Уже на другой стороне дороги она почувствовала, что от бега у нее развязалась подвязка на чулке. Посмотрела на пьяного – тот вертел в руках какие-то бумажки, ею же совершенно не интересовался. А открытый экипаж повернулся к ней кожаным задником. Может, никто и не заметит, если она быстро сунет руки под юбку и подвяжет чулок? С болтающимся у щиколотки чулком далеко не убежишь. Агнесс уже наклонилась, но распрямиться ее заставило оглушительное ржание. Не сразу понимая, что произошло, девушка вскрикнула…

…А затем пронаблюдала ту же страшную пантомиму, что и сидевшие в ландо, хотя, в отличие от них, не из первого ряда, а из галерки или даже из райка…

Но видела Агнесс и то, что было сокрыто от обычных глаз. Как только стрелявший отбросил пистолет и сорвал с себя манжету, его тело словно бы раздвоилось. Ошарашенная девушка потерла глаза, но тот, второй, не исчезал. Издали она не сумела бы разобрать его черты, но от нее не укрылось его странное одеяние – длиннополая ряса с капюшоном, скрывавшим лицо. Монах обогнул клерка, рывком схватил его за плечи, разворачивая к себе, и… сунул руку ему в грудь. Лицо клерка налилось кровью. Он упал, а монах, хохотнув, растворился в тумане.

Чарльз был сама кротость. Он попросил прощения и объяснил, что, как ни парадоксально, его вылазка в клуб «Аргайл», где он снял самую дорогую куртизанку, свидетельствует о его покаянии. Ему хотелось порадовать себя перед тем, как он примет мучительную, но вполне заслуженную смерть от дядюшкиных рук. Он ведь так и думал, что дядя приедет по его душу, как только получит запрос от пройдохи лендлорда. Одного лишь не учел – что дядя приедет так скоро, иначе успел бы прогнать девицу и должным образом подготовиться к страшной каре. Побрить голову, облачиться во власяницу… А кстати, как так вышло, что дядя примчался молниеносно? Запустили какие-то особые поезда?

Джеймс и не думал удовлетворять его любопытство, как, впрочем, и наказывать шалопая. Успеется. Не стоит позволять ярости водить своей рукой тому, кто может в считанные секунды превратить любое помещение в арктические льды. Однако вопрос с новой школой предстояло решать срочно. Не хватало еще, чтобы наследник Линденов остался недоучкой и осрамился на первом же заседании парламента.

– Между прочим, по школе я не скучаю, – заявил Чарльз, натягивая штаны, пока дядя, отвернувшись, изучал часы на каминной полке. – Помимо латыни и греческого, нас там учат лишь тому, как хранить величавый вид, пока тебя хлещут розгами по голому заду.

– Превосходно! – бросил Джеймс через плечо. – Как раз умение превозмогать боль больше всего пригодится джентльмену.

– А вдруг я ее не превозмогал? – подходя поближе, мальчишка загадочно улыбнулся. – Сначала приходится притерпеться к боли, а уж затем… она начинает даже нравиться.

– Тогда мне остается лишь посочувствовать тебе, друг мой. Во взрослом мире приходится платить за все услуги, в том числе и за те, которые оказывает матушка Беркли. А денег ты не увидишь, покуда не доучишься.

Лорд Линден вспыхнул, готовый заспорить, но поник под ледяным взглядом опекуна.

– В какую школу вы хотите отдать меня, сэр? – спросил мальчик понуро.

– Вот это уж совсем другой разговор. Давай подумаем вместе.

В конце концов, Итон не единственный пансион в Англии. Есть школы ничуть не хуже – Рэгби, Винчестер, Харроу. Сошлись на Рэгби, где еще витал дух прогрессивного директора Арнольда. Была бы его воля, Джеймс отправил бы туда племянника завтра поутру, но полугодие начинается после рождественских каникул. До тех же пор Чарльзу предстояло коротать дни в Линден-эбби в постах и молитвах. Иногда ему будет позволено помогать Агнесс в воскресной школе, но только в награду за хорошее поведение. В остальное время лорд Линден будет спрягать латинские глаголы, запертый в спальне.

Покончив с напутствиями, мистер Линден повелел племяннику собирать пожитки и отправляться в их дом в Мейфере. Пешком, разумеется. Просьба о шести пенсах на кэб была отклонена. Сам же пастор отправился на поиски Агнесс, которая выбирала кружева для нового платья в какой-нибудь пещере Али-Бабы, коими изобиловала Риджент-стрит – средоточие модных магазинов Лондона.

Он дошел до «Квадранта», где Риджент-стрит изгибалась, словно ее распирало от лавок, и вступил в крытую галерею, тянувшуюся вдоль дороги. По вечерам в галерее прятались девицы и подкарауливали прохожих, а с утра вокруг колонн расхаживали лоточники всех мастей. Кто торговал перочинными ножами, кто расхваливал свежие баллады, кто поднимал за шкирку щенков спаниеля. Совсем скоро в пассаже будет не протолкнуться, но к тому времени Джеймс рассчитывал найти Агнесс и увести ее из этого водоворота.

Утро выдалось серым, как обычно и бывает в Лондоне, в пассаже было темно, но еще темнее были мысли мистера Линдена.

Зря он распекал мальчишку за эскападу. Если рассудить трезво, виноват Чарльз только в том, что непотребство оскорбило взор Агнесс. Но ему, Джеймсу, на что дана голова – думать или носить широкополую шляпу, которой пугаются вороны? Нужно было выяснить, что это за место, прежде чем вести туда леди.

Если уж на то пошло, Уильям Линден стал мужчиной еще раньше, лет эдак в четырнадцать, и помогла ему доярка с молочной фермы при усадьбе. Потом она все сокрушалась, что к тому времени, когда младший брат Уильяма возмужает, сама она станет старухой и вряд ли ему приглянется – а ведь ей так хотелось согрешить с полуфейри! Уильям утешал ее, как мог, но понимал, что это и впрямь беда. Уже овдовев, он проводил время с лондонскими жрицами Киприды, предпочитая из всех заведений «Белый дом» на площади Сохо-сквер. Тот самый, где вдобавок к «Золотой», «Серебряной» и «Расписной» спальням имелся зал, где посетителей пугали механическим скелетом – этакая встряска разгоняет кровь. С собой Уильям не раз захватывал и Джеймса, о чем юноша предпочел не сообщать Лавинии, дабы не запятнать их отношения вульгарностью…

Но, по крайней мере, их с Уильямом никогда не выгоняли из школы, да еще с позором!

А все потому, что оба ни дня не проучились в Итоне.

Уильям сражался с наукой под присмотром гувернера. Джеймс был предоставлен самому себе, что не помешало ему блестяще овладеть не только латынью и греческим, но также староанглийским и арамейским – на этих языках были написаны самые интересные книги. О закрытой школе для сыновей лорд Линден даже не помышлял, поскольку слишком сильно за них боялся. Вдруг Уильям затоскует вдали от отчего дома или учителя сделают из него козла отпущения, раз учение дается ему с таким трудом? И вдруг Джеймс причинит зло своим однокашникам? Если верить балладам, такие, как он, вырывают у обидчиков глаза и развешивают на рябине. Так рисковать лорд Линден не мог.

В лавке тканей Агнесс не оказалось, и Джеймс проследовал дальше, заходя в один магазин за другим и морщась от их кичливого блеска. Приказчики, все как один, божились, что в глаза не видели рыжеволосую красавицу в платье с незабудками. Обойдя с полдюжины лавок, Джеймс расслышал голос тревоги, который прежде заглушала досада на племянника. Еще десять – и тревогу было не унять.

Агнесс исчезла, пропала без следа. Малиновка затерялась в золотой многоярусной клетке, но стоит ей только защебетать, и он тут же ее отыщет. После перелета из одного конца Англии в другой у него, полукровки, не хватит сил на еще один бросок. Зато он узнает, где она. И что она где-то есть. Живая.

«Позови меня по имени, Агнесс. Я не смогу появиться в тот же миг, но хотя бы кэб возьму. Где же ты?»

Она молчала.

За всю дорогу до Букингемского дворца, занявшую, впрочем, не более десяти минут, Агнесс рассмотрела каждую ворсинку на муфте королевы. Мех влажно блестел, отсыревший из-за тумана, но Агнесс все равно казалось, что с муфты стекает морская вода… как со шкуры Мэри.

Кроме муфты, смотреть было не на что. Поднять на супругов глаза Агнесс не смела, а стоило ей зажмуриться, как возникало страшное видение: вот монах отделяется от того, второго, как своенравная тень, вот хватает его за плечи, вот…