— Я сказал господину Уолсингему, что применение Pulex pestis вполне могло бы оказаться смертоносным для врагов Англии, но предостерег его от последствий. По моему мнению, опасность самоуничтожения при этом ничуть не меньше. Я считаю, ваше величество, что тот, кто играет с огнем, сам в нем и погибнет.
— Я рада, что вы так думаете. Мне омерзительна одна мысль о том, что мои солдаты будут вскоре сражаться с блохами в ранцах. Если господин министр снова обратится к вам за советом, я запрещаю вам консультировать его.
— Как прикажете, ваше величество. — Витус изящно поклонился.
Елизавета с удовлетворением наблюдала за ним. «Все-таки благородство не спрячешь, — подумала она. — Молодой Коллинкорт оказался достоин своих предков. Если поразмыслить, мы, Тюдоры, находимся в дальнем родстве с Коллинкортами, как, собственно, почти со всеми домами высшей аристократии. Кажется, какой-то давно умерший кузен графа Уилтшира, моего деда по материнской линии, был женат на герцогине Коллинкорт».
Намереваясь закончить беседу, Елизавета раздумывала, требует ли вежливость пригласить визитера на обед, следующий за аудиенцией. Трапеза проходила ежедневно именно в этом зале, и ей предшествовали бесчисленные пышные приготовления. Королева их терпеть не могла, но они были необходимы, хотя бы для того, чтобы произвести впечатление на гостей высокого ранга и дипломатов и чтобы исключить опасность отравления. После того как лейб-гвардейцы накрывали обеденный стол и двое слуг символически натирали его хлебом и солью, они же выносили множество позолоченных блюд с различными яствами, разумеется, многократно при этом кланяясь. После этого горнисты и барабанщики подавали сигнал, созывая к столу гостей.
Однако прежде чем можно было приступать к трапезе, еду проверяли на удобоваримость. Для этого появлялась одна из придворных дам; проделав множество реверансов, она вынимала специальную ложку и пробовала каждое кушанье. Потом наступала очередь королевы выбрать блюда, которые должны быть сервированы… До невозможности унылый ритуал! Елизавета не помнила, когда она в последний раз ела что-то горячее.
Решение не приглашать молодого Коллинкорта пришло спонтанно. Он был слишком хорош, чтобы сидеть вместе со всеми за обеденным столом. От нее не укрылось, что придворные дамы уже сейчас шушукаются о нем и фрейлины что-то живо обсуждают. Разумеется, все воображают, будто она ничего не замечает. Елизавета решила серьезно поговорить с девицами: такая необходимость опять назрела. Время от времени ее величество имела обыкновение раздавать оплеухи или поступала еще более жестоко — отсылала провинившуюся обратно в отцовское имение. Бывали даже случаи, когда она запрещала браки, особенно если амурные отношения возникали за ее спиной.
Нет, молодой Коллинкорт не будет участвовать в обеденной трапезе и не будет жить при дворе. Она давно приняла такое решение. Хотя он и был, как поговаривали, искусным врачом, но как королеве ей были нужны компаньоны, способные развлечь ее и поболтать на любую тему — будь то музыка, искусство или литература, а этими качествами кирургик вряд ли обладал. Тем более что в Уайтхолле уже набралось достаточно льстецов, подхалимов и подпевал, которые стоили уйму денег, столь необходимых, если верить лорду-казначею сэру Уильяму Сесилу, на тысячу других, куда более важных нужд.
— Я беседовала с министром Уолсингемом о тайне вашего происхождения, — произнесла она вслух. — По его мнению, не остается никаких сомнений в том, что в ваших жилах течет кровь Коллинкортов.
Неожиданная смена темы застала Витуса врасплох, однако он быстро взял себя в руки.
— Это чрезвычайно радует меня, ваше величество! Как вы, может быть, слышали, адвокатус Хорнстейпл в прошлом не упускал случая оспорить мое происхождение. Чаще всего в ход шел так называемый аргумент, что мною якобы заменили ребенка, которого леди Джейн подкинула к воротам монастыря Камподиос.
Елизавета начала теребить пальцы своих белых перчаток — верный признак того, что ее интерес к аудиенции ослабевал.
— Уолсингем выдвинул убедительный контраргумент: он сказал, что ни одна мать не заменит своего ребенка на чужого — такой поступок был бы лишен всякой логики.
— Я абсолютно согласен с ним, ваше величество. Но вторым голословным утверждением Хорнстейпла было то, что подкинуть своего ребенка могла любая другая женщина. Теперь я наконец могу бесспорно доказать, что этого не было. Я привез протокол показаний одной крестьянки, дом которой находится неподалеку от Камподиоса. В нем старая женщина клянется перед Господом, что смерть настигла леди Джейн в ее доме после того, как та подкинула меня.
Елизавета нетерпеливо взяла документ из рук Витуса. В ней с новой силой проснулся интерес к запутанному случаю.
— Ознакомлен ли господин Уолсингем с этим протоколом?
— Нет, ваше величество.
Елизавета почувствовала некоторое удовлетворение от того, что всезнающий и всесторонне информированный начальник тайной полиции хоть один раз чего-то не знал, и приступила к чтению. Закончив, она вернула бумагу и, благожелательно кивнув, произнесла:
— Это важный документ, кирургик. Не столько для меня, сколько для бесчисленных завистников, которые всегда роями вьются вокруг того, кто получает наследство. Это окончательно закроет им рты.
— Премного благодарен, ваше величество.
— У меня тоже есть для вас кое-какие документы. — Елизавета бросила требовательный взгляд на одну из придворных дам, после чего та быстро вскочила, торопливо подошла к низкому серванту и вернулась с несколькими пергаментными свитками. — Это документы чрезвычайной важности, кирургик, ибо они определят всю вашу дальнейшую жизнь.
Королева развернула первый свиток:
— Вот, пожалуй, самое главное: печатью и королевской подписью здесь скреплено мое повеление признать вас потомком рода Коллинкортов со всеми подобающими почестями.
Витус взял в руки документ. Его вдруг охватило такое волнение, что все буквы слились и заплясали перед его глазами и остался только крупный росчерк со множеством завитков под буквой «Z» и последующей буквой «R», означающей REGINA.
Elizabeth R
— Второй документ удостоверяет, что Гринвейлский замок со всеми постройками и угодьями принадлежит вам. Это же подтверждают другие бумаги, к примеру, эта межевая грамота, в которую уже внесено ваше имя. Тем самым я провозглашаю, что отныне ваше официальное имя звучит Витус Коллинкорт.
Елизавета сделала паузу и вновь потеребила пальцы перчаток. Потом горделиво подняла голову и пристально посмотрела в глаза Витусу.
— Если я правильно расцениваю недоумение в ваших глазах, сейчас вы спрашиваете себя, почему я не жалую вас званием пэра. Ответ прост: титул лорда наследуется лишь тогда, когда упомянутая персона является прямым потомком по мужской линии. Это не ваш случай.
— А… Да, конечно.
— Как нам стало известно, имя вашего предполагаемого отца — Уорвик Троут, и он подмастерье ткача.
— Да, ваше величество. — Хотя Витус никогда не гонялся за титулами, легкое разочарование он все же испытал.
— Однако не следует забывать, что по материнской линии в ваших жилах течет благородная кровь, равно как нельзя недооценивать ваши заслуги в области медицины и раскрытую вами тайну распространения чумы. Ваша книга «De causis pestis» — произведение огромной ценности. Истинное значение ваших открытий, скорее всего, оценят лишь будущие поколения. Преклоните колено, Витус Коллинкорт. Я, Елизавета, королева Англии, дочь Генриха VIII, и так далее, и так далее, жалую вам титул графа Уэртинга.
Витус воспринимал все происходящее как нечто ирреальное. Он опустился на колени и внимал словам своей королевы, словно во сне.
— Я ожидаю, что вы окажетесь достойным графского титула, что будете управлять своим имуществом добросовестно и по лучшему разумению, и, не в последнюю очередь, я ожидаю от вас, что вы сделаете все, дабы в следующий раз черная смерть пощадила мой народ. Повелеваю вам для этого войти в контакт с соответствующими ведомствами.
