— Значит так, слушай меня сюда. Сейчас я буду с пленным работать. Ты уходишь в зал, закрываешь поплотнее дверь и смотришь телевизор, пока отбой не скомандую. Ферштейн?
По округлившимся глазам Милы понимаю, что она себе успела надумать кучу всяческих страхов. Потому добавляю:
— Не боись, пытать не буду. Просто вдруг он ляпнет чего такого, что тебе знать не обязательно.
Девчонка испуганно кивает несколько раз и закрывается в комнате.
Алан дрыхнет без задних ног. Проверяю его карманы. По сравнению с предыдущими находками — скучная мелочевка. Все, пора. Нас утро встречает рассветом, еще пара часов, и я буду спать стоя. Челюсть и так выворачивает зевотой, а в глаза будто песка сыпанули.
Допиваю остывший кофе. Легонько треплю за плечо клиента. Тот недовольно бурчит, определенно будучи не в настроении просыпаться. Силком поднимаю, сажаю. Беркович что-то бубнит. Внимания не обращаю. Сильно щелкаю по уху и, как только Алан открывает глаза, вгоняю иглу шприц-тюбика в предплечье здоровой руки.
Не проходит минуты, как взгляд Берковича теряет осмысленность и приобретает отсутствующее выражение. Губы шпиона расплываются в дурацкой улыбке, а из уголка рта тянется тонкая струйка слюны. Почти полная потеря самоконтроля, эйфория и благость ко всему миру — в наличии. Можно начинать…
Включаю видеозапись на телефоне и спрашиваю, стараясь не интонировать.
— Имя, фамилия, должность…
— Алан Беркович, региональный представитель ЦРУ, личный номер…, номер карточки социального страхования… — хорошо отвечает, уверенно.
Вхождение прошло нормально. Облегченно вздыхаю. Ну что, понеслась звезда по кочкам?
Через час с небольшим Алан умиротворенно сопит на кровати, а я сижу в кресле и тихо охреневаю. В основном, с самого себя. Потому что бестолковый рассказ, выдавленный из мальчишки под эликсиром правды, под фундамент разрушает выстроенную мной картину всемирного масонского заговора.
Оказывается, смерть Вити Сербина и оба бандитских визита в его квартиру были организованы вот этим вот мирно сопящим мальчишкой. Лопоухим чмошником, помешанным на Джеке Райане, которого он поминал через слово. И это все! Никаким ЦРУ, АНБ, ни тем более, ФБР, мы с Милой и нахер не нужны были! И до того момента, как я сунулся к Сереге, нас с девчонкой никто не искал. Достаточно было затаиться на недельку-другую — и все, здравствуй, новая безалкогольная жизнь!
В общем утопил я старого друга. Во всех смыслах слова. И не только его утопил, но и себя подставил. Тронул камешек, и пошла лавина. Мало того, притащил прямо к Миле убийцу ее отца…
Подозрительно смотрю на розетку. Прислушиваюсь. Нет, телевизор что-то бубнит и довольно громко. Да и Мила вряд ли подслушивает. А то ведь, неровен час, бухнет в кофе мальчишке крысиного яду. Или еще каких глупостей наделает.
Разъяснилось и с Айвеном. Оказывается, я помножил на ноль не какого-то отставного морпеха или сраного рейнджера, взятого Берковичем в качестве грубой физической силы. Нифига подобного! Убитый оказался элитным оперативником ЦРУ. Да уж…
Снова начинает слегка потряхивать — недосып накладывается на понимание того, как мне повезло. По уму, шансов на победу не было — завязавший пару дней алкаш против агента… Однако везение — дама с норовом и собственными симпатиями. Не пришлось бы только как-нибудь потом за такую симпатию расплачиваться. Сегодня мне подфартило, завтра — кому-нибудь другому. Впрочем, гнусные мысли — долой. Коли везение прет, будем хватать за хвост, пока не сбежало.
Что же общей обстановки вокруг неучтенного специзделия, то приговоренный начальством к смерти «региональный представитель» Беркович знал мало, понимал еще меньше. Все происходящее для себя объяснял происками начальства.
Тем не менее, его бестолковый рассказ, совокупно с исповедью Сербина, неплохо описал ту выгребную яму, в которой мы оказались. Точнее дополнил ее более точными промерами глубины, ширины и качества заполняющей субстанции. Темпы и жестокость зачистки всего этого «братства бомбы» могли свидетельствовать только лишь об одном — амеры подарок из прошлого планируют извлекать и задействовать в своих планах. Как? И думать нет смысла, не имея исходных данных. О том, что я жив, им известно через Серегу. Стало быть, будут искать, пока не найдут.
Что все это меняет в моих вчерашних планах? Да ничего, по большому счету. Разве что Берковича нужно как-то завербовать. Это уже не Витин пьяный магнитофонный базар, это живой свидетель с паспортом гражданина США… Вот этим, пожалуй, с утра и займусь…
Смотрю на часы. Без пяти семь. Мой организм неожиданно машет рукой на необходимость сна, и я даже не зеваю. Ничего, откат еще поймает. Ближе к полудню-обеду…
Иду на кухню, ставлю чайник на плиту. С туркой заморачиваться нет ни сил, ни желания. Буду хлебать залитый кипятком кофе, делая вид, что так и надо. С горячей кружкой в руках бреду к двери в зал. Стучусь.
Мила распахивает дверь рывком, будто меня и дожидалась. Хотя она с таким вниманием обшаривает взглядом, явно в поисках крови или прочих признаков интенсивного допроса, что, скорее всего, действительно, ждала. Лишь бы не прислушивалась.
От телевизора доносятся позывные утренних новостей. Сажусь на спинку дивана. Присаживаться по-человечески опасаюсь. Спать-то вроде бы не хочется, но, стоит только прислониться, как тут же вырублюсь. А этого пока делать не стоит.
Мелькает заставка, и на экране появляются знакомые пейзажи. Оказывается, «пожар на военной базе» уже попал в блок новостей. К приезду репортеров аэродром уже был оцеплен теми самыми солдатами, которых мы с Аланом встретили по дороге в Киев. Естественно, никакой информации СМИшники получить не смогли. Поэтому по всем каналам крутили одни лишь интервью с бекающими и мекающими чиновниками, а также военными, изо всех сил пытающимися говорить на державной мове, но постоянно сбивающимися на русский язык. Интервью щедро разбавлены архивными материалами по взрывам в Кременчуге, Цвитохе и Ново-Богдановке. Изредка поминали Бровары и грохнувшуюся там в пятиэтажку ракету…
Мила, сидящая рядом, то и дело косится в мою сторону, силясь по выражению лица догадаться, каким образом мы с американцем причастны к этим событиям. Но я старательно прячу лицо в кружке. Да и по моей зевающей роже хрен бы что определил даже лучший физиономист ЦРУ.
По версии милиции, причина пожара — несоблюдение правил техники безопасности в подпольном разливочном цеху. Ну и пробитая по неустановленным причинам цистерна, спирт из которой затек на территорию хранилища боеприпасов и вызвал возгорание, с последующей детонацией…
Услышав про это, с трудом удерживаюсь от улыбки. Значит, жужиковское начальство, скорее всего, решит, что тот устранен, а Оппосум то ли зазевался и погиб на пожаре, либо по-каким-то причинам, известным ему одному, решил исчезнуть. И это вполне резонно, такая вот «нелепая смерть» — идеальный для агента-чистильщика вариант перейти на нелегальное положение. А это, в свою очередь, означало, что ни покойного Айвена, ни моего полуживого Жужика никто искать не будет.
Решив было возрадоваться, возвращаю себя на землю. Искать не будут их. А вот информацию про бомбу всяко в шредер не засунут. Значит, план набега на Русу по-прежнему в силе. Только очередность задач, похоже, следует изменить. Вначале отловить и выпотрошить Котельникова, который вполне может вывести на истинного «заказчика» всех наших проблем, а потом уж, как на аэродроме поулягутся пожарные страсти, доставать бомбу.
Как именно — сориентируюсь на месте. Бульдозер угоню или суку чекистскую в раскоп спихну. Пусть с мирным атомом разбирается с лопатой наперевес.
Становится ясным «кто», «как» и «почему». Но главный вопрос «что же задумали звездно-полосатые миротворцы», ответа пока нет. Впрочем, они, скорее всего, еще ничего и не задумали.
Со скрипом открывается дверь. Мила оборачивается на звук и только ойкает. На пороге стоит приведение. «Краше в гроб кладут», — успеваю подумать я, прежде чем явившееся нам создание в выпущенной рубашке, торчащими во все стороны волосами и опухшим лицом, на котором отпечатались швы от наволочки, хлопая ресницами и щурясь от яркого света, почти бесшумно перемещается на середину комнаты. Судя по внешнему виду, отходняки у Берковича в полном разгаре. Ну чисто упырь из сказок.
