Сэр Перси отошел в сторону, пропуская Маргерит. Она разочарованно вздохнула. Гордость и страсть боролись в нем, и гордость оказалась победительницей. Возможно, она вообще ошиблась, и в его глазах светилась не любовь, а ненависть. Несколько секунд Маргерит стояла, глядя на мужа, снова ставшего неподвижным и бесстрастным. Серый рассвет постепенно уступал место розовым краскам восходящего солнца. Птицы начинали щебетать. Природа пробуждалась, отзываясь счастливой улыбкой на тепло октябрьского утра. Но между двумя сердцами оставался непреодолимый барьер обоюдной гордости, который ни одна из сторон не желала нарушить первой.

Сэр Перси склонился в церемонном поклоне, когда Маргерит с еще одним горьким вздохом начала подниматься по ступенькам террасы.

Длинный шлейф ее шитого золотом платья с ритмичным шорохом смахивал со ступеней опавшие листья, когда она плавно скользила наверх, положив руку на балюстраду. Розовый свет зари окружал ее волосы золотистым ореолом, поблескивая в рубинах на голове и руках. Маргерит подошла к стеклянной двери, ведущей в дом. Перед тем, как войти, она снова бросила взгляд на мужа, все еще надеясь увидеть его протянутые к ней руки и услышать голос, просящий ее вернуться. Но он не шевелился; его массивная фигура казалась воплощением несгибаемой гордости или бешеного упрямства.

Слезы вновь обожгли глаза Маргерит. Не желая, чтобы муж увидел их, она быстро повернулась и побежала наверх, в свои апартаменты.

Если бы Маргерит еще раз бросила взгляд на залитый розовым светом сад, то ее страдания сразу бы уменьшились, ибо она увидела бы сильного человека, обуреваемого страстью и отчаянием. Гордость и упрямство, наконец, исчезли, уступая место слепой всепоглощающей любви. Как только шаги Маргерит замерли в доме, сэр Перси опустился на колени и стал, как безумный, целовать ступени террасы, к которым прикасалась ее маленькая ножка, и каменную балюстраду, где покоилась ее рука.

Когда Маргерит вошла к себе в комнату, она застала там горничную, которая очень беспокоилась за нее.

— Ваша милость так устали, — промолвила бедная женщина, глаза которой слипались от сна. — Уже больше пяти утра.

— Конечно, устала, Луиза, — ласково ответила Маргерит. — Но ты устала не меньше, так что отправляйся спать. Я лягу сама.

— Но, миледи…

— Не спорь, Луиза. Дай мне халат и оставь меня одну.

Луиза с радостью повиновалась. Забрав нарядное бальное платье хозяйки, она облачила ее в мягкий халат.

— Ваша милость желает что-нибудь еще? — спросила Луиза.

— Нет, ничего. Погаси свет, когда будешь уходить.

— Хорошо, миледи. Доброй ночи.

— Доброй ночи, Луиза.

Когда горничная ушла, Маргерит отодвинула занавесы и открыла окно. Сад и река перед ним были залиты розовым светом, который далеко на востоке уже скрашивался в золотой лучами восходящего солнца. Лужайка была пуста, и Маргерит бросила взгляд на лестницу террасы, где несколько минут назад она стояла, тщетно пытаясь вернуть любовь мужчины, некогда принадлежавшую ей.

Странно, что несмотря на все огорчения и беспокойства за Армана, она испытывала в этот момент лишь острую душевную боль. Маргерит жаждала любви человека, который с презрением отверг ее, остался глух к ее нежным призывам и надеждам на то, что счастливые дни в Париже еще не окончательно забыты.

Маргерит понимала, что все еще любит своего мужа. Вспоминая последние месяцы одиночества и враждебности, она сознавала, что никогда не переставала любить его и в глубине души всегда ощущала, что его дурачества, глупый смех и праздное времяпровождение — всего лишь маска, скрывающая сильного, страстного и целеустремленного человека. Его личность, словно магнит, привлекала Маргерит, которая всегда подсознательно чувствовала, что сэр Перси под внешним обликом тугодума прячет от всего мира и особенно от нее нечто совсем противоположное.

Женское сердце являет собой загадку, разгадать которую часто не под силу даже его обладательнице.

Неужели Маргерит Блейкни, «умнейшая женщина Европы», полюбила дурака? Можно ли назвать любовью чувство, испытываемое ею к сэру Перси год назад, когда она вышла за него замуж? Продолжала ли она любить его теперь, поняв, что он все еще ее любит, но больше не станет рабом, обожающим свою госпожу? Маргерит не могла ответить на эти вопросы, возможно потому, что гордость препятствовала ее уму понять ее сердце. Но она твердо знала, что намерена вернуть любовь мужа, несмотря на его упрямое противодействие, беречь и лелеять ее, чтобы никогда больше не потерять, ибо без этого для нее невозможно счастье.

Обуреваемая противоречивыми мыслями и эмоциями, Маргерит не следила за временем. Измученная усталостью, она вскоре закрыла глаза и погрузилась в беспокойный сон, наполненный сумбурными сновидениями, отражавшими смятение ее души. Внезапно она проснулась от звука шагов за дверью.

Вскочив, Маргерит прислушалась. Шаги удалились, и в доме стало тихо. Лучи утреннего солнца заливали комнату светом сквозь широко открытое окно. Она посмотрела на часы — была половина седьмого, слишком ранний час для того, чтобы кто-нибудь из слуг уже поднялся. И все же ей казалось, что ее разбудил звук шагов и даже тихие приглушенные голоса.

Медленно, на цыпочках, Маргерит пересекла комнату, открыла дверь и прислушалась. Ни звука — повсюду царила тишина, свойственная раннему утру, когда люди спят наиболее крепко. Внезапно увидев лежащее на пороге письмо, она не сразу смогла себя заставить поднять его. Ведь когда она поднялась наверх, письма, безусловно, не было. Быть может, его уронила Луиза или это дело рук призрака?

Подобрав, наконец, послание, Маргерит с удивлением увидела, что оно адресовано ей, о чем свидетельствовала надпись, сделанная крупным почерком ее мужа. О чем он мог писать ей на рассвете? Неужели это сообщение не могло подождать еще несколько часов?

Маргерит вскрыла конверт и прочла:

"Непредвиденные обстоятельства вынуждают меня срочно отбыть на Север, поэтому умоляю Вашу милость извинить меня, если я не воспользуюсь честью проститься с Вами. Дела могут задержать меня примерно на неделю, поэтому я не смогу присутствовать на приеме на воде, которую устраивает Ваша милость в среду. Остаюсь самым преданным и покорным слугой Вашей милости.

Перси Блейкни".

Должно быть, Маргерит заразилась у своего супруга тугодумием, ибо ей пришлось несколько раз перечитать эти простые строки, прежде чем она полностью поняла их смысл.

Стоя на лестничной площадке, молодая женщина вертела в руках краткое таинственное послание, обуреваемая волнением и непонятными предчувствиями.

У сэра Перси были обширные владения на Севере, и он часто ездил туда один и оставался там на неделю, но казалось очень странным, что обстоятельства вынуждали его уехать в шесть утра и в такой спешке.

Маргерит тщетно пыталась успокоиться — она дрожала с головы до ног. Ее охватило неудержимое желание увидеть мужа сейчас же, если только он уже не отправился в путь.

Забыв, что на ней один утренний пеньюар, и что волосы свободно падают ей на плечи, Маргерит сбежала с лестницы и бросилась через холл к парадной двери.

Она была, как обычно, заперта и закрыта на засовы, ибо домашняя прислуга еще не встала, но острый слух Маргерит различил звуки голосов и стук лошадиных копыт по каменным плитам.

Дрожащими пальцами Маргерит начала отодвигать тяжелые и крепкие засовы, царапая кисти рук и ломая ногти. Но она не обращала на это внимание, трясясь от ужаса при мысли, что муж может уехать до того, как она увидит его и пожелает ему доброго пути.

Наконец, Маргерит повернула ключ и открыла дверь. Слух не обманул ее. Грум держал наготове пару лошадей — одной из них был Султан, самый любимый и быстрый конь сэра Перси, оседланный для путешествия.

В следующий момент из-за дальнего угла дома появился сам сэр Перси и быстро направился к лошадям. Он сменил роскошный бальный костюм на столь же изысканный и нарядный камзол с кружевными манжетами и жабо, штаны и высокие сапоги для верховой езды.