточили свежие порезы. Шаги. Она вновь спрятала руки за спину. В проеме возник длинноволосый лощеный парень с золотыми цепочками в ушах, свисающими почти до плеч, одетый грязновато, но с претензией на шик.

– А тут уже все проснулись… – протянул он, оглядев складское помещение.

Мартин изобразил тупую гримасу: он едва очнулся, мается головной болью и не соображает, где находится. Голова после удара и наркотика действительно побаливала. Мадина испуганно сжалась. Скользнув по ним незаинтересованным взглядом, бандит с пьяной усмешкой присел около девушки.

– Какие серебряные глазки… Не будь недотрогой. Все равно в Чернаре тебя скушают, а сейчас мы с тобой получим удовольствие. Так, как я это понимаю…

Она ударила с двух сторон, по вискам. Мартин оценил быстроту смазанного движения. Обшарив карманы бесчувственного бандита, девчонка вытащила револьвер и нож, вскочила на ноги и бросилась к дверному проему. Мартин видел ее стройный силуэт со спины: метнув в кого-то нож, она двумя руками подняла большой чадорийский револьвер, прогремело четыре выстрела подряд. Потом раздался истошный женский визг на два голоса, а девчонка коротко рассмеялась.

– Мартин, сделайте что-нибудь! – простонала рядом Мадина.

– А я делаю! – огрызнулся Мартин. – Не мешайте.

Ему только что удалось надежно загнать чертов гвоздь в отверстие замка, и теперь он, рискуя растянуть сухожилия, старался повернуть его под нужным углом.

– Она же людей убивает, остановите ее!

Щелчок. Левый браслет раскрылся, одна рука свободна. Не теряя времени, Мартин сунул гвоздь в замок правого браслета.

– Еще немного, и я вас развяжу, – попытался он успокоить Мадину.

Грохот падающей мебели, звон стекла. Потом приятный девичий голос по-чадорийски спросил: