Глядя на ровный строй пехотинцев с прямоугольными щитами, оббитыми по краю металлом; на их короткие мечи у пояса; на круглые шлемы с перьями на макушке (Рэм, как ни торговался, не смог убрать из списка пункт об этих перьях); на копья с длинными, сияющими на солнце наконечниками, Роман думал о цене, которую ему придётся за всё это заплатить.

   "Запл атите, когда разобьёте врага, - сказал тогда старший торговец, жирный старик с бородой колечками, глядя на Рэма глазами выжиги. - Сыновья Белой Коровы захватили большую добычу. Они движутся сюда на телегах, нагружённых разным добром, со своими жёнами и детьми. Приведите нам много молодых рабынь, сыновья Фиалки, и вы покроете половину своего долга".

   "А вторая половина? - спросил Рэм, взвешивая в руке образец оружия - короткий меч в деревянных ножнах. - Что вы хотите, кроме рабов?"

   "Мы хотим... - жирный торговец взглянул в лицо Ястреба, сидевшего тут же и молча смотревшего в огонь очага, и поперхнулся. - Наш город нуждается в золоте, животных для жертвоприношений, и хорошем металле для кузнецов. Враги наши носят оружие. Мы можем взять у вас пятую часть оружия, захваченного в бою".

   "Десятую часть", - отрезал Рэм, и, если бы не Ястреб, не сторговаться бы ему тогда до седьмой.

   - Клянусь не посрамить своего оружия, не бросить товарища в бою. Клянусь защищать священный алтарь и землю, и жилища, что построены на ней. Обещаю, что буду выполнять все распоряжения своих вождей и командиров, и не буду слушать тех, кто станет говорить против них. А если кто-то захочет причинить нам вред, буду бороться с ним всей своей силой. Приношу в этом священную клятву, и беру в свидетели богов, эту землю и всё, что на ней растёт и плодоносит. Клянусь хлебом, маслом и вином.

   Воины повторяли вслед за вождём слова священной клятвы. Сияло солнце, над лесом метались вспугнутые хором голосов птицы.

   - А я клянусь, - тихо проговорил Рэм, который стоял чуть позади Ромки, - что они заплатят за каждый кусок металла. За каждую ниточку доспеха на этих парнях.

   Роман чуть повернул к нему голову, не в силах ответить ему сейчас. Слова клятвы гремели над лагерем.

   - Ты знаешь, чем мы скрепили наш договор? - сквозь зубы говорил двойник, уставившись в пространство невидящими глазами. - Мы принесли жертву на алтаре. Такой маленький домашний алтарь. Мы зарезали ребёнка. И я там был, я бил с ними по рукам. Я пил их вино и ел их хлеб. Я улыбался им, чёрт возьми!

   - Кто заплатит? - тихо спросил Роман. Рэм не ответил.

   Смолкли слова клятвы, затихло эхо голосов, мечущееся между лесом и склоном холма. Малец Мухобой, раздуваясь от важности, подвёл коня вождю, и Ромка взял у него поводья.

   - Зря ты оставил меня здесь, - тихо сказал Рэм, глядя, как тот взбирается в седло.

   - Мы же договорились. Никто не сможет сохранить лагерь лучше тебя.

   - А ещё наших женщин.

   Ромка обернулся. Двойник смотрел на него в упор, и он не впервые не смог понять выражения его лица.

   - Береги себя, Рэм. - Роман толкнул коня пятками в бока.

   - Помнишь, ты сказал, что боишься влюбиться в свою жену? - насмешливо сказал ему в спину Рэм. - Ты боялся, что станешь здесь своим. Что не захочешь возвращаться.

   - И что? - Роман не стал оглядываться. Холодок пробежал у него по спине.

   - Это уже случилось, а ты и не заметил.

   - Ты сам такой, - хрипло отозвался Ромка, и пустил коня рысцой вдоль строя пехотинцев.

   Конь уносил Ромку всё дальше от возвышения, на котором остался стоять Рэм. Двойник сказал вслед, и глухой стук копыт боевого жеребца заглушил его слова:

   - Посмотри на свою руку, брат. Уже не такой.

   Все слова были сказаны, все клятвы принесены. Стуча по утоптанной земле подошвами новых сандалий, пехотинцы развернулись, и зашагали прочь от лагеря. Воины под командой Губотряса повернулись дружно, как один человек. Сверкнули наконечники копий, качнулись перья на макушках шлемов. Заржали кони, застучали копыта, поднимая густую белёсую пыль. Войско двинулось туда, где синели холмы предгорий, и вилась дорога, уводящая через речную долину к горным вершинам на северо-западе. Навстречу наступающему врагу.

   В лагере остался гарнизон. Ему предстояло охранять стену и возведённый на вершине холма временный храм. Пониже храма, в пещере, с тщательно заложенным камнями входом - там было оставлено только узкое отверстие, не видное даже вблизи - таился алтарь двуликого бога. Узкую тропинку к пещере, взбирающуюся прихотливыми петлями по крутому склону, засадили кустами ежевики, и её длинные, усыпанные мелкими листьями побеги уже оплели каменистый склон холма, совершенно скрыв священное место.

   Оставшиеся в лагере стояли и смотрели, как уходят их товарищи. Мужчины постарше, которых решили не подвергать трудностям похода, и умельцы, владеющие ценными ремёслами. Почти все женатые мужчины остались дома. На общем совете решили, что семейный человек будет всеми силами защищать свой новый дом. Всё лучше, чем в походе думать, чем занимается его оставленная в лагере молодая жена.

   Женщины, глядя вслед уходящему войску, утирали глаза, а самая молоденькая, совсем ещё девочка, рыдала навзрыд, размазывая слёзы по круглому личику кончиком растрёпанной косы.

   Кошка стояла отдельно от остальных. Он молча смотрела вслед мужу, сложив руки под грудью и выпрямив тонкую спину. Тщательно уложенные чёрные волосы короной сияли у неё на голове, искорками поблескивали в ушах серьги из блестящих камушков. Лисичка попыталась погладить подругу по руке, и Кошка недовольно дёрнула плечиком, не отводя глаз от дороги, по которой уходило войско её мужа.

   Затих топот ног уходящей колонны, улеглась пыль от копыт боевых коней. Последний солнечный зайчик спрыгнул с кончика копья крайнего в ряду пехотинца, скрывшегося за склоном холма.

   Кошка отвернулась. Скользнула взглядом по застывшему на возвышении Рэму и двинулась по тропинке к холму. Туда, где белым пятном светился новенький храм. Каменная площадка с почти игрушечным домиком из тёсаных глыб наверху.

   Рэм хотел поймать взгляд Лисички, но жена прошла мимо, шепча что-то на ухо подруге. Женщины стали взбираться по тропинке вверх, и он проводил взглядом их загорелые ножки, ловко ступавшие по камням. Над вершиной холма, медленно описывая широкие круги, плыла хищная птица.

   - Береги себя, Ромка, - тихо сказал Рэм. - Ты остался один.

   Глава 45

   Отчаянно колотя руками по воде, беглец попытался ухватиться за камень. Мокрые пальцы соскользнули, голова с судорожно разинутым в попытке глотнуть воздуха ртом скрылась под водой. Бешено крутящийся между прибрежных валунов речной поток пенился и шумел.

   Один из пехотинцев забрался на нависший над водой валун. Берег здесь изгибался, мокрые от брызг камни вдавались в реку острым углом. В пятачке водоворота между камней мелкие волны подпрыгивали, как живые, выбрасывая острые верхушки. Человек, жадно глотнув воздух, высунулся из воды, и пехотинец сунул ему в руки древко копья. Подтащил вцепившегося в древко бедолагу к себе, нагнулся, ухватил за волосы, и вытянул на камень.

   Тот скорчился у ног спасителя, выкашливая воду. Солдат дал ему перевести дух, рывком поднял на ноги, и тычками копья в спину погнал прочь от реки.

   Ромка смотрел, как трясущегося от холода и страха человека подгоняют к его палатке. Тощий, едва прикрытый мокрой, потерявшей всякий вид и цвет тряпкой, обмотанной вокруг бёдер, парень обхватил себя руками и уставился на вождя чужеземного войска. Со спутанных волос его струилась вода, кожа посинела от холода.

   - Кто ты?

   Тот закашлялся снова, и солдат подбодрил его тычком в рёбра.

   - Меня зовут Бородавка, - хрипло выговорил тот. - Мы живём выше по течению, за Двузубой горой. Жили...

   Он всхлипнул и затрясся, переступая босыми ногами по земле. Там уже натекла изрядная лужа речной воды.