Мы не видели потом Вишневецкого три года. Кое-какие слухи о нём иногда доходили до нас через общих знакомых, бывших одноклассников. Но слухам верить? Вот это, простите, действительно только женщины могут.
Ольга оказалась хорошей женой: умной, понятливой, вообще интересным человеком. Быстро научилась хорошо готовить. Всегда старалась придумать что-нибудь повкуснее из самых дешёвых продуктов. Мы первые годы были очень бедны. Сначала две стипендии. Потом две мизерных зарплаты. Она научилась шить и пыталась мелким ремонтом, шитьём прирабатывать. Свободного времени и у меня, и у неё почти не было. Но она умудрялась много читать, бегать по выставкам, театрам, в филармонию. И меня пыталась гонять. Всё у неё получалось складно и ловко. Не сразу, конечно. Случались и пригоревшие кастрюли, и прокисшие щи, и окрасившееся при стирке бельё. Но она очень быстро училась. Может, на работе в книгах полезных советов рылась. Я, честно говоря, не знаю, как она преодолевала трудности. Никогда не интересовался. Главное, дома чисто, ужин вкусный, в шкафу ни одной грязной рубашки. Всё прекрасно, всё замечательно. Одно меня огорчало. Любой наш конфликт она переносила невозмутимо и равнодушно, хотя по натуре резкая, вспыльчивая. Она была слишком ровна, вот что. При этом прекрасно умела дать понять, что я веду себя по-свински.
Я сейчас часто вспоминаю первую ночь нашей совместной жизни. Ну, ту, после вечера в кафе. Да не кряхтите вы так, ничего… хм… интимного. Я был пьян до неприличия. Постоянно к ней лез. Ей даже пришлось ударить меня по рукам. В самом деле, с пьяным общаться какое удовольствие? Целоваться, допустим. И прочее тоже. Она заставила меня умыться, раздеться и лечь на старенький диванчик. Укрыла пледом. Сказала:
- Ты так напился, что мне смотреть на тебя не хочется. Спи, завтра всё будет по-другому.
Может, не совсем это сказала. Но смысл приблизительно таков. Помню, пытался трепыхнуться раза два. Она только отстранялась устало. Мне было стыдно, неловко. Подумает ещё, что я озабочен сверх всякой меры. Постарался закрыть глаза и быстрей уснуть. Получилось не сразу. Меня штормило. Что, знакомое выражение? А состояние? Ну, не хотите, не отвечайте. Главное, понимаете. Последнее, что запомнилось в ту ночь: Оля сняла свои австрийские туфли, поставила стул возле окна, села на него. На стул, то есть. Да, она сначала открыла окно настежь, а уж потом села. Свежий воздух - это здорово. Ночной ветерок добрался до меня. У меня лоб горит, а тут вдруг прохлада. В общем, я заснул. Проснулся довольно поздно. Долго лежал, не открывая глаз. Привыкал к новому для себя положению мужа. Одновременно испытывал и счастье, и ущемлённость. Вы, наверное, понимаете, почему. Когда открыл глаза, вижу, Оля сидит на том же самом месте, в той же самой позе. Всю ночь так, что ли, просидела? Нет, на подоконнике две бутылки пива стоят. Где-то ведь умудрилась достать. С бутылочным пивом тогда дела обстояли непросто. Это она мне похмелье собиралась лечить. Не знаю, что вы подумали сейчас, уж больно подозрительно хихикаете. Любой нормальный мужчина на моём месте порадовался бы, что у него сообразительная жена. Да прекратите вы уже хихикать. Вы подумайте! Вот не представлял, что с кем-то абсолютно аналогичный случай был. А он, этот ваш друг, он что, любитель выпить? Странная закономерность, однако. Чего в жизни только не встретишь. Во всяком случае, убеждать вас мне не придётся. И вашему другу, и мне умные жёны достались, понимающие. В последнее время я стал задавать себе вопрос, почему она не спала в ту ночь? О чём думала, сидя у окна, подперев щёку рукой? Теперь-то точно ответ не найти. Потом мы с Олей не раз вспоминали эпизод с пивом и всегда смеялись. Я, кажется, упоминал, что Оля по отношению ко мне вела себя слишком спокойно и ровно. Ничего, если я повторяюсь? Угу. А между тем, постоянно бурлила из-за событий, происходящих на стороне. Со мной не допускала никаких нежностей. Я, прямо скажу, не большой любитель всяких нежностей, но от Оли я их ждал. Жаждал всеми фибрами души. Со временем понял, что она на них неспособна. Ни на нежности, ни на ласку. И успокоился. Мне даже стали нравиться наши сдержанные отношения. Своеобразный англизированный вариант. Кончилось обычным итогом. Мы притёрлись друг к другу, привыкли к такой нашей жизни. Я по своему складу человек кабинетный, и редко Оле удавалось расшевелить меня. Чуть позже она и пытаться перестала. Единственно, раз в месяц мы обязательно выбирались куда-нибудь вместе. Чаще всего в гости к моим родителям. Оля шутила, дескать, таким способом она “вывозит в свет мужа”. Детей у нас не было. По моей вине. Я очень уставал на работе. Часов мне дали много. Классное руководство, кабинет, факультатив, кружок. Надо было как-то зарабатывать. Знаете, насмотришься на детей в школе, наслушаешься грохота, писка, визга, и начинает тянуть к тишине, к покою. К уединению, в общем. Если же своих детей заводить, то и дома не отдохнёшь. И дома будут писк, визг, вопли. Пелёнки, подгузники. Ночью не выспаться. Нет уж, благодарю покорно. Короче, не хотел я детей. И одного ребёнка не хотел. Категорически. Оле говорил, что ей с её больным сердцем беременеть опасно. Мол, боюсь за её здоровье. Много чего говорил. На все мои доводы Оля не отвечала, лишь хмурилась. С каждым разом больше и больше. В остальном жизнь наша шла гладко. Мы считались образцовой супружеской парой. Мои родители всегда боялись, что Оля с её решительным характером затолкнёт меня под каблук. Ничего подобного. В доме всё делалось по моему желанию и хотению. Это примирило моих предков со снохой. Да и я в конце концов так уверился в своей жене, что стал частенько на неё покрикивать. Да, да, и покрикивал, и капризничал. Она терпела молча. Чем больше она мне прощала, тем дальше меня заносило. Теперь-то понятно, вымещал на ней три года своего бесплодного ухаживания. Самоутверждался за её счёт. Но тогда… Совесть моя голоса не подавала, молчала себе в тряпочку. И я полностью убедил себя, что так и должно быть. Так и было бы. Но на нашем горизонте вдруг появился Вишневецкий.
Мы к тому времени обзавелись крохотной квартиркой на Чистых прудах. За выездом, разумеется. Олины родители постарались, пробили. С перспективой впоследствии получить квартиру в новостройках. Вам не понять, сколько радости доставили комната с кухней, коридорчиком и совмещённым санузлом. Своя! Ни родителей, ни соседей. Ни к кому не надо подстраиваться. Ремонт делали сами. Мечтали, планировали. Прямо под окнами, вернее, почти под окнами, Чистопрудный бульвар. Я полюбил, возвращаясь с работы, полчаса проводить на бульваре. Гулял. Стоял возле пруда и наблюдал за лебедями. Тогда там оставалось ещё целых два лебедя. Представляете? В хорошую погоду пенсионеры прямо на скамейках играли в шахматы. Тихо, спокойно. Однажды, идя с работы и совершая привычный моцион, я случайно наткнулся на Вишнёвую Косточку. Сказать, что он был сильно подшофе, не сказать ничего. Он сидел на скамейке. Нет, не сидел, а полулежал. Весь какой-то расхристанный. Смотрел прямо перед собой мутными, ничего не видящими глазами. Никого вокруг себя не замечал. Таким Костю мне видеть не доводилось никогда. Естественно, я подошёл. Пришлось приложить кое-какие усилия, прежде чем он смог сосредоточиться, сфокусировать взгляд на моём лице и начал узнавать.
- А-а-а… Это ты… - промычал он.
Меня пошатнуло. От него шло столь мощное амбре, бог мой. Что вы думаете? Я потащил его к нам домой. До сих пор не понимаю, зачем мне это понадобилось. Благородство? Господь с вами. Никакого благородства. Наверное, заноза, оставленная им в моей душе при последней встрече, дала себя знать. Захотелось похвастаться перед Костькой своей жизнью. Я был настолько поглощён глупым своим желанием, что ни о чём не спросил его. Ни - почему он так пьян, ни - как он оказался на Чистых прудах. Зато Оля спросила первым делом. Она открыла дверь на мой звонок. Увидев нас, охнула и засуетилась. Чай тут же приготовила наикрепчайший, картошку поставила на плиту. За чаем выяснилось, почему полевой сезон пока не закончился, а Костька уже пьянствовал в Москве. У него умер молодой ещё отец. Скоропостижно. Инсульт. Мать Костя потерял значительно раньше. Ему было лет десять, когда она попала в автомобильную аварию. Помнил он её плохо. А вот отца любил. Старшая сестра телеграммой вызвала на похороны. Похоронили. Затем сестра объявила Косте, чтобы он на квартиру не рассчитывал. Ей с мужем там в самый притык. Теперь и о детях можно подумать. Пусть братец себе в другом месте жилплощадь присматривает. Умные люди находят невесту с квартирой. Выписать его из квартиры она, само собой, не могла. Но сделала всё, чтобы не пускать его туда. Оля слушала и качала головой. Квартира, конечно, обыкновенная, в “хрущёбе”. Так ведь двухкомнатная. Можно было брату маленькую комнату уступить. Тем более, что его профессия ему по полгода “в поле” гарантировала.
