Я зайду в один дом, на двери которого висит табличка с именем доктора Ноймайера. Скажете, что это не еврейская фамилия? Ха. Два раза. И еще два раза. Это она сейчас немецкая, а лет пятьдесят назад в Германии вам в два счета объяснили бы, в чем ваше заблуждение. Я вообще не понимаю, каким образом наци, назвав себя арийцами, не приняли индуизм, который очень близок к иудаизму, хотя бы потому, что начинается с буквы «и». Это форменное безобразие! Если ты ариец, то есть житель индийского штата Арияна, то и вера должна быть соответствующей. Индуисты спокойные и миролюбивые люди: им просто все глубоко по фигу – иудей ты или христианин хотя бы потому, что они об этом вообще не думают. А наци умудрились настолько все перепутать, что…. Хотя, чем больше путаницы, чем более сверхъестественна теория, тем более веры в нее может оказаться у толпы. Вера, как болезнь – она возникает неожиданно и впереди нее бежит страх. Если все так таинственно – может быть там сокрыто истинное? Не может правда быть проста и элементарна. Если каждый может понять причины и следствия, то какой смысл в Боге, в государстве, в правителях и в их откровениях по телевизору и в газетах? В конце концов, любое выступление почти любого президента кажется и ему самому, и его зрителям кусочком откровения. Долой президентов всех стран! Да здравствует народное собрание – ура! А фот, фигушки: передерутся. Потому и выбираем президента по походке, по умению носить штаны или произносить банальные истины коротко, ясно и без излишних эмоций. Потому и создается образ того, кто все за нас решит. Кто даст нам немного радости в кусочке плохой, потому что дешевой колбасы. Потому и радуемся кока-коле и куску пиццы, что без них «Шоу президентов» покажется пресным. Потому и вешаем портреты президентов рядом с портретами святых и рекламой гамбургеров. Прямая ассоциация: я есть президент и вот слева от меня какой-то святой, а это есть мясо: выбираете меня – едите мясо и уважаете святого. Выбираете не меня – значит, вам плевать на святого и вы остаетесь голодными. А любому президенту нужна красивая история, в которой есть место подвигу во имя нас и еще что-то, что неподвластно нашему глупому местечковому сознанию. Потому и создается тайна, которая ни в кое мере не похожа на правду – и только в такую тайну можно верить.
А избавление от тайны только в чуде, а чудес, как известно не бывает. Вот такая жуткая истина, господа. Тайна есть, а чуда нет – сидите и принимайте на веру все, что вам говорят. Смиритесь, и да пребудет с вами Бог. В смысле: не лезьте, куда вас не просят и да продляться ваши дни в соответствие с точным небесным расписанием, висящим в каждом отделении тайной полиции вашего района.
…Стук моей руки в дверь прервал мои идиотские мысли. Если в доме никого нет, идти мне дальше на Голгофу. (Улица как раз туда и выводит). На это раз, Бог миловал. В смысле, что есть шанс не ходить так далеко. В доме что-то скрипнуло, звякнуло, закряхтело и рассыпалось. Ключ с той стороны двери повернулся, и в приоткрытое пространство выглянула часть лица с правым удивленным глазом. Потом глаз медленно раскрылся и в нем промелькнуло сразу несколько чувств: от страха до понимания, что надо быстренько стать радостным. Теперь дверь уже распахнулась, и передо мной оказался доктор Ноймайер во всей своей красе. Если, конечно, под красой понимать помятый белый льняной костюм, раритетную золотую оправу очков, криво сидящих на большом красном носу, и смятые домашние тапочки, говорящие только о том, что доктор совершенно не переносит стук собственных каблуков по деревянному полу.
- Джимми? – Его реакция была чересчур американской. Спросить мое имя, чтобы дать мне время извиниться и может быть уйти.
- Нет, доктор. А Вы случайно не сговорились? Второй раз за сегодня меня называют этим странным именем. Тем более странным кажется это имя в Иерусалиме. Давайте попробуем так: Эй! Хаим? Не получается – это хуже и не так смешно. Погодите! У меня как-то была такая машина. Не может быть, чтобы Вы знали об этом! Если Вы спрашиваете о ее здоровье, то вынужден Вас огорчить – машина умерла. Печально, конечно, но это факт. Кто-то что-то недовернул в Детройте и она, неприлично чихнув на повороте возле домика Святого Патрика, свалилась в обрыв. Слава Вашему Богу, что в ней был не я, а одна знакомая, которая в силу некоторого количества бурбона, мирно спала за рулем. Да и обрыв был на самом деле канавой. И все бы ничего, но Джимми слишком сильно подпрыгнул и его позвоночник не выдержал. Увы. Кстати, если Вы думаете, что моя знакомая перестала после этого пить, то Вы ошибаетесь: она почти перестала есть, а пить продолжает по сей день. Между прочим, ей это идет: легкий румянец экономит ей деньги на косметику.
- Понятно. – Доктор пришел в себя и стал совершенно невозмутимым. – У Вас ко мне какое-то дело?
- Совершенно никакого, доктор, если не считать небольшого желания проверить холестерин. Что-то меня стало волновать: не слишком ли много я ем свинины? Может, все-таки и вправду перейти на что-то более кошерное?
- Заходите и не святотатствуйте на Святой земле. – Доктор совсем распахнул дверь и прижался спиной к стене. – Вы не исправимы, Бальтазар.
- А Вы, доктор, надоеда. Я просил Вас не называть меня этим диким именем. Сегодня мне нравиться имя Ричард. Что-то есть в нем такое… английское, что ли. Слегка рыцарское, не правда ли?
- Уже проходите, сэр Ричард. – Доктор совсем освоился с пришествие неожиданного гостя. – Стоило бы меня предупредить. У меня же мог быть посетитель, а Вы не любите лишних людей.
- Доктор! С каких пор у Вас появились посетители? Вы стали доктором? Надеюсь, гинекологом? Потому что все иные медицинские направления от Вас крайне далеки, как Лонг-Айленд от Акапулько.
- Не настолько они и далеки, как Вам кажется. Уже проходите и все. Я психотерапевт.
Я вошел в дом. По стенам висели в изобилии странные рисунки в дешевых рамках.
- Это живопись Ваших клиентов.
- Да. Помогает. Как мне кажется. Ничего другого я не нашел в этих дурацких книжкам по психотерапии. По крайней мере, это безобидно и не наказуемо.
- А когда-нибудь это может увеличить Ваш капитал – правда?
- Ну, я работаю над этим. Идите в гостиную. – Доктор, слегка шаркая, обогнал меня, едва не зацепив один из шедевров какого-то психического гения. Как неплохо у него получается шаркать. Да и выглядит лет на пятьдесят шесть, хотя ему на самом деле пятьдесят один и редкий олень сможет его догнать, когда этот доктор вздумает смотаться.
В гостиной я уселся в огромное кресло, а доктор остановился рядом в ожидании чего-то.
- А Вы, доктор?
- Вы сели в мое кресло.
- Пардон. – Я встал и пересел на диван. – А сколько Вы берете за сеанс?
- От ста шекелей. Меня немного финансирует местная община, так что я… скажем, доступный для простых людей.
- Доступными, доктор, бывают только женщины, а доктора бывают либо плохими, либо хитрыми. Вы, например, хитрый. Кстати, а когда последний раз Вы летали на самолете?
- Вы имеете в виду мой неудачный опыт в авиационном бизнесе?
- Ну, насколько я помню, не такой уж и неудачный. Ну, так как?
- Есть один самолет, но он не совсем пригоден для дальних перелетов. А что?
- Надо бы слетать в одно место. Недалеко.
- Вам, Ричард, все не живется спокойно. Все бегаете, суетитесь. И я даже думаю, что Вы не ходите….
- В церковь? В какую посоветуете? Я в последнее время как-то запутался. Хотя, Вы правы, стоит сходить. Я подумаю. Тем более, что тут на днях они все сразу приедут на Землю Обетованную. Этакие выездные гастроли представителей всех популярных религиозных направлений. Ничего не слышали об этом?
- Кое-что слышал. Только не уверен, что это правда. Что-то случилось?
- Ничего, если не считать возможности немного заработать. Вы же знаете, доктор, что я редко появляюсь там, где ничего не должно произойти.
- Это точно, Ричард. Если Вы появились, и после этого ничего не произошло, значит, это были не Вы.