– Эй, подождите! – всетаки рискнул альбионец.

– Чего тебе? – уставился на него сержантабиссинер.

– Нам хотя бы руки развяжут? – уточнил Хеллборн.

– Вы можете попробовать сами, – заметил абиссинер. – Зубами, например. Но потом вас расстреляют. И развязанного, и развязавшего.

И дверь захлопнулась.

– Когдато это был склад боеприпасов, – принюхался многоопытный Эверард. – Оружейное масло, солидол… Но с некоторых пор к этому букету примешались новые запахи.

"Кровь и дерьмо", – подумал Хеллборн.

– В прошлый раз нас держали в другом отсеке, – продолжал американец. – И капитан был куда более любезен…

– Это не был капитан корабля, – машинально уточнил Джеймс.

– А кто же тогда? – удивился собеседник.

– Командир отряда воздушной пехоты, – предположил Хеллборн. – Да, скорей всего.

– Но разве на борту корабля, морского или воздушного, не должен быть только один капитан? – спросил Эверард.

– Это наши, англосаксонские традиции, – напомнил альбионец. – Я был уверен, что и у белголландцев есть нечто подобное… Похоже, что далеко не у всех. У этих ублюдков точно нет ничего святого.

Он окинул взглядом тесный и сумрачный арсенальный отсек. Черт побери, люди снова смотрели на него. И было их в несколько раз больше.

Джеймс Хеллборн откашлялся.

– Я субкоммандер Джеймс Хеллборн. Присутствует ли на палубе альбионский или союзный офицер старше меня по рангу?

– Никак нет, сэр, – отозвался Гордон.

– Очень хорошо, – кивнул Джеймс. – Принимаю на себя командование нашим экипажем.

ДЕЖА ВЮ!

– Итак, солдаты, приказ номер один. Нас оставили со связанными руками, поэтому сейчас каждый пробует шевелить пальцами и проверяет, свободно ли поступает к ладоням кровь. Если нет – это может быть опасно в долгосрочной перспективе. Заражение крови, гангрена, ампутация…

" Какой же ты все таки болван, Джеймс", – заметил Внутрений Голос.

Как видно, они попали в руки опытных тюремщиков, потому что через несколько минут все пленники доложили – кровь поступает свободно. Что ж, их явно не собирались убивать столь изощренным способом.

– Очень хорошо, – сказал Хеллборн, выслушав последний доклад. – Мистер Гордон, постройте людей.

Это был явно не просторный кубрик крейсера, поэтому пленики выстроились в пять рядов. Кроме того, Гордон не стал изображать парадный шаг (тесно) и отдавать честь (как? связанными рукками?!).

– Смирно! Равнение на центр! Сэр, экипаж построен.

– Вольно, – Джеймс порылся в своей памяти. – Солдаты, мы оказались в плену. Тяжело, опасное и позорное положение. Позорное, но не постыдное. Вам нечего стыдиться. Это был славный корабль, и экипаж храбро сражался до последнего. Мы нанесли тяжелый урон агрессору и заставили его нас уважать. Теперь мы должны держаться вместе и надеяться на лучшее. Надеяться, что враг всетаки будет соблюдать Женевскую конвенцию…

(" Это было лишнее. Мы же все видели, как они себя ведут!!!")

– Если нет – мы должны держаться до последнего. Помните о долге и присяге. Вы – альби… Вы – солдаты Альянса, – поправился Хеллборн. – Нас помнят, нас не оставят в беде.

– Аминь!

– Вопросы, жалобы, предложения?

Нет, это были явно не хладнокровные альбионцы. Да и пленитель на этот раз был другой. Американские аэронавты заголосили чуть ли не хором:

– Сэр, что с нами будет?

– Да это же настоящие звери!

– Этот капитан законченый ублюдок!

– Мы должны сопротивляться!!!

– Это полная задница, сэр!

– Убить всех негров!!!

И так далее.

– Хватит! Тишина! – не выдержал Хеллборн. – Мы найдем выход, я вам обещаю. Сейчас – всем отдыхать. Вам потребуются силы. – Еще раз окинул взглядом строй. – Среди нас дама, надо выделить ей отдельный уголок.

– Сэр, в этом нет необход…

– Отставить. Выполнять. Старшие офицеры – совещание через пять минут. – Джеймс оглянулся. Здесь не было душевой кабинки. – Вон в том углу.

* * * * *

– Четыре мушкетера, – ухмыльнулся Беллоди. Цвет его лица колебался между синим и фиолетовым, и виновата в этом была отнюдь не тусклая лампочка. Всетаки здорово его отделали. "А меня?" – подумал Хеллборн и пересчитал языком зубы. Вроде бы все на месте.

– Вот уже второй раз, – продолжал Беллоди.

– Девятый или десятый, – признался Мэнс Эверард.

– Аналогично, – откликнулся Джон Гордон.

– Не могу решить, – не удержался Хеллборн, – столь богатый опыт говорит в вашу пользу или наоборот?

– Что ж, – спокойно ответил Эверард, – я выбрался и никого при этом не предал. Наверно, всетаки в мою.

– Извините.

– Ничего страшного.

– Ваши предложения, господа? – вздохнул Джеймс.

– У нас остался человек снаружи, – напомнил Беллоди.

– Да, конечно, – кивнул Хеллборн. – Пожалуй, в настоящий момент, это самая большая наша надежда.

– Вы уверены в ней? – спросил Гордон.

– Да, абсолютно уверен. И не только по той причине, о которой вы сейчас подумали, – отозвался альбионец. Офицеры и джентельмены покраснели. Все четверо, одновременно.

– Но ведь это же действительно звери! – не выдержал Гордон.

– Бывало хуже? – поинтересовался Джеймс.

– Было повсякому, – неопределенно пожал плечами американец. Эверард только молча кивнул.

– Будем надеяться на лучшее, – промямлил Хеллборн. – Если станет совсем плохо… что ж, тогда рвем веревки зубами и бросаемся на них, как только откроется дверь.

– Если откроет… – Беллоди оборвал себя на полуслове. – Конечно, рано или поздно…

– Вот именно. Кто знает, что придет в голову этим садистам, но вряд ли они заперли нас в этот отсек, чтобы заморить голодом. Могли бы утопить в шлюпке. Воздух поступает, – Хеллборн принюхался и тут же пожалел об этом. – Будем ждать. Рано или поздно, они вернутся для продолжения разговора. ОК, всем отдыхать.

Джеймс первым прислонился к переборке, устроился поудобнее (да, связанные за спиной руки мешали) и прикрыл глаза. Голову немедленно наполнили мрачные мысли, и, чтобы разогнать их, он стал вспоминать все, что знал про абиссинеров.

Белголландцы – нет, тогда это были просто Свободные Нидерланды, Республика Восемнадцати Провинций – окончательно выгнали португальцев и других европейских конкурентов из Аденского залива около 1650 года. Тогда же они принялись превращать временные крепости и торговые форпосты на эритрейском и сомалийском берегу в постоянные поселения. Уничтоженных аборигенов – эфиопов, арабов, сомалийцев при этом никто не подсчитывал. Транзитная торговля процветала, колония тоже.

Полтора столетия спустя в европейскую метрополию пришел Наполеон, превративший старые добрые Нидерланды в новую нехорошую Белголландию. Когда Наполеон пал, из метрополии в Африку прибыли новые поселенцы. Тогда же за белыми колонистами окончательно закрепилось прозвище "абиссинеры", а колония получила свое настоящее имя. Заметную часть новых переселенцев составляли люксембуржцы и белгерманцы ^[5]из Эйпена, Буллингена и других "Восточных Кантонов". С тех пор они совершенно смешались с голландцами и фламандцами, и говорили на одном языке ("африкаансе"), но Белголландская Абиссинская Республика/Белголландский Абиссинский Рейх сохранила/сохранил свое двойное голландонемецкое имя.

Около 1880 года доминион БАРБАР внезапно поднял мятеж против метрополии. Как это обычно бывает, изза какойто ерунды, вроде торговых пошлин на фрукты. Первыми на подавление мятежа прибыли не европейцыбенилюксеры, а морские пехотинцы ВИК. С тех пор абиссинеры недолюбливали своих восточноазиатских кузенов и называли их не иначе, как "виксосы". (Тесное общение с египтянами не прошло даром. Между прочим, верхние египтяне называли "гиксосами" каирских французов).

Воодушевленные своими успехами виксы даже собирались включить умиротворенную Абиссинию в состав ВИКонфедерации, но тут запростестовали уже кузены из другого океана. Добрые граждане Доминиона Белгондурас совершенно справедливо решили, что виксы лезут в чужую зону влияния. Метрополия, не желавшая чрезмерного усиления и без того могущественных азиатских доминионов, поддержала гондурасцев, и виксы неохотно отступили.