– Это правда, – сказал он мрачно, – Низа… Я хочу попросить твоего прощения за то, что ударил тебя там… на Родериго.
– Я уверена, что ты считал это необходимым.
– Да, в этом-то все и дело…
– Тогда зачем извиняться?
Он попытался улыбнуться.
– Это тяжелым камнем упало мне на сердце.
Она пожала плечами.
– И что, по-твоему, я должна с этим сделать?
– Не знаю, – сказал он смиренно. – Видимо, ничего уже не сделаешь.
Она посмотрела на него странным взглядом, в котором читались сразу и гнев, и жалость.
Он не мог вынести этого взгляда, поэтому закрыл глаза, не желая даже знать, что говорит ему этот взгляд.
В следующий момент голова его резко отлетела назад, потому что она ударила его рукой в перчатке по щеке.
Он дотронулся до пораненной губы и посмотрел на нее в таком остолбенении, что не мог говорить.
Она улыбнулась холодной, но невымученной улыбкой.
– Теперь мы в расчете, – сказала она.
К его вящему изумлению она наклонилась над ним и поцеловала… легчайшим прикосновением губ.
Потом она взяла шлем и натянула его на голову.
Руиз нашел кусок полусгнившей веревки и завязал один конец петлей у себя на шее. Он воспользовался виброножом, чтобы так подточить волокна веревки, что они держались только на нескольких ниточках. Другой конец веревки он вручил Низе.
– Я твой пленник, – сказал он с улыбкой, полной надежды.
Потом он критически ее осмотрел. Кончики ее волос свисали по спине на большую длину, чем у гетмана. Он взял вибронож и срезал их. Он спрятал вибронож в рукаве и стянул манжет потуже.
Она была настолько хорошо замаскирована, как он даже и не смел надеяться. На самом деле, если бы не изуродованный труп, который лежал между ними, он по-прежнему считал бы, что Желтый Лист смотрит на него через прорези страшной омерзительной маски. Царская осанка Низы показалась ему жутким подобием презрительной и горделивой походки гетмана, настолько убедительным, что он поневоле вздрогнул.
– Послушай, – сказал он, – ты должна ходить так, словно ты собственница всего мира, словно все остальные люди – дерьмо, налипшее тебе на сапоги. Ты сможешь так сделать?
– Конечно, – сказала она, – я тебе хочу напомнить, что в течение большей части моей жизни отношение мое к людям и миру было именно таким – до совсем недавнего времени, собственно говоря.
– Я забыл, – сказал он, широко улыбаясь. – Ну, тогда хорошо. Ты должна помнить еще и о том, чтобы ни в коем случае не разговаривать. Когда мы выйдем на открытое пространство, родериганцы станут использовать против нас шарики-шпионы или мониторы слежения на дальних дистанциях, поэтому нам надо сыграть наши роли в совершенстве. Не важно, что произойдет, не важно, что буду делать я, – ты должна вести себя в точности так, как вела себя гетман.
– Я запомню, – они немного помолчали. Потом она снова заговорила.
– Мне так радостно видеть, что ты стал немного похож на прежнего себя, Руиз Ав. Ты казался мне таким холодным, таким отдаленным, с тех пор, как мы покинули Моревейник, – я едва знала, что тебе сказать. Наверное, в твоем мире снов случилось что-то приятное – что-то, что тебя немного вылечило.
Голос ее звучал неуверенно, словно она и радовалась и все-таки была настороже.
– Да… это был приятный сон, – сказал Руин, думая о Лиил и ее приятной выдуманной жизни. Он очень надеялся, что Низа не станет допрашивать его дальше. Хотя он устал от того, что ему все время приходилось говорить неправду, он все же не видел никакой необходимости в том, чтобы сказать ей про Лиил.
Но она больше ни о чем не спрашивала, и чуть погодя он сказал:
– Надо идти. Ты иди первая и веди меня, а я послушно последую.
Потом он заставил еще одним куском сгнившей веревки связать себе руки за спиной, чтобы все выглядело так, что у него нет никаких возможностей бежать или сопротивляться. Если он будет вести себя аккуратно и не двигать руками.
– Еще одно, последнее, – сказал он. – Если что-нибудь пойдет совсем скверно или если меня поймают или убьют, постарайся сбежать. Броня сможет защитить тебя от попадания практически любого оружия, если не считать выстрела из энергомета почти в упор. У тебя будет шанс убежать.
Он не посоветовал ей никакого места на острове, где она могла бы найти убежище, потому что его скорее всего просто не было. И все же он хотел бы, чтобы она жила как можно дольше.
Она кивнула, и страшная маска сверкнула в ответ.
Геджас расхаживал беспокойно взад-вперед под орудийной аркой, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть на свои экраны мониторов.
Его устройство слежения предупредило его низким мелодичным сигналом, когда зашевелилось вживленное в мозг Желтого Листа устройство, когда оно стало перемещаться в пространстве. Ему показалось, что это слишком уж быстро. Он ожидал, что ему придется стоять лагерем в холмах долгое время, как минимум несколько дней. Он нетерпеливо ждал перед другим экраном, который должен был включиться, когда шарик-шпион перед пещерой начал бы передавать изображение. Шарик пока парил над входом в туннель.
Когда Желтый Лист появилась из туннеля, ведя безумца на веревке, затянутой петлей-удавкой, он почувствовал волну облегчения, которая омыла все его существо. Он не очень раздумывал над тем, что произошло с женщиной с примитивной планетки, но потом его внимание привлекла какая-то странность в походке Желтого Листа. Она, казалось, шла с большей легкостью, с большей сексуальной притягательностью, словно ее бедра были смазаны маслом. Облегчение, которое он сперва почувствовал, сменилось бешеной завистью. Она наверняка устроила себе поблажку, потребовала от безумца, чтобы он ее удовлетворил, там, в пещере виртуального Компендия.
Он сказал себе, что гнев его вызван тем, что она так легко рискнула интересами Родериго. А что, если бы безумец причинил бы ей вред или убежал бы? Он был быстрым и сильным и таким опасным, какими бывают только люди, которым абсолютно нечего терять. Но сейчас Руиз Ав шел, понурив голову, словно был абсолютно истощен. Он даже спотыкался.
Когда Геджас стал особенно тщательно думать о том, что именно Желтый Лист и безумец делали вместе, он немедленно повернулся к ближайшему охраннику и прокричал ему:
– Приготовьте землеходы. Мы встретим гетмана на пляже, на берегу.
Он подошел к центру лагеря, где его пленники сгрудились возле обогревателя, пытаясь сохранить тепло и не окоченеть. Маленький оранжевый человечек все еще лежал на земле, глаза его были полуоткрыты, он едва мог идти.
– Встать, – сказал Геджас, – идем.
Старый толстый фараонец показал жестом на оранжевого человечка.
– А как с ним быть, хозяин?
Он бы пришиб любого обычного пленника за такой вопрос, но он удержался от приведения в исполнение своего желания, вспомнив, что фараонец – часть приманки, которую они держали перед носом работорговки Кореаны.
– Оставим его, – сказал он и отвернулся.
Снаружи ночь была такой ясной, а звезды такими яркими, что они светили на тропинку.
К тому времени, когда Низа и Руиз подошли к лагерю, родериганцы и остальные пленники давным-давно ушли. Кроме примятых травы и кустов единственными следами их пребывания там были ошметки мусора: обертки от еды, коробки из-под вооружения, куски бумаги – и простертое тело повара Эйндиукса. Сперва Руиз решил, что маленький оранжевый человечек просто мертв, но, когда они проходили мимо, Эйндиукс перекатился и слабо улыбнулся Руизу. На груди Эйндиукса Руиз заметил металлический блеск медицинской прилипалы – видимо, Дольмаэро дал ее коку.
Руиз устоял перед желанием остановиться. Он не знал даже, что он мог бы сделать для бывшего кока. Скорее всего, ничего. Но в любом случае он не смел сделать ничего такого, что Геджас счел бы подозрительным и нехарактерным для гетмана. Наверняка вот так остановиться и помочь брошенному пленнику – совершенно не в духе того, – что могло бы в таком случае прийти в голову Желтому Листу.
