Синди помедлил и обнял Саймона за шею. Получалось, что судьба у него — постоянно сдаваться, отступать, подчиняться. Пожалуй, он мог бы еще сопротивляться просто из принципа, скандалить, бороться… Но зачем? Человек рядом с ним был так невыносимо близко, что Синди чувствовал его сбившееся дыхание и сердцебиение. Ему казалось, что он может почувствовать ярость Саймона всем телом, кожей; что Саймон способен размазать его по стене, как джем по тосту. Синди был причиной этого гнева, этой вспышки… и неуверенности, спрятанной глубоко, но теперь, когда они были так близко, словно спаянные в одно существо, Синди откуда-то знал, что она существует.

Впрочем, понятно, откуда. Эта неуверенность была двойником его собственной. Так же как ярость — близнецом его ярости, заставившей его швырнуть однажды злополучный стакан.

Почему-то они никогда не могли дойти до спальни в такие моменты, и пришлось опять обходиться диваном. Синди ударился спиной и охнул, а Саймон уже сдирал с него одежду с неистовством человека, который защищает свое последнее; трещала ткань, отлетали замки. Синди схватил ртом воздух и увидел лицо любовника над собой.

— Ты мой, — смуглые пальцы сжали его запястья, не давая пошевелиться.

— Придурок бешеный, — прошипел Синди, дрыгнув ногами. Брюки, точнее то, что от них осталось, свалились на пол.

— Мой, — Саймон был непреклонен, и ноги Синди тоже оказались обездвижены.

— Твой, — Синди не стал отрицать очевидного.

Куда деваться, если мысли всегда приводят к одному и тому же? Если можно отказаться от карьерного взлета, чтобы в итоге оказаться прижатым к дивану и не способным сопротивляться? Если запоминаешь все до мелочей — голос, запах, прикосновения, и вздрагиваешь от одного воспоминания, настолько все впечатывается в твою память? Зачем врать, если сейчас любая ложь между ними будет заметна, нелепа и постыдна?

— Да, — Синди закрыл глаза, чтобы не видеть во взгляде Саймона торжествующего огонька. Он все равно мог бы видеть его лицо даже с закрытыми глазами. Всегда.

Он проснулся, потому что его беспощадно толкали, срывали одеяло, в котором Синди пытался спрятаться, а потом начали щекотать, что со стороны Саймона было нечестным ходом и изощренной пыткой. Синди со стоном открыл глаза и обнаружил, что Саймон уже полностью одет и идеально причесан.

— Вставай, — велел он, отшвырнув одеяло подальше.

— Пожар, наводнение или нашествие гигантских муравьев? — зевнул Синди.

— Вставай, — повторил Саймон и скрылся.

Спорить с ним в такие минуты было совершенно бесполезно, поэтому Синди свесил ноги с кровати, стек на пол и, нога за ногу, утащился в душ, где постарался сделать из себя приличного члена общества, насколько это было вообще возможно.

Когда он вышел из ванной, с мокрыми волосами и еще сонный, в лицо ему прилетели штаны.

— Одевайся!

— Блик, ты ничего не хочешь объяснить? — недовольно поинтересовался Синди, который штаны не поймал.

— Нет.

Возразить на это было нечего.

Синди был почти одет, когда Саймон повесил ему на плечи какой-то рюкзак, а потом окинул критическим взглядом и стянул с его запястья комм.

— Это не понадобится.

Синди уже начал подозревать, что Саймон решил вывезти его из города и без помех расчленить, настолько тот выглядел одержимым непонятной идеей. Однако следующим движением Саймон выключил и свой комм и бросил его на столик, а потом схватил Синди за шиворот и потащил из квартиры.

— Мы что, сбегаем?

— Какой ты догадливый, — отозвался Саймон и в лифте выбрал спуск до гаража.

— Ты собираешься вести без комма?! — не поверил своим глазам Синди. — А если узнают?

— Тогда меня посадят, а ты будешь носить мне передачи. С каких пор ты стал таким занудой?

— С тех пор, как с тобой связался, — проворчал Синди, но послушно занял свое место сзади. Дурацкий рюкзак все время съезжал набок из-за неотрегулированных лямок, а Синди даже не знал, что там. Зная Саймона, догадок лучше было не строить.

Было бы ложью утверждать, что Саймон без комма водил байк так же бесшабашно, как Саймон со всеми документами. Все было прилично. Однако «прилично» Саймона и «прилично» всех остальных весьма различались, и вскоре Синди, как всегда, захотелось задрать руки, запрокинуть голову, кричать и улюлюкать прямо в небо. Небо было чистым, каким-то невероятно свежим, и Синди казалось, что эта свежесть ливнем обрушивается прямо из-под редких облаков и пронизывает его сверху донизу, до костей. Саймон резко развернул байк, Синди, уже немного привыкший к его манере езды, не вскрикнул, но крепче ухватился за него. Он знал, что Саймону нравится восхищать еще и этим — умением справляться со скоростью, со своим механическим зверем, безошибочно вливаться в поток других машин и лавировать в нем. Нравится, когда Синди прижимается к его спине, как будто это дает ему хоть какие-то гарантии безопасности. В их совместных поездках Синди за час получал дневную дозу адреналина. Ему это тоже нравилось.

Они затормозили у одного из бизнес-центров, чья крыша терялась где-то в небесах и подпирала облака. Саймон соскочил на тротуар и, не давая Синди опомниться, потащил его за собой. Они вторглись в толпу клерков — ухоженных, в строгих костюмах, постоянно ведущих разговоры с невидимыми, но наверняка столь же деловыми и сосредоточенными на работе собеседниками. Посверкивали экраны коммов, тут и там над запястьями работников появлялись какие-то графики или схемы. Среди этих людей, каждый из которых щедро жертвовал свое время работе, начальству и выполнению правил, Саймон в своей кожаной куртке и Синди в пестрых тряпках и с рюкзаком выглядели двумя галками, случайно залетевшими на выставку достижений птицефабрик.

Синди дернул Саймона за рукав.

— Ты уверен, что нам сюда? — тихо поинтересовался он.

— Абсолютно, — подмигнул Саймон, подталкивая Синди в лифт.

Они ехали до самого верхнего этажа, лифт постепенно пустел, выплевывая одну порцию людей за другой, и, наконец, они остались вдвоем. Синди совсем не контролировал ситуацию и отдался на волю Саймона, решив, что тот должен знать, что делает. Однако, когда Саймон, небрежно оглянувшись по сторонам, полез на лестницу под потолок и, цепляясь одной рукой за поручень, второй стал вскрывать люк, Синди прошипел:

— А если охрана засечет?!

— А ты ори громче, — посоветовал Саймон, который разбирался с замком с ловкостью, напоминающей о его интернатском детстве. Люк поддался, и его крышка съехала в сторону. — Забирайся.

Синди не заставил себя дважды просить. Если им и было суждено попасться, то лучше бы это было после рассказа Саймона, что он задумал. Умирать от любопытства Синди не хотелось — это была бы слишком жестокая медленная смерть.

Он поднялся по лестнице и шагнул прямо в весеннее небо. Люк вел на крышу, и Синди слегка покачнулся под порывом ветра с океана. Он отцепил надоевший рюкзак и осторожно, чтобы не наступить на сероватые, как рыбья чешуя, солнечные батареи, пошел к краю, где уже стоял Саймон.

— Вау, — только и сказал он, когда подошел ближе.

«Вау» было слишком вульгарным словом для того, что он чувствовал, но у Синди был бедный словарный запас.

Океан плескался где-то под его ступнями — казалось, что можно было прыгнуть с края крыши и упасть прямо в синюю сверкающую под солнцем воду. Конечно, на самом деле это было не так, от кромки прибоя бизнес-центр отделяла широкая полоса дороги, пляж и набережная, но с крыши они выглядели одной узенькой трехцветной полосой. Ветер задирал челку Синди, обжигал его щеки, заставлял моргать и смахивать слезы. Синди дышал весной и не мог надышаться, вместе с морским запахом он впитывал концентрированное, ничем не разбавленное счастье. Стоять на краю было немного страшно, но даже бульдозер вряд ли бы сдвинул его сейчас с места.

Когда он очнулся, Саймон уже успел найти сухой участок крыши и вытащить наружу содержимое рюкзака. Там оказался плед, пара яблок, с которых Саймон старательно счищал наклейки «Обработано», несколько криво слепленных бутербродов и бутылка с молоком.