– Вокруг вас всегда много молодых и красивых актрис – Ольга Дроздова, Чулпан Хаматова…

– Тьфу-тьфу-тьфу.

– Что вы боитесь сглазить?

– Что много их, молодых.

– Почему вам так везет на окружение?

– Ты хочешь, чтобы я объяснила это тем, что я красивая, как Мэрилин Монро, и талантливая, как Феллини? Откуда я знаю? Наверное, они ощущают доверие. Я же их и разношу иногда. Но любя. А если что, я за своих актеров хоть куда.

– Помните, когда к вам стали обращаться на «вы»?

– Помню, конечно. У меня шок был, все внутри сжималось. Но те, с кем я начинала, обращаются ко мне на «вы» только при третьих лицах. А так я для них и сейчас – Галка да Галя.

– Время никого, как известно, не щадит. Вы замечаете, как изменились ваши близкие – в театре и вне его?

– Замечаю. Мы все изменились. Но я категорически не согласна с формулировкой некоторых критиков, которые пишут, что «актриса N превратилась с годами» во что-то там такое. Ни во что наши актеры не превратились. Я считаю идиотизмом, когда нам предъявляют претензии, говоря: «Ну это уже не тот «Современник». Да это счастье, что не тот. Не дай бог, чтобы мы всю жизнь остались бы этими детьми, которых называли шептальными реалистами

Театр «Современник», которым вот уже не одно десятилетие руководит Волчек, один из самых популярных в России. При этом ни один театр критики, кажется, не ругали столь активно, как коллектив Волчек.

Как-то я спросил Галину Борисовну о ее отношениях к ругательным статьям.

– Не могу сказать, что не люблю критику. Я никого не «не люблю». Просто ненавижу любую несправедливость.

Меня еще Ефремов ругал: «Ты такая идейная. Больше, чем я…» Я стараюсь не читать статьи о своих спектаклях. Наверное, потому еще и жива. А причина множества моих ошибок заключается в том, что к людям я отношусь со знаком «плюс». Но это не значит, что на мир смотрю сквозь розовые очки.

В горьковском «На дне» у Сатина есть такие слова: «Вы все скоты, дубье». Я говорила Евстигнееву: «Женя, если ты будешь произносить эти слова с обличительной позиции, то мне такой Сатин не интересен. Мне интересен человек, который говорит «вы», а подразумевает «мы» и себя тоже».

Критика сегодня к понятию «театр» относится с чисто фехтовальной позиции. Перед рецензиями можно эпиграф ставить: «Не любите ли вы театр так, как не люблю его я?»

Так что я критику не читаю, мне рассказывают. Но это не значит, что смотрю на жизнь через розовые очки… Давным-давно существовала одна газетенка, которая выходила в Доме актера. И в ней всем режиссерам присваивали воинские звания. Мне знаете какое дали? Ефрейтора.

Галина Волчек родилась в декабре 1933 года. Ее возраст никогда не был овеян тайной, юбилеи Галины Борисовны всегда широко и отмечаются, и освещаются. И при этом она – один из самых современных людей. С ней можно говорить на любую тему. Наверное, символично, что именно такой человек, чувствующий время, находится у руля «Современника». Правда, сама Волчек на вопрос о том, ощущает ли себя впереди времени, отвечает отрицательно.

– Я думаю, что человек, который скажет, что он впереди времени, будет просто идиотом. Это должны сказать другие. Как я себя чувствую в нашем времени?

Да я и в том времени, и в этом привыкла к борьбе. Только раньше приходилось бороться с одним и за одно, а теперь – с другим и за другое. Но борьба все равно существует. И сколько мне суждено прожить, она будет идти и внутри, и снаружи. Борьба – это часть моего положения, моей профессии и всего нашего театра. И спасибо Господу Богу за то, что у меня есть возможность жить и бороться.

Одна из наших бесед была посвящена сорок пятому дню рождения театра. Волчек рассказывала о планах «Современника», а я вспомнил ее признание о том, что все события своей жизни она запоминает и затем использует для работы. Когда-то запоминала слезы во время развода с Евстигнеевым. А сейчас призналась, что, стоя в двухтысячном у гроба Олега Ефремова, поняла, кто должен поставить юбилейный спектакль. Выбор пал на Ефремова-младшего. И Михаил Олегович действительно постановку осуществил.

– Этот юбилей, думала я, должен быть другим. Меня много раз уговаривали сделать, как это сейчас принято говорить, ремейк «Обыкновенной истории» или «На дне». Но я всегда была против того, чтобы восстанавливать уже ставшие легендами спектакли. И вдруг в голову пришла мысль взяться за «Голого короля», которого не видело молодое поколение.

Мне не хотелось возродить прежнего «Голого короля», с Евстигнеевым и Квашой, которых никто не заменит, да и не должен заменять. Это должен был быть абсолютно новый спектакль, переведенный на сегодняшний язык. Только я начала обдумывать эту идею, как случилось несчастье – умер Ефремов. И когда у гроба Олега я увидела Мишу (которому когда-то доверила хулиганскую, озорную и рискованную идею сделать «Современник-2»), то подумала: а почему бы не Миша? Зачем кого-то искать, когда есть человек, в талант которого я верила и верю? Я пригласила его и сказала, что этот спектакль будет лучшей памятью отцу. Он согласился.

Когда стихли юбилейные торжества, я снова оказался в кабинете художественного руководителя.

– Галина Борисовна, какое у вас настроение?

– Настроение? Нормальное. Есть чему порадоваться, чему огорчиться. Есть и чему удивиться.

– Чему, например?

– Да хотя бы тому, что я еще до сих пор удивляюсь. Эта способность, на мой взгляд, одна из самых главных для любого художника, какая бы жизнь у него ни была. Я лично на свою никогда не жалуюсь. Да это было бы даже смешно. Зачем жаловаться на судьбу, которая тебе послана? Тем более что в моей жизни было и есть очень много прекрасного.

– Вы вообще везунок по жизни?

– Не думаю, что везунок. Просто Бог дал мне очень интересную судьбу, все радости которой я получаю через большие испытания.

– Это у всех так. Только некоторые притворяются больше…

– В чем-то мы все притворяемся. И я тоже. Смолоду притворялась много, и все с удовольствием в это верили. Когда у меня не было ни копейки денег, а мой второй муж начал дарить мне какие-то кольца, серьги, я делала вид, что очень состоятельна. Не важно, что в то время все эти драгоценности дешево стоили. У меня и задешево их не было.

А когда появились, я не в сундук их спрятала, а на палец напялила. И с удовольствием жестикулировала руками, выставляя подарки на всеобщее обозрение. Очень гордилась, потому что никто до этого мне ничего не дарил. И сразу дала повод для разговоров. Помню, как одна из почтенных и даже уважаемых мною критикесс говорила: «Какое «На дне» она может поставить с бриллиантами на руках?!» Хотя мне это, естественно, никак не могло помешать делать то, что я делала.

– У вас действительно бывали времена, когда не было лишней копейки?

– Ну а как же? Когда мы с Женей Евстигнеевым получили квартиру на Поварской, то распределились: Евстигнеев делал ремонт, а я ездила по стране с вечерами типа «Добрый вечер, здравствуйте». Тогда нам платили по 5 рублей за выступление в сборном концерте.

Это был особый период жизни, когда на афишах писали: «Михаил Козаков и др.». Миша тогда уже был знаменитостью, а мы – актеры «Современника» – были «др.» Никогда не забуду, как мы с Лилей Толмачевой выходили из поезда, приехав в Вологду, и администратор, этакий местный театральный лев, встречал Мишу: «Козаков, здравствуйте». А на Козакове, только-только начавшем сниматься в кино и еще не успевшем приодеться, было рваное пальто и скромненький костюм. Его спрашивали, указывая на нас: «Козаков, это ваши новые куколки?» Так что я и «куколкой Козакова» побывала.