Наименее известными в России оставались сатирические произведения Мура, в которых без характерной для иного его творчества иносказательности были остро затронуты и обличены пороки общественной жизни, причем особо привлекали поэта политические темы – решение кабинетом тори национальных вопросов, создание Священного Союза европейских держав и др. В сатирическом плане международная политическая деятельность российского императора Александра I показана Муром в серии писем "Семейство Фаджей в Париже" ("The Fudge family in Paris", 1818) и в стихотворных "Побасенках для Священного Союза"("Fables for the Holy Alliance", 1823). В частности, в пятой побасенке названного стихотворного цикла Екатерина II названа императрицей, раздробившей Польшу, а ее внук Александр I охарактеризован как заклятый враг свободы. Для создания русского колорита поэт вводит характерное исключительно для России слово "указы" (ukases), которое рифмует с английским "praises", из чего можно заключить, что по-английски русское слово обретало во множественном числе оригинальное звучание – "юкейзис". В седьмом письме цикла "Семейство Фаджей в Париже" Мур иронически оценивает Священный Союз европейского мира с Россией после победы над Наполеоном: "… most faithful Russia – faithful to who’er // Could plunder best, and give him amplest share; // Who ev’n when vanquished, sure to gain his ends, // For want of foes to rob, made free with friends"¹³. Бесспорно, произведения Мура, содержавшие откровенные выпады против Александра I, который в отдельных случаях фамильярно назван Сэнди, не могли быть переведены на русский язык или обсуждаться русской критикой. Однако, будучи приспособленными к представлениям английской публики, прекрасно понимавшей все язвительные намеки Мура, его сатиры не всегда были до конца доступны жителям континентальной Европы и России, об истинном смысле долгих замечаний английского романтика не догадывалась и бдительная российская цензура. Именно по этой причине сатиры Мура на языке оригинала и во французских переводах получили в России свободное распространение, имелась в библиотеках многих писателей, в частности, А.С.Пушкина, П.А.Вяземского, А.И.Тургенева. Появление сатир, первоначально печатавшихся без имени автора либо под псевдонимом "Tom Brown, the younger", не сыграло какой-либо роли в трансформации зарубежной репутации Томаса Мура, – для русского, равно как и континентального европейского читателя он продолжал оставаться прежде всего эпикоми лириком.

Будущие декабристы вряд ли были хорошо знакомы с сатирами Мура, высмеивавшими внешнюю политику Александра I, однако вместе с тем неизменно ощущали созвучность жизненных представлений английского романтика своим взглядам на действительность. В частности, известен тот восторг, с которым отзывался К.Ф.Рылеев в "Послании к Н.И.Гнедичу" о поэме В.А.Жуковского "Пери и ангел" – переводе второй вставной поэмы "Рай и пери" "Лалла Рук". К.Ф.Рылеева привлекала не столько восточная экзотика повествования, сколько тщательно завуалированная, спрятанная за ней оппозиционность ирландского барда. В "Огнепоклонниках", третьей вставной поэме "Лалла Рук", переведенной в прозе будущим декабристом Н.А.Бестужевым в 1821 г., оппозиционность автора, его борьба за национальную свободу, а также тираноборческие мотивы проступали особенно выпукло¹⁴. Действительно, описание борьбы между огнепоклонниками и магометанами стало для Томаса Мура предлогом для провозглашения идей национальной свободы и веротерпимости среди протестантов-англичан и попавших в зависимость от них католиков-ирландцев. Сам Мур признавал, что и в "восточной повести" "Лалла Рук", ив первых тетрадях "Ирландских мелодий" основополагающей стала да него "вдохновляющая тема" ("inspiring theme") свободы. В предисловии к одному из изданий "Лалла Рук" ирландский бард упоминал о возражениях, которые приходилось ему слышать по поводу употребления в "Огнепоклонниках" слова "свобода", совершенно неприменимого к описаниям нравов Востока. Возражая оппонентам, Мур утверждал, что нельзя недооценивать понятие свободы, особенно когда им обозначается вольность, национальная независимость, нежелание покоряться иноземным завоевателям, – против вторжения мусульманских иноземцев выступали и индусы, и персы¹⁵. Мур был патриотом родной Ирландии, и актуальные проблемы эпохи волновали его, неизменно прорывались сквозь восточные вымыслы и "цветистые" описания в "Лалла Рук", сквозь размышления о далеком прошлом в "Ирландских мелодиях". Этим во многом объясняется склонность поэтов декабристского направления к сближению Томаса Мура и его друга Байрона как представителей гражданской лирики, утверждавшей идеи вольности и равенства.

Определенную роль в истории русско-английских связей сыграли факты личного знакомства Томаса Мура с русскими, – в общем-то малозначительные, неприметные встречи позволяли великому английскому романтику создать достаточно объективное представление об особенностях русской культуры, о множестве черт, сближавших ее с культурой английской. Все это отвечало общему стремлению русской и западноевропейской культурной среды к лучшему познанию друг друга, установлению постоянного интеллектуального обмена, активизации переводческой деятельности. Помимо А.И.Тургенева, о встречах которого с Томасом Муром известно очень подробно¹⁶, а также Н.И.Греча, детально описавшего свою встречу в "Путевых письмах из Англии, Германии и Франции"¹⁷, непосредственного общения с великим ирландцем удостоилось несколько лиц, малозаметных с исторической дистанции. Так, в дневниковой записи Мура от 23 декабря 1819 г. упомянуто знакомство в Париже с неким князем Голицыным ("Prince Galitzin, a Russian"¹⁸), знавшим наизусть многие стихотворения Мура. Видимо, с тем же князем Голицыным ирландский бард виделся 7 сентября 1820 г., причем русский князь недавно вернулся из Испании и потому политическая жизнь этой страны стала предметом беседы; Голицын плохо отзывался и о современном состоянии, и о перспективах развития Испании¹⁹.

В середине 1820-х гг., проживая в поместье лорда Лансдауна, Мур регулярно общался с супругой графа Джорджа Пемброка Екатериной Семеновной Пемброк (урожденной Воронцовой) – незаурядной женщиной и прекрасной певицей, сблизившей ирландского барда с русской музыкой. 29 октября 1824 г. Мур отмечал в дневнике, что вечером "пел вместе с леди Пемброк", познакомившей его "с несколькими прелестными русскими песнями"²⁰, а уже на следующий день, не имея возможности петь из-за заболевания горла, Мур, согласно дневнику, просто слушал леди Пемброк, вновь исполнившую "свои прелестные русские арии"²¹. 20 ноября 1824 г. Мур получил от леди Лансдаун вместе с запиской "те русские арии"²², которые ранее обещала переписать леди Пемброк, и ровно через месяц, 20 декабря того же года, написал слова "Bring the bright garlands hither…" к мелодии "той прелестной русской арии, которую дала <…> леди Пемброк"²³; впоследствии это произведение вошло в пятую часть "National Airs".

В дневниковой записи Мура, датированной 1 ноября 1825 г., упоминается некий русский Демидов, знакомство с которым состоялось во время пребывания в Абботсфордском замке Вальтера Скотта: "По возвращении домой мы обнаружили двух джентльменов, ожидавших встречи с сэром Вальтером; оказалось, это был молодой Демидов, сын русского богача, присланный в Эдинбург с целью получить образование. Я много разговаривал с юношей, хорошо знающим русскую литературу. Я упоминал "Басни" Крылова, которых я видел французский перевод <…> По словам Демидова, этот перевод плох"²⁴. Демидов, встреча с которым так подробно описана в дневнике Мура, – не кто иной, как граф В.П.Давыдов, оставивший в своем биографическом очерке о деде, графе А.Г.Орлове подробный рассказ о внезапном приезде вместе с воспитателем А.Кольером в замок Вальтера Скотта, воздвигнутый на берегах прославленной в стихах реки Твиды: "Напудренный лакей объявил <…>, что хозяин уехал с своим гостем, ирландским поэтом Томасом Муром, к развалинам аббатства Мелроз, но вернется часа через два. Пришлось дождаться поэта в высоких сенях – hall, обставленных до потолка оружием разных эпох и тускло освещенных сквозь оконные стекла, на которых были расписаны гербы. Вальтер Скотт приехал незадолго перед обеденным часом и принял <…> гостей с большою учтивостью, которая скоро приняла вид самого дружеского расположения. Он радовался, что гости его приехали в такую счастливую минуту и что они познакомятся с знаменитым поэтом Муром <…>. За обедом Вальтер Скотт старался представить ирландскому поэту случай вести разговор, а сей последний говорил охотно о самом себе и своих стихах"²⁵. Общение Мура и В.П.Давыдова, согласно дневниковой записи ирландского поэта, продолжилось на следующий день, 2 ноября 1825 г., когда они совместно выехали из владения Скотта в Мелрозское аббатство²⁶. Очевидно, В.П.Давыдов более интересовался личностью и творчеством Вальтера Скотта, нежели Томаса Мура, однако последний воспользовался встречей с молодым русским дворянином для обсуждения актуальных проблем литературы. В частности, в дневниковой записи от 1 ноября 1825 г. Мур упоминал басню И.А.Крылова "Сочинитель и разбойник", в которой "говорится о Вольтере, которого жарят в аду на медленном огне"²⁷. Видимо, Муру требовались пояснения относительно аллегорического смысла этого произведения, которые и дал ему В.П.Давыдов, отвергавший антивольтеровскую направленность текста, о которой упорно говорили, вслед за Н.И.Гречем²⁸, многие современники.