Это были матерые силачи, изощренные в ремесле убийства, закаленные сознанием того, что в любой день могут кончить свою жизнь на арене, извиваясь в агонии на увлажненном кровью песке, под восторженный рев тысяч зрителей. Однако многих из них смерть застигла совершенно неожиданным способом, даже лишив их возможности напоследок сразиться.
Копая возле юго-восточного угла строения и уже переходя к его восточной стороне, рабочие вдруг натолкнулись на множество скелетов (всего же их оказалось более пятидесяти). Среди этих людей, застигнутых бедствием врасплох, двое несчастных так и остались прикованными цепями к стенам казармы. Но оказался среди них и некто из совсем иных общественных слоев: это была женщина, по всей видимости, богатая и знатная. Кости, оставшиеся от нее, до сих пор украшали жемчуга, кольца и прочие дорогие украшения.
Была ли это щедрая благодетельница, опекавшая сразу нескольких бойцов и застигнутая гибелью во время обычного визита к своим подопечным? Или она навещала в ту роковую ночь своего любимчика? Едва ли здесь годилось "романтическое" объяснение такой встречи, - особенно после того, как позднейшие раскопки обнажили граффити, свидетельствующие о чрезвычайном успехе гладиаторов среди женщин. "По фракийцу Каладу вздыхают все девушки", - гласила одна из этих надписей. В другом месте было нацарапано: "РетиарийКресцент завоевал сердца всех девушек". Но в конце концов ученые склонились к менее щекотливому толкованию причины, по которой здесь очутилась женщина. Казармы располагались неподалеку от городских ворот, выходивших в сторону Сарна. Когда в ту ночь 24 августа Везувий начал изрыгать пламя, в этом направлении устремилось множество людей. Они стали забиваться под любую крышу, какая попадалась им по пути, готовясь бежать к воде, если вулкан не утихнет. Вполне возможно, что эта изысканно одетая женщина просто принадлежала к многочисленной толпе беженцев.
Но в силу каких причин она там ни оказалась, эта находка еще раз продемонстрировала, сколь беспримерное чудо явили Помпеи, остановив само время и с фотографической документальностью сохранив подробности тех отчаянных мгновений многовековой давности. И хотя те, кому выпало раскопать это таинственное свидетельство прошлого, вскоре возвратились в поисках наживы, - это открытие стало предвестником археологического будущего. Начиная с XIX века и по нынешний день исследователи уже рассматривают Помпеи не просто как сокровищницу скульптур и мозаик, но как живой город. Многие ученые посвящали все свои научные труды вопросам, чем жили помпеяне, как они управляли городом, поклонялись богам, общались между собой, развлекались, выполняли всевозможные повседневные дела - от закупки товаров до посещения бани. Археологи совершали настоящие чудеса, нить за нитью восстанавливая сложную ткань города: улицы, рыночные площади, театры, храмы, харчевни, - все, что составляло канву древнеримской городской жизни. Мало-помалу они собрали из кусочков на диво обстоятельную картину Помпеи в период расцвета - картину, которая значительно углубила научное понимание классической древности.
Первым, кто задался целью сохранить этот древний город в его первозданном виде, был, разумеется, Фиорелли. Если бы не его старания, город могли бы разорить дотла, растащив все его богатства и навсегда загубив славу и величие замерших лавок, домов и улиц. В значительной мере ученому удалось и подготовить почву для своих преемников. В числе его первых последователь был немецкий археолог Август May, сделавший необычайно много для того, чтобы воскресить безжизненный остов Помпеи и вернуть городу его былую историю.
May, работавший в помпейском раскопе в течение последней четверти' XIX века, исследовал строительные материалы древних городских зданий и внимательно изучал украшавшие их детали, стараясь выделить основные архитектурные стили, связанные с определенными историческими периодами. Например, он проследил за применением в строительстве такой вулканической породы, как серый туф, и установил, что этот тип камня преобладает в сооружениях, возведенных во II веке до н.э. Воспользовавшись выдвинутыми May стилистическими критериями, другие исследователи разработали различные системы датировки, показавшие, как росли и изменялись Помпеи на протяжении своей многовековой истории. Кроме того, May начертил план почти каждого из крупных городских строений и усовершенствовал созданную Фиорелли карту помпейских улиц. Среди наиболее весомых научных заслуг May - его исследование предметного содержания цветных настенных росписей в Помпеях.
May затрагивал самые разные вопросы, выпуская результаты своих исследований в специальных бюллетенях, которые издавались за счет Германского Археологического института. Его труд Помпеи: жизнь и искусство - своеобразный пересмотр более ранней работы на ту же тему Дж. А. Овербека - одна из занимательнейших книг, посвященных данному предмету, которую продолжают переиздавать почти сто лет спустя. К великому разочарованию May, его изнурительный труд так и не завоевал должного признания со стороны начальства, обделявшего ученого высокими постами. Но отрицать его заслуги было невозможно. Обстоятельно проследив развитие поселения со времени его основания, May к тому же первым воссоздал убедительный образ Помпеи накануне извержения Везувия.
После того, как May и другие ученые пролили значительный свет на историю Помпеи, и уклад их повседневной жизни представлялся уже яснее, - город-призрак начал пробуждать людское воображение. Казалось, среди камней можно расслышать биение хозяйственного "пульса" общины. Развалины чуть не в голос заявляли о средиземноморском темпераменте здешних жителей. Так Помпеи понемногу обретали прежний свой лик - подвижный, красноречивый, порой жестокий.
При римлянах Помпеи переживали особый расцвет: городу благоприятствовала природа и на славу служили граждане. Круглый год по Сарну сновали суда с грузами, привозившие одни товары и увозившие в чужие края другие. Благодаря морской торговле Помпеи обрели космополитический характер, однако большей части своих богатств они были обязаны сельскому хозяйству. За городскими стенами, по широким полям бродили огромные стада овец - залог процветающей шерстопрядильной промышленности. Чуть севернее по склонам Везувия стелились заботливо высаженные ряды виноградных лоз: здешние сладкие вина славились на всю область. Еще выше, владельцы поместий выращивали маслины. Часть сразу продавали, но большинство урожая шло на приготовление масла. Об этом свидетельствуют давильни, обнаруженные как в поместьях, так и в самом городе.
Римская страсть к строительству наложила свою печать и на эту пастушескую местность. Через поля тянулся сводчатый каменный водопровод. Он брал начало у горных источников, в 25 милях к востоку, и потом разделялся надвое: один акведук уводил на северо-запад, к Неаполю, а другой - к Помпеям, проникая в город с его северной стороны. Водопровод снабжал город большим запасом воды для многочисленных уличных фонтанов, а также для терм, или горячих бань, - этой неотъемлемой части общественной жизни древних римлян. Прежде основным источником воды служили колодцы, вырытые в доримские времена. Они продолжали действовать и в эпоху империи, дополняя водопроводные запасы. Более десятка водонапорных башен, разбросанных по всему городу, служили резервуарами для акведука. Под давлением, создавшимся внутри стремительного потока с далеких гор, вода поднималась по трубам вверх - в баки на вершине башен, большинство которых достигало почти двадцати футов в высоту. Разбегаясь оттуда по ряду мелких труб, вода попадала в разные концы города и била из множества фонтанов. Эта хитроумная система весьма впечатлила May, и он предположил, что вода, должно быть, в изобилии текла в любом доме. На самом же деле количество воды порой было ограничено, и большинству семей - даже самым богатым - приходилось рассчитывать в качестве источника свежей воды на десятки общественных фонтанов. Кроме того, дождевую воду, стекавшую по желобам с крыш, собирали в покрытые изнутри слоем цемента особые цистерны, которые стояли возле общественных зданий, под перекрытиями портиков. В частных домах тоже имелись водоемы для сбора дождевой влаги.
