А ему и не надо большего, чтобы отдалиться от нее. Он доверчив – прекрасная мишень для недоброжелателей, легкая добыча для поклонниц. Он любит – и не скрывает этого – жить так, как ему нравится, поступать так, как вздумается, никому не быть обязанным, оставаться абсолютно свободным. Однако его воля к свободе сталкивается с зависимостью, глубоко укоренившейся в нем. И вот начинаются мольбы на мотивы жалобных песен, возвращаются идеальные образы Консуэло: Консуэло, расцветите к моему возвращению… Консуэло, мой маленький благословенный огонек… Птенчик мой, сохраните дом в чистоте… Сотките мне плащ из вашей любви… Консуэло, моя сладкая обязанность…

Странное существование Сент-Экзюпери обрекает его на эти метания, он обретает свободу только в одиноком ночном полете или же в фанатичном желании сражаться за родину. Только вызов смерти, готовность к мукам бередят его чувства. Борьба, дружба, честность, патриотизм, жертвенность, полет, символизирующий очищение, – все это этапы, освобождающие его от эмоциональных пут, пленником которых он был всю свою жизнь. Книга воспоминаний Консуэло прекрасно объясняет этот трогательный и мучительный поиск.

Их совместная жизнь – цепь разрывов и воссоединений на фоне опасных полетов, переездов и семейных сцен, истерик, криков и молчания, идиллических мгновений в поместье Ла-Фейре, – Консуэло хочет сохранить очарование этого дома а-ля Моне. Но никогда эта любовь по-настоящему не угасала. Усталая и опечаленная Консуэло, не утратившая своей экзотической прелести, принимает знаки внимания от других мужчин – архитектора Бернара Зерфюсса, который воспылал к ней бурными чувствами, Дени де Ружмона, жившего неподалеку от супружеской четы в Нью-Йорке и ухаживавшего за Консуэло (единственная месть Антуана – он обыграл своего соперника в шахматы!). У них она ищет утешения после исчезновения мужа. Страсть Антуана и Консуэло, достойная пера Расина, может существовать только в подобном напряжении чувств и в бесконечных разрывах, которые тем не менее с каждым днем все больше укрепляют уверенность в том, что эта пара связана нерушимыми узами, ведь Сент-Экзюпери признает, что Консуэло лучше всех. Еще он говорит ей, что она его утешение, его звезда и свет его дома. Консуэло – издерганная, отвергнутая – необходима ему, он умоляет ее вернуться. И хотя у него есть любовницы – признанные музы, осыпающие его подарками, восхищенные его писательским талантом, льстивые и иногда искренне его любящие, – он не может вырвать Консуэло из своего сердца. Она не виновата, что ее критикуют и презирают. Она иностранка, не вписавшаяся ни в его семью, ни в богемную жизнь вокруг «Нувель ревю франсез» [3] . Ее ненавидит Андре Жид, который, впрочем, по ее словам, любит только мужчин и стареющих женщин. Она обладает очарованием юности, это видно на всех картинах, рисунках и фотографиях, свободой Нади [4] , но именно эта свежесть оборачивается против нее, потому что в салонах, посещаемых Сент-Экзюпери, предпочитают дам значительно более эмансипированных, интеллектуальных, раскованных или деловых. Консуэло же – обвиняет ее Тонио, – напротив, выставляет напоказ свою набожность, то и дело поминает Бога и всех святых, ходит в церковь, регулярно исповедуется и молится за своего мужа, когда он выполняет летные задания… Еще один штрих к портрету Сент-Экзюпери, который публично выражает презрение к подобным благочестивым суевериям, но в то же время хранит в бумажнике образок святой Терезы из Лизье и в 1940 году просит жену совершить паломничество в Лурд и вместе окропиться святой водой из источника!

Книга Консуэло только приумножает примеры внутренних противоречий, которые терзают Сент-Экзюпери.

Из-за них он постоянно требует присутствия Консуэло, призывает ее на помощь, он уверен, что Консуэло сможет уберечь его. Единственная, кто не мечтает о его славе, а хочет всего лишь жить с ним в маленьком домике в глухом уголке Африки, где он бы мог спокойно писать. Ведь именно она всегда просила его писать, удерживала его от всевозможных искушений, даже запирала в оборудованном специально для него кабинете и приказывала не выходить до тех пор, пока страница не будет окончена!

Сент-Экзюпери признателен ей за это, говорит, что мечтает творить под ее крылом, защищенный нежностью и теплом своей птички… «Ваш птичий язык и его очаровательный щебет…» В Америке, в огромном белом доме, похожем на Версальский дворец, как чуть ворчливо замечал Сент-Экзюпери, он закончил свой шедевр – «Маленького принца». Счастливые дни, проведенные за рисованием – ему позировали все друзья, приезжавшие в гости, – за воссозданием истории, подобной его собственной, за разработкой вошедших в нее мотивов. «Маленький принц» родился из большого пламени Консуэло, признался в конце концов Сент-Экзюпери… На самом деле роза – это сердце всей истории. Консуэло вдохновляет его на написание этого эпизода, и Сент-Экзюпери мучают угрызения совести, что он был так несправедлив к своей розе: «Я был слишком молод и не умел любить ее». В Бевин-Хаусе, и еще больше на Корсике, он понял, что все забыто, что Консуэло простила его и что с огромными страхами маленькой Консуэло покончено. «Скажите мне, малютка Консуэло, когда же закончатся мои?» Именно ей он хотел посвятить «Маленького принца», но Консуэло настояла, чтобы сказку он посвятил Леону Верту, своему другу еврею. Сент-Экзюпери согласился, но сразу же пожалел об этом. Он обещает ей написать продолжение, когда вернется с войны, и на этот раз она будет идеальной принцессой – никаких больше роз с шипами, – и эту книгу он посвятит ей.

Воспоминания, как и еще не изданная переписка, рассказывают об этой странной любви. Особенно о том, о чем умалчивают безупречно красивые легенды. На самом деле Сент-Экзюпери необходима была эта рукопись, забытая более чем на пятьдесят лет, – на ее страницах он оживает. «Воспоминания розы» приближают его к нам, он вдруг становится более трогательным и менее нравоучительным, более живым и привлекательным. Пишите мне, пишите мне, просит он Консуэло в день своего сорокачетырехлетия, за несколько недель до гибели, «время от времени <почта> доходит, и в моем сердце наступает весна».

«Малютка Консуэло» получила письмо и выполнила просьбу.

И она писала, писала, чтобы рассказать их историю и заставить мир услышать свою правду.

* * *

Ален Вирконделе

Париж, февраль 2000

1 La niña del «Massilia» [5]

Каждое утро на палубе Рикардо Виньес [6] , пианист, с похожими на голубиные крылья руками, шептал мне на ухо:

– Консуэло, вы не женщина.

Я смеялась и целовала его в щеку, отводя длинные усы – из-за них я иногда начинала чихать. А он гнусавил свои галантные испанские фразы, желая мне доброго утра, расспрашивая, что мне снилось, помогая пережить еще один день на пути в Буэнос-Айрес. И каждый раз я пыталась понять, что имеет в виду дон Рикардо, произнося эту ритуальную утреннюю фразу.

– Тогда, может быть, ангел или чудовище? Кто же я? – наконец в раздражении накинулась я на него.

Он перестал улыбаться. Несколько минут всматривался в морскую даль, и лицо его было похоже на лики с полотен Эль Греко. Он взял мои руки в свои:

– Дитя, вы умеете слушать, ах, это уже неплохо… С тех пор как мы встретились на этом корабле, я постоянно спрашиваю себя, кто же вы. Я знаю, что люблю ту, что живет внутри вас, но знаю также, что вы не женщина. Ночи напролет я размышлял об этом и наконец погрузился в работу. Пожалуй, я все-таки больше композитор, чем пианист, и только в музыке могу выразить вашу сущность так, как я это чувствую.

Виньес откинул крышку стоявшего в салоне пианино с небрежной кастильской элегантностью, благодаря которой снискал себе популярность в Европе. Я слушала, это было великолепно. Море покачивало нас, словно подхватив ритм мелодии, и мы принялись, как обычно, рассказывать друг другу о бессоннице, о своих открытиях: иногда на горизонте показывался то маяк, то остров, то другой корабль.