Литмир - Электронная Библиотека

Ада покончила с собой, потому что накануне завершился ее мучительно долгий роман с неким обедневшим рыцарем, вечным женихом, которого ее мать то привечала, то изгоняла в приступе непонятного раздражения. Уже назначенная свадьба то переносилась, то отменялась вовсе, то назначалась вновь; Ада призывала возлюбленного на тайные свидания, а целый сонм содержащихся в доме старых дев болезненно подглядывал и подслушивал, и среди этих несчастных, закосневших в своем девичестве, полным-полно было платных шпионов. Единственным другом несчастливой невесте была ее младшая сестра – она же и оказалась невольной виновницей трагедии. Застав Илазу мило беседующей с каким-то красивым служкой, княгиня взбеленилась; парнишку прогнали со двора плетьми, но ярость княгини к тому времени полностью вырвалась из-под контроля разума, и не в добрый час явившийся Адин жених нашел жуткую смерть от своры свирепых, специально науськанных княгининых псов…

Илаза не плакала. У Игара хватило наглости уже в ту первую встречу поклясться, что он вырвет ее из Замка и сделает своей женой; у Илазы хватило здравого смысла не жаловаться матери на дерзкого послушника, а Отец-Дознаватель слишком озабочен был своей миссией, чтобы обращать внимание на мечтательное выражение в Игаровых глазах. Святая Птица, он хотел стать хорошим послушником, но нрав его…

Тело мучительно затекло. Он не чувствовал своих ног, а о существовании рук напоминали редкие болезненные покалывания; губы раздулись, как мыльные пузыри. В ватной тишине бесконечно долгого дня беззаботно звенел ручей – его песня была худшей из возможных пыток; потом к ней прибавилось басовитое гудение – над лицом Игара кружила пара слепней, он то и дело мучительно дергался, но кровососы становились все наглее. Пить…

– Пить… – тихонько прохрипела Илаза, и Игар не узнал ее голоса. Неужели и она вот так же не чувствует тела и пытается облизнуть губы липким, в тягучей слюне языком?!

От раскаяния он снова едва не заплакал. Клялся, что отведет все беды – какова же цена его клятвам?! Обещал быть ей опорой и защитой и обманул на другой же день после свадьбы, не уберег, обрек на мучительную смерть, потому что…

Он рванулся сильнее, и слепни, удивленные, отлетели чуть дальше, чем обычно. Сколько еще ждать?! Паук ли, смерть ли от жажды… Уж неизвестно, что хуже…

– Илаза, – сказал он, но не услышал своего голоса. Попытался прочистить горло; сглотнул слюну, которой уже не было. – Илаза… Давай играть, будто мы на свадьбе. Будто столы накрыты… Ты кого пригласила?

Некоторое время было тихо, только ветер сухо шелестел листвой.

– А… зачем? – спросила Илаза глухо.

Солнце низко, подумал Игар. Скоро и вовсе…

– Илаза! Не молчи. Скажи что-нибудь.

Не то вздох, не то стон.

– Илаза… А почему… У княгини такая… такая вмятина на спине, будто ложбина? Как от веревки?

– Дурак.

– Нет, ты скажи!

– Она не носит корсетов.

Игар закрыл глаза. Сто раз повторил про себя «корсет, корсет, корсет»… Слово потеряло смысл. Просто череда звуков.

– Ну и что?

– Она носит… Другое белье.

– Ну и…

Илаза всхлипнула:

– Пить. Я хочу пить.

– Не плачь, – сказал Игар беспомощно.

И снова тишина. В прорехах между ветвями висело одинокое облако такое же белое и рыхлое, как вчера. Один бок его показался Игару чуть золотистым. Чуть-чуть.

Вечер наползает из оврага…

Он всего лишь на секунду закрыл глаза – и увидел теленка со свежим тавром на боку, красным тавром, болезненной раной; в следующую секунду небо в переплете ветвей оказалось уже не синим, а фиолетовым, а листья на ветках сделались черными. Место облака заняла тусклая, едва народившаяся звезда.

Он испугался, в мгновение ока вспомнив все, заново ощутив и сухой воспаленный рот, и мертвое затекшее тело, и страх за Илазу. Святая Птица не спустится с неба, не придет на помощь, как приходила к давним и праведным предкам; он, Игар, отступник, потому что, вверяясь Алтарю, снял храмовый знак; он же болтун и предатель, потому что втянул Илазу в…

Паутина чуть дрогнула.

Не так дрогнула, как обычно, когда пыталась пошевелиться Илаза. Паутина дрогнула иначе, по-новому, и от этого движения Игарово сердце подпрыгнуло к самому горлу.

– Илаза… Ила…

Он услышал ее вздох, похожий на всхлип.

– Илаза… Я… спал?

– Тише. Пожалуйста, молчи.

– Мне показалось, что…

– Молчи! – простонала Илаза. – Ты… чувствуешь…

Паутина дрогнула снова – теперь вполне ощутимо; Игар еле сдержал крик.

– Он здесь, – почти спокойно сказала Илаза. – Давно здесь. Он ждет.

Днем Игару казалось, что силы его иссякли раз и навсегда – однако новое сотрясение паутины превратило его в комок из нервов и мышц.

– Эй, ты! – выкрикнул он, выгибаясь дугой. – Эй… Ты…кто здесь, а?!

– Пре…крати, – голос Илазы наконец-то перестал ей повиноваться. – Игар… Я боюсь… Я не…хочу… Я не хочу, не надо, нет!!

В этот момент Игар согласился бы умереть дважды. Не важно, каким способом – лишь бы оставили в покое Илазу.

– Оставь ее в покое! – закричал он, из всех сил пытаясь высвободить затекшие руки. – Тварь!

Это смешно, подумал он в следующую секунду. Все равно что уговаривать голодного волка… Ах, как кричал тот бедный волк… Как кричал…

Теперь паутина мерно, через определенные промежутки времени, вздрагивала – и вздрагивала все сильнее. Игар до отказа вывернул шею, пытаясь увидеть Илазу – вместо Илазы по краю его зрения проскользнула темная, не имеющая формы тень. Показалось?!

Он вглядывался в темную путаницу ветвей, пока не заслезились глаза. Показалось? Страх? Что это было?

Паутина качнулась. Хрипло вскрикнула Илаза; Игар забился, как настоящая муха, так что жгуты из паутинок врезались ему в кожу:

– Илаза! Не давайся! Говори со мной! Я умру за тебя! Говори! Пусть меня жрет, я люблю тебя, больше жизни люблю! Не давайся!

Стон.

Он закричал, как кричал прошлой ночью волк. Сорванного голоса хватило ненадолго; извиваясь, до крови прокусывая запекшиеся губы, он хрипел, захлебывался ее именем, и перед глазами его метались в темноте огненные искорки – как тогда, на соломенной подстилке, когда Отец-Разбиватель впервые поставил его на голову… Все зря… Ила-аза…

– Тихо. Все. Хватит. Теперь успокойся и помолчи.

Он бредит. Это не голос Отца-Разбивателя – тот говорил тонко, с металлическим звоном, и сильно картавил… Это другой голос. Мягкий и вкрадчивый, как у…

– Илаза, – прохрипел Игар в последний раз и затих.

Паутина колыхнулась; к Игару приблизились сзади. Он кожей почувствовал присутствие за своей спиной – и разинул рот, но крика не получилось.

– Тихо. Теперь тихо. Не дергайся.

Все-таки бред. Не сам же он с собой говорит… Это не может быть голос Святой Птицы… Она спросит у Игара после смерти: почему снял храмовый знак?!

Рубаха на его спине треснула, вечерний ветер лизнул обнаженную кожу.

– Не надо… – пискнул он едва слышно.

– Не напрягайся. Расслабь мышцы. Не бойся, расслабь.

Бред.

– Не на…

Под лопатку ему вонзилось жало – во всяком случае, он решил что это жало, дернулся и замер в ожидании смерти.

Смерти не наступило. По телу разливалась теплая, расслабляющая волна.

– Спокойно.

Рывок. Половина нитей, стягивающих Игара, с отвратительным треском разошлась; он не испытал облегчения. Ноги болтались, как чулки с песком.

Потом небо с разгорающимися звездами повернулось и легло на бок. Игар схватил воздух ртом; перед его глазами оказалась твердая земля вернее, наклонная стенка оврага, укрытая шубой из прошлогодних листьев, пахнущая травой и влагой.

– Попробуй встать, – сказали у него над головой.

Он послушно попытался сесть, поднял правую руку, удивленно посмотрел на безжизненные белые пальцы, все в отвратительных клочьях паутины – и, будто ошпаренный, подскочил и завертел головой в поисках Илазы.

Ее светлое платье выделялось среди ветвей. Лица Игар не видел лишь слышал сбивчивое, натужное дыхание.

6
{"b":"211395","o":1}