Я в первый и, клянусь, в последний раз увидел голую гномшу, друзья!

Визг Крессинды продолжал гулять в моих ушах, когда в зал со двора вторглись Квинтариминиэль и Скареди. Без лишних рассуждений они атаковали кверлингов со спины и убили двоих, прежде чем я вступил в игру. Хо! Выйти через черный ход и атаковать сзади, неужто и эти моралисты повзрослели? Усвоили, что с подлецами надо играть по их правилам, если хочешь победить.

Я прыгнул в зал, хрустя стеклом, и убил ближайшего кверлинга, вогнав тесак ему в спину. Подлец Фатик, ай-ай-ай! Еще один упал с ножом в горле, это сработала Имоен.

— Эркешш… махандарр! — Олник занавесил свою дражайшую половину простыней до самого подбородка.

Кверлингов осталось трое. Они отступили к магу, закрыли его телами, все такие же невозмутимые, похожие, скорее, на големов, нежели на людей. Лоснящееся лицо Рандовала перекроила гримаса досады. Вместе с кверлингами он был зажат в простенке между кухонной и входной дверями: не рыпнешься. Вдобавок к нам подоспели вооруженные и очень злые повара.

Стекло похрустывало под нашими шагами. Теперь мы наступали, и было нас — много.

— Убей его, Фатик, убей! — завизжал Тулвар. — Нет, не-е-ет! Пусть сначала отдаст мое лицо, мое тело! — Монарх подбежал ко мне, вцепился в рукав. — Это Рандовал, предатель! Пусть его пытают, пока не скажет… — Тулвар зарыдал.

Убить? Выяснять? Да нет времени ни на то, ни на другое — Рандовал услал за подмогой, нам остается только бежать. Однако в этом случае пострадает Самантий… Новая власть растопчет его, к шаману не ходи.

Пат… Я ощутил на себе вопросительный взгляд Виджи.

Кудесник сам разрешил мои тревоги. Я не успел опомниться, как его волосатые лапы раздвинули кверлингов. В большущей красной ладони мелькнуло что-то серое и круглое. Раздался сухой щелчок. Брошенный с силой, круглый предмет устремился в мою сторону, рассыпая золотистые искры.

О, Гритт, он летел не в мою сторону! Рандовал запустил его в голову Тулвара!

Время, кажется, снова замедлилось. Я дернул Тулвара на себя, монарх взвизгнул. Круглое и серое, искря, пролетело там, где только что была голова царя.

Я сопроводил предмет взглядом. Он летел к стойке, где уже хозяйничал Олник. Мой бывший напарник, как видно, решив, что драка закончилась в нашу пользу, деловито откупоривал одну из бутылок. Может, он хотел угостить Крессинду, может — хлебнуть сам, все это было неважно.

Ибо предмет ударился о лоб гнома, срикошетил от него в сторону винного шкафа и взорвался клубком яростного оранжевого пламени.

Самым краем оно поглотило голову моего напарника. Он так и запечатлелся навечно в моей памяти: гном, чьи голые плечи едва выступают из-за стойки, с головой, утонувшей в шаре безумного клокочущего огня!

Крессинда взвыла, как волчица. Имоен взвизгнула.

Я распахнул рот, чтобы вскрикнуть, и не смог: жаркая волна ударила мне в лицо, и жар этот вонял болотом, топью, трясиной, которая может засосать в самую преисподнюю, и плевать мне, существует эта самая преисподняя или нет.

Пиробласт? Быть того не может. Кто как не я недавно говорил вам, что маг не способен создать толковый огненный шар!!!

Я опомнился и закрыл Виджи своим телом. Олник упал. Крессинда рванулась к нему. Повара заорали в панике, Самантий издал рев, похожий на стон рожающей слонихи.

— Бог… ужасный! — вскрикнул Квинтариминиэль.

Я оглянулся. Выставив клинки, кверлинги сопроводили своего патрона к выходу во двор. Скареди и принц не успели им помешать. Хитрозадый чародей провел удачный отвлекающий маневр!

Огненный шар стремительно угас, но дело свое он сделал: одна за другой начали взрываться «Вина и спиртовые настойки высшего качества». И если винные бутылки лопались от того, что вино стремительно вскипело, то спиртовые настойки начали взрываться самым натуральным образом — они взрывались, выбрасывая длинные крученые языки огня, разметывали мелкие горячие осколки. Я заметил, что по бутылкам стекает какая-то зеленоватая кипящая дрянь, сграбастал Виджи, и мы под прикрытием опрокинутого стола начал подбираться к выходу в коридор, где уже маячила Имоен. Забрать вещи — и драпать. Увы, больше мы ничем…

Я оглянулся и увидел, как подол синей мантии исчезает в дверях…

Девица-Тулвар, противно визжа, оказалась рядом. Все-таки инстинкт самосохранения работал у нее как надо. Втроем мы, налегая на ножки стола и елозя коленками в опилках, подобрались к свирепо воющей Крессинде. Она склонилась над Олником. Голова моего бывшего напарника представляла собой тлеющую головешку. Пальцы покойного так и не выпустили еще не откупоренную бутылку вина…

Гномше не потребовалось разъяснений. Она обхватила Олника поперек туловища (я отметил мимоходом, что огненно-рыжие панталоны на Олнике ничуточки не обгорели) и принялась толкать стол свободным плечом. Мы быстро дотолкали наш импровизированный щит к коридору.

— Разорители-и-и! — прогрохотал в зале смертный вопль трактирщика.

Я оглянулся. Огонь уже метался под потолком. Бутылки, на которые попала зеленая дрянь, взрывались одна за другой. Самантий стоял посреди зала, вскинув к небесам кулаки, и орал. Лицо его было посечено осколками, одежда тлела, а в руке матово сверкала большая сковородка. Я вспомнил, что у Самантия имеются еще прекрасные и очень вместительные винные погреба и выругался.

— Крессинда!

Она снова поняла без слов. Только в этот раз мы вдвоем, поднапрягшись, просто подняли стол и под его прикрытием выручили несчастного трактирщика.

Мы успели. Мы вынесли вещи, запрягли свежих коней и драпанули из заведения Самантия Великолепного прежде, чем огонь подобрался к «Самым полным винным погребам по эту сторону пролива!», и даже раньше, чем по наши души явился новый отряд кверлингов. Я орал и непотребно ругался, загоняя на место постылый гарем, которым, если вы не забыли, нынче заведовал принц. В свой фургон я загнал Тулвара и Самантия. Бедняга впал в прострацию, и только молчаливые слезы стекали по его оплывшим щекам на тяжелую сковородку, которую он прижимал к груди, как младенца. Слезы, в которых полыхали отсветы пожара… Со мной же были Виджи, Крессинда и… тело Олника, который так и не выпустил бутылку.

Я стегнул коней, и мы выехали со двора. Колеса загрохотали по брусчатке.

Я погнал к воротам Серебряной Звезды, к которым примыкал гномий квартал. К счастью, на улицах не было стражи. Все или почти все население Семеринды собралось на площади, где внимало молебну ложного Каргрима Тулвара, а вход и тем паче выход из города были беспошлинные.

Мы выбрались из города вполне благополучно, и я не знал, каких богов за это благодарить.

Дорогу к Облачному Храму устилала серебристая лунная пыль… Я вздохнул, и тут… за стенами Семеринды раздался приглушенный взрыв. А потом еще один. И еще… Ох-х… Или ах-х… Смешно надеяться, что маги Талестры посчитают, будто все мы погибли от взрыва винных погребов, но ведь чудеса иногда случаются… Тем не менее я повернул караван к юго-западу. Сначала хотя бы немного запутаю следы.

Мы сделали изрядный крюк, прежде чем снова выехали на дорогу, усыпанную искрящейся лунной пылью. Прошло, наверное, больше трех часов. Виджи была рядом, мы правили фургоном совместно, нам было не до разговоров.

Тут-то за пологом фургона прозвучало громкое «шпок!». Кто-то вытащил пробку из бутылки с вином. Приглушенно ахнула Крессинда. Затем донеслось продолжительное бульканье, после которого голос — очень знакомый мне голос, правда, обзаведшийся изрядной хрипотцой — с удивлением сказал:

— Дохлый зяблик… А че случилось-то, а?

Вот и представьте: за одну ночь я потерял и вновь обрел друга, а Крессинда — своего бесценного жениха.

Да только радость наша оказалась недолгой. Гномша, конечно, была умна и позволила Олнику побулькать в свое удовольствие, затем — я внимал, полуобернувшись к пологу — заключила моего товарища в объятия.