– Да, да. Верно. Чувствую запах эфира. Не горюй. Такая доза лошадь бы свалила, не то что тебя. Кого ты подозреваешь?

– Его бывшего хозяина. У которого мы Кыша купили.

Я рассказал, как мы со Снежкой ходили к нему, но не застали дома.

Проводник подвёл Рекса к матрасику. Рекс обнюхал его.

– След! Учти, Рекс, не вещи ищешь, а своего ближайшего родственника. Похитили его.

«Гар-р! – сказал Рекс. – Тут уж я сделаю всё, что смогу».

Он рванулся от матрасика в коридор, всё обнюхал и потянул проводника в подъезд.

«Неужели опять Рудик?» – подумал я.

Но Рекс потоптался на площадке, понюхал перила лестницы и побежал вниз, задрав нос, как будто брал след не на земле, а в воздухе. Я тоже понюхал перила, но запаха Кыша не различил.

– Видно, на руках унесли, – сказал проводник. Рекс на улице у подъезда заметался, заскулил, и мне стало ясно, что след Кыша пропал. Тут сто ищеек бессильны.

Рекс после его слов взвизгнул и виновато взглянул на меня.

«Не бойся! Раз я не взял след, то люди головой подумают и найдут твоего Кыша», – сказал своим взглядом Рекс.

– Ладно. Ты давай держись. Не горюй! – успокоил меня человек в синем плаще. – Мы покумекаем с Грачёвым. В случае чего – позвоним. Опиши-ка портрет своего щенка.

Я рассказал как мог. Он поговорил о чём-то с тётей Кланей, расспросил некоторых жильцов, сел вместе с Грачёвым и Рексом в машину, толпа расступилась, машина дала сигнал и уехала.

Если бы не Снежка, мне снова показалось бы, что я очутился в мёртвой пустоте.

Снежка меня успокаивала, рассказывала, как её бабушка во время войны потеряла карточки, по которым выдавали хлеб, и чуть не умерла от горя. Но один благородный человек повесил объявление в булочной, что нашёл карточки Соколовых, и вернул их бабушке. А бабушка от радости написала про это письмо на фронт дедушке и Снежкиному папе. Снежкин папа ответил, что его батальон шлёт тому благородному человеку боевой привет и обещает быстрей разбить фашистов, чтобы в булочных без карточек продавали чёрный и белый хлеб, бублики и сдобы. Так оно и было. Только Снежкин дедушка не вернулся с войны…

Тут уж мне пришлось успокаивать всплакнувшую Снежку. Маме и папе я решил не звонить. Зачем расстраивать их на работе? Придут домой и всё узнают.

В этот день они пришли домой вместе. Папа пожал Снежке руку и сказал, что очень рад с ней познакомиться. Потом он достал из портфеля свёрточек и протянул мне.

Я развернул бумагу. В ней лежал тёмно-жёлтый, с бронзовыми кнопками ошейник и мягкий кожаный поводок.

Новенький ошейник расплывался у меня перед глазами, но я, сжав зубы, старался не зареветь.

– Алёша! Ты не заболел ли? – спросила мама. – Может, в школе что-нибудь натворил. А где Кыш?

И я рассказал маме и папе про весь сегодняшний день…

Мама присела от неожиданности, а папа молча заходил по квартире, потирая обросшие за эти дни щёки.

Несколько раз к нам звонили соседи и высказывали догадки насчёт местонахождения Кыша.

– Надо действовать! – сказал папа. – Собака – не иголка. Захотим – найдём. Только не ныть! – прикрикнул он на меня.

Мама разогрела обед и сказала, что нужно поесть, набраться сил и терпения и приняться за поиски.

Я с отвращением возился ложкой в тарелке с супом. Снежка ела просто так, чтобы не обижать маму. А мама и папа здорово проголодались на работе и обедали, правда, тоже невесело.

И вдруг мама, вздохнув, положила в папину пустую тарелку огромную мозговую кость с жиром, мясом и хрящиками. У меня тоскливо заныло сердце. Папа посмотрел на кость, перевернул её и отодвинул от себя тарелку. Мама положила кость обратно в кастрюлю. И тут я почувствовал, что мы не можем не найти Кыша!

– Только бы он был жив! – сказала мама.

– Что же это происходит! – стукнул папа кулаком по столу, и вся посуда на нём жалобно звякнула. – Ничего не понимаю! Среди бела дня крадут щенка, то есть члена нашей семьи!

Я отметил, что раз папа назвал Кыша членом нашей семьи, то, значит, он досрочно перестал быть щенком с испытательным сроком…

– Это всё равно, что вот сейчас вы закроете на секунду глаза, а меня тяпнут, ляпнут и, так сказать, уведут неизвестно куда!

Снежка закрыла на секунду глаза, потом открыла и вздохнула с облегчением, увидев моего папу на том же месте.

Тогда я тоже закрыл, не знаю на сколько, глаза, потом открыл, и мне стало жутко: папы не было за столом. Только ветер теребил штору внезапно открывшегося окна. Мама рукой смахнула со щеки слезинку, как будто у неё на глазах только что похитили папу – главу нашей семьи.

Тут я услышал его голос. Папа с кем-то говорил по телефону.

Потом мы оделись, опять пошли к хозяину Кыша, и папа на десяти домах повесил написанные красным карандашом объявления.

Умей я писать, они давно бы уже висели и, может быть, мы имели какие-нибудь сведения о Кыше.

Объявление папа написал такое:

«Пропал щенок!!! Длинношёрстный. Белый. Уши тёмные. Чёлка на лбу. Вернувшего по адресу 5-я аллея, 6, кв. 7 ждёт вознаграждение. Будем благодарны за любые сведения».

– Прямо стихи души, – сказал папа, – уши тёмные, чёлка на лбу…

На улице было темно и холодно. Дул ветер, моросил мелкий дождик. От него всем нам было ещё грустней, и мы не разговаривали.

…На этот раз после громкого стука в дверь в квартире послышалось шарканье тапочек. Кыш, к сожалению, не залаял.

Дверь открыл бывший хозяин нашего щенка, но вот что удивительно: он не был похож на человека с Птичьего рынка и с витрины «Крокодила». Лицо его было побрито, оно не дёргалось, и глаза не бегали по сторонам.

Наш приход его не удивил.

– Можно? – хмуро и нетерпеливо спросил папа.

– Я случайно не прозевал ваше здравствуйте?

Хозяин Кыша стоял на пороге, не приглашая нас войти.

– Извините. Добрый вечер, – поправился папа. – Тут такой момент, что голова идёт кругом.

– Заходите. Встреча как в сказке, но я знаю, зачем вы пришли и откуда у вас мой адрес. Меня зовут Николай Иванович.

– А в «Крокодиле» написано Николай Васильевич, – подозрительно заметил я.

– Дежурный составлял в милиции протокол и ошибся, – спокойно объяснил Николай Иванович. – Недавно мне звонил оперативник Володькин. Ничем порадовать вас не могу. Собачку не крал и не знаю, где она.

Папа долго не отвечал. Он смотрел в глаза Николая Ивановича, а Николай Иванович смотрел в глаза папы, как будто они оба играли в гляделки.

– Извините. Но искать-то пса надо, – наконец, смутившись, сказал папа.

– М-да! Спасибочки за подозрение. Прошу в комнату. Садитесь.

Мы зашли в комнату. Снежка сразу засмотрелась на полки, с какими-то странными стеклянными фигурами и трубочками.

Папа коротко рассказал, как всё получилось, и ещё раз извинился за подозрение.

«Прости меня, Кыш! Прости! Если бы я знал, где тебя искать!!» – только и думал я, не находя себе места от горя.

– Подскажу вам вот что, – сказал Николай Иванович. – Здесь неподалёку есть институт. Там проводят всякие опыты на животных. Я слышал, что там покупали собак. Сам туда хотел продать. Да жалко стало. Сходите узнайте. Правда, час поздний. Вы зарегистрировали пса?

– Собирались и дособирались, – сказал папа.

– А на кошках там тоже проводят опыты? – испуганно спросила Снежка.

И тут я вспомнил, как однажды папа вслух читал маме статью из «Знания – сила» про то, как подопытной собаке отрезали голову, а потом пришили обратно. Да не одну, а сразу две. А другую собаку умертвляли и оживляли. А овчарке отрезали заднюю ногу и снова пришили. И она прижилась. Даже фотографию видел.

Папа ещё восхищался золотыми руками хирургов и доказывал маме, что такие опыты необходимы для всего человечества. И что если одному человеку пересадили чужое сердце, то это сделано благодаря опытам на тысячах собак, обезьян и других животных…