Они переглянулись. Гешко многозначительно повертел в руках свой мобильный телефон — такой же плоский, вылизанный и претенциозный, как и его хозяин. Известие о нашей отставке смутило их. И они считали себя обязанными как-то отреагировать на эту волнующую новость. Чадов, по крайней мере, поскольку он в их связке носил звание старшего офицера.

— В таком случае, господа, — заявил Чадов, — я попрошу вас предъявить увольнительные документы. Оперативники вашего уровня могут создать много проблем, находясь в свободном полете. Особенно если станут нарушать принцип невмешательства в процессы Службы Справедливости. Поэтому мы хотели бы удостовериться что заявленное вами соответствует действительности.

— И еще мы хотели бы узнать истинную цель вашей поездки, — подхватил Гешко.

— А отсосать вы у нас не хотели бы? — вступил в разговор Свин.

— Вы отдаете себе отчет в своих словах, офицер Свин? — спросил Чадов, брезгливо поджав губы.

Он и Гешко больше не улыбались. Приятно. Уже победа, пусть совсем незначительная.

— Нет, парень, это ты забыл свое место, — рявкнул Свин. — Что, крылья за спиной выросли, в ангелы метишь? Тебе же русским языком сказали, что мы на пенсии. Не знаю, кто заведует уставом в СС, но всем остальным хорошо известно, что означает данный факт. Мы переведены в разряд обычных людей, не посвященных в энергетические процессы, происходящие на Земле. И проверять у нас документы имеют право только менты на вокзалах. Ну, может, еще они же на дорогах. Но никак не гомики из СС.

— Если вы солгали про увольнение, вас ожидают большие неприятности, — предупредил Гешко.

— Не волнуйтесь, — успокоил его я, — большей неприятности, чем встреча с вами, мы и представить себе не можем.

Сделав лицо потомственной аристократки, изнасилованной отребьем, Чадов отдал нам честь и пошел прочь. Гешко поспешил за ним.

— Здорово мы им врезали, — порадовался я.

— Здорово, — согласился Свин. — Вот только что делает здесь эта парочка?

Я пожал плечами.

— По-видимому, дело с Блуждающим Сгустком и впрямь затевается нешуточное, — решил Свин, после чего предложил: — Пойдем посидим. В ногах, как говорит Ангел, правды нет.

Мы отошли к кованой зеленой ограде. Я сел на скамейку, Свин примостился у моих ног. Заметно похолодало, плащ уже не защищал от порывов холодного колючего ветра. Я долго возился с пуговицами, стараясь застегнуть его поплотнее. А когда поднял голову — перед нами уже стояла гостья.

Стройная девушка с копной роскошных рыжих волос, трогательно вьющихся ближе к плечам. Длинные ноги, плоский живот, небольшая упругая грудь. Лицо живое, приятное. Такие гибкие создания обычно рекламируют дорогое нижнее белье на страницах глянцевых журналов. На вид ей было около двадцати лет.

— Здравствуйте! — немного смущенно сказала она.

Я вежливо наклонил голову. Свин галантно шаркнул копытом об асфальт.

— Не подскажете, какая это станция?

Я повернул голову, чтобы прочитать надпись на здании вокзала. Но Свин оказался проворнее.

— Мы стоим на станции Прибрежная.

— Ой, — изумилась девушка, глядя на меня, — у вас поросенок разговаривает! Это какой-то фокус, да?

— Никаких фокусов, — заверил я ее. — Он действительно говорит, вам не кажется. Только это не поросенок, а Свин. Меня же зовут Гаврила.

— Вы, наверное, чревовещатель, — не поверила мне юная фея. — Я видела по телевизору. Там мужчина сидел рядом с куклой, и казалось, что она говорит. А на самом деле слова произносил он, только с закрытым ртом.

— Как вам будет угодно, — снова поклонился я.

— Хорошо, что мы так долго стоим, — сказала девушка, подставляя лицо ветру. — В вагоне ужасная духота. Да и военный с бокового места все время приставал… Уф! Хоть подышу немного. Отличная погода, не правда ли?

Я поднял повыше воротник плаща. О погоде, конечно, можно было поспорить. Но мы ехали в спальном вагоне с кондиционером. А девушка, судя по всему, — в набитом, словно селедкой в бочке, плацкартном. После такой духоты любая слякоть обрадует, это верно. И я вполне мог бы согласиться со словами девушки. Если бы не одно «но»: она была полностью, абсолютно, бескомпромиссно обнажена. Ни единого лоскутка материи на упругом молодом теле.

В ярко освещенном вагоне началось какое-то движение. Стоявшие на перроне люди расступились, позволяя двум парням в парадной форме десантников вынести что-то из вагона.

— Чего они так суетятся? — спросила у нас девушка. — Вы видите, что они выносят?

Я со вздохом покачал головой.

— Пойду посмотрю, — сказала девушка и, развернувшись, сделала шаг в сторону вагона.

— Я бы тебе не советовал, милая, — сказал Свин.

— Почему?

— Боюсь, детка, они выносят тебя.

— Что?! — изменилась она в лице.

Мы молчали, разглядывая трещины на асфальте.

— Так нельзя шутить! — вскрикнула девушка и бросилась к вагону.

Свин медленно зацокал копытами вслед за ней. Я тоже поднялся со скамейки и пошел к дверям вагона, спрашивая себя, зачем я ввязываюсь во все это.

Свин не ошибся. Из вагона действительно выносили тело девушки. Двое молодых ребят, стриженных под бобрик, в кое-как накинутых на плечи дембельских кителях с аксельбантами, держали тело с двух сторон. Она была одета в полосатую футболочку от «Гуччи» и розовые спортивные штаны. На беспомощно болтавшихся из стороны в сторону ступнях белели пуховые носочки с вышитыми на щиколотках ромашками. Рыжие волосы подметали асфальт.

Следом за дембелями шел пожилой лысый мужчина в запотевших очках. Я сразу понял, что это — тот самый врач-реаниматолог, о котором говорил Чадов.

— Расступитесь! — приказала проводница плацкартного вагона — невысокая хохлушка с выдохшимся перманентом.

Люди образовали плотное кольцо. Солдаты положили тело девушки на мокрый асфальт.

— Ну, дыши же, дыши! — наклонился над ней один из парней. По-видимому, он и был тем самым неудавшимся ухажером.

Я разглядывал голову девушки. Она лежала лицом в небо. Рот открыт. Лицо расслаблено. Очень неестественно, надо сказать, расслаблено. Или, наоборот, слишком естественно. Определениями можно долго играть, согласен.

— Доктор, что же вы стоите! — воскликнул десантник. — Сделайте что-нибудь!

Реаниматолог снял с носа очки и преувеличенно тщательно стал их протирать.

— Молодой человек, я уже тридцать лет занимаюсь подобными случаями. Мы сделали все, что могли. Она умерла. Делать искусственное дыхание трупу бесполезно. Свяжитесь лучше с милицией. Пусть вызовут машину из морга.

Где-то сбоку раздался громкий крик. Стоявшие над телом девушки люди на него не отреагировали. Все правильно: живые не слышат воплей умерших. И я бы не услышал, но Свин тайком подключил меня к своим чувствам восприятия мира. Он умел делать такие штуки, хотя в данном случае смысл его поступка я пока не улавливал.

Эфирное тело девушки стояло за спинами людей. Она в ужасе закрыла руками рот. Глаза расширились до невообразимых пределов. Что делать, созерцать собственный труп всегда нелегко…

Народ суетился. Начальник поезда побежал в здание вокзала искать милиционеров. Проводницы успокаивали хохлушку, каждая старалась сунуть ей в руку таблетку. Подошедший со стороны локомотива кряжистый машинист с вислыми седыми усами пытался кричать, что состав, мол, нарушает график движения и не может стоять так долго на станции. Но его никто не слушал.

Между тем девушка, — точнее, ее душа, заключенная в эфирное тело, — подбежала к нам со Свином.

— Пожалуйста, помогите мне! — с мольбой попросила она.

— Мы не можем, солнышко, — тихо сказал я.

— Но вы видите меня! А я вижу вас! Значит, вы можете что-то сделать…

— Увы, не всякий видящий обрящет и не всякому делающему отворят, — пробормотал я.

— Да что вы несете!! Мне нужна помощь! Ну пожалуйста, пожалуйста!

Свин потянул меня зубами за подол плаща, показывая, что хочет поговорить с глазу на глаз. Мы отошли немного в сторону.