Товарищ Аттила в свою очередь лично провел старших офицеров «паровозной пехоты» по всему составу, познакомил с экипажем и местными достопримечательностями (вроде промасленных казенников). На какомто этапе экскурсия прибыла в центральный орудийный вагон.

– Познакомьтесь, товарищи, – подполковник Кун развел руки в сторону, как будто собирался обнять всех присутствующих. – Мастеркапитан Белгутай, лейтенант Хеллборн. Майор Намибия.

– Намибия? – машинально переспросил Джеймс.

– Это псевдоним, – ответила она. – Nom de guerre.

Товарищ Намибия неплохо говорила поанглийски и французски одновременно. «Все ясно, – заключил Джеймс, – это местная африканская Мэгги. Принцесса решила поиграться в революцию. Симпатичная негритянка… только слишком легко одета».

Не то слово. Вся униформа бравого майора состояла из одной травяной юбочки. На поясе повисли револьвер в брезентовой кобуре и огромный зловещий кинжал. Знаки отличия были вытатуированы прямо на теле – на плечах, ключице и – разглядел Хеллборн, когда товарищ Намибия уже удалялась – на правой лопатке. За ней следовали два лейтенанта, аналогичного пола и в аналогичной униформе.

– Нет, Джеймс, это не наш пуританский Грифон, – заметил через некоторое время товарищ Аттила, заглянувший к ним в вагон уже в одиночку.

– Но это дожно быть неудобно… и небезопасно… – пробормотал растерянный Хеллборн.

– Их племя сражается так испокон веков, – пожал плечами подполковник Кун. – Легкая пехота, африканские амазонки. Они признали революцию и получили свою автономную республику. Мы не станем силой надевать на них бронежилеты. Разве что силой убеждения.

«Аминь».

* * * * *

Первый бой состоялся через шесть дней после отправления из Кейптауна, гдето в районе южной габонской границы. Джеймс неспешно доедал изрядно поднадоевший бифштекс из бегемота в столовой, когда завизжала на редкость противная сирена боевой тревоги. Поскольку селектор/внутреннее радио на бронепоезде отстуствовали, дополнительных рязъяснений не последовало. Пришлось сломя голову мчаться в свой вагон, подниматься на крышу и… Он еще не успел нацепить шлемофон – все и так было ясно.

– ВОЗДУХ! – заорали сразу два стрелка по левому борту и тут же открыли огонь – в такой ситуации дополнительные приказы не требовались.

Не менее дюжины вражеских конвертопланов заходили со стороны моря. «Поторопились, ублюдки. Через какойнибудь час солнце могло слепить нам в глаза, а сейчас оно висит прямо над головой!» – невпопад подумал Хеллборн и поднял бинокль. Чужой мир, чужая планета. У нас таких машин не было. Треугольные платформы, в каждом углу остроугольного треугольника – вертикальный ракетный двигатель, который и держит машину в воздухе. Я никогда не любил геометрию, почемуто вспомнил Хеллборн, наблюдая устремленную прямо в него пунктирную линию трассеров, с которой немедленно скрестились трассеры зенитных автоматов бронепоезда – его батареи и четырех других. Вооруженный биноклем глаз обманул, пушечная очередь с головного конвертоплана прошла чуть правее, на палубу рухнул, обливаясь кровью, один из стрелков, а остроконечный клин вражеских штурмовиков тем временем проревел над головой и принялся разворачиваться гдето над джунглями. Джеймс бросился изучать самочувствие пострадавшего зенитчика, тогда как у него за спиной уже орал в сорваный шлемофон невесть откуда выскочивший Белгутай:

– Лазарет! Это Эпсилон! Пришлите санитаров! У нас раненые!

Состав, до того равномерно преодолевавший особенности рельефа со скоростью километров тридцать в час неожиданно (попадание?) содрогнулся, Хеллборн споткнулся об труп (труп? да, верно, труп) и упал животом прямо на казенник «Скайклинера». Хорошо смазанный вертлюг провернулся, и Джеймс внезапно увидел хищные треугольники вражеских машин прямо в сетке зенитного прицела. Потянулся к гашетке. Прижал. Гильзы запрыгали прямо перед носом. Конвертопланы опять пронеслись над головой. Хеллборн устроился поудобнее, снова придавил гашетку, «Скайлайнер» изрыгнул еще одну порцию полурасплавленного свинца.

«Нет, это не я в него попал», – с легким разочарованием отметил Джеймс, когда один из самолетов задымился и принялся кувыркаться в воздухе. «И в этого тоже не я». Еще одна подбитая машина устремилась к земле – нет, не штопором, а осенним листом. «Быть может, стоит выстрелить в этого? Прекрасная мишень».

Но в белоснежный купол парашюта никто из других зенитчиков не стрелял, поэтому и Хеллборн отказался от этой мысли. Возможно, здесь так не принято.

Уцелевшие конвертопланы испарились над океаном. Над бронепоездом медленно оседал их прощальный привет – целое облако листовок. Джеймс подобрал одну из них. Надо же, какой возвышенный слог! Что они хотели этим сказать?

_____________________

«– Скажи, отважный барабанщик,

Свалившись в грязь с кровавой раной,

Ответь, о чем ты думал раньше,

Когда стучал по барабану?

Скажика, мальчик, ведь недаром,

Отлиты в бронзе монументов,

Шагали строем коммунары

На пулеметы интервентов?

– «Мы были первыми и взоры..»

Но нет, не будем повторяться;

Мы в оны дни вдыхали споры

Свободы, Равенства и Братства!

Отбросив смутные сомненья,

Твердили правило святое:

«Никто – не даст – нам – избавленья!

Мы сами – боги и герои…»

Что были нам врагов угрозы?

Отправлен вызов гуннам, туркам!

Нас в бой вела богиня Роза,

Императрица Люксембурга!

Когда Судья поднимет палец,

Наш тяжкий грех пристрастно взвесьте,

Мы многократно ошибались –

А кто б не стал на нашем месте?

Узрев пожар священной Трои,

Мы твердо верили, Всевышний –

Мы наш, мы новый мир построим,

Он будет лучше, чем погибший!

Из пепла прошлого восстанут,

Как победителям награда –

Дворцов возвышенные храмы

И бастионов колоннады.

Когда Судьба в горячем тигле

Смешает кровь сестры и брата,

Мы наш, мы новый мир воздвигнем –

Он будет лучше, многократно!

Со всех сторон сойдутся люди,

И на Земле – не в райских кущах! –

Я твердо знал, что Город будет –

ГраднаХолме, в садах цветущих!

Тогда, сжимая Меч Господень,

Отравлен воздухом Победы,

Я знал – взойдет над миром Полдень,

За ним – Туманность Андромеды!

– Ну что ж… Прислушавшись к пророкам,

Ты взялся обработать камень,

Но что могло взойти до срока

Из пепла, грязи и страданий?

Пусть мир прогнивший уничтожен,

Но был триумф достоин Пирра:

Низвергли Молоха – и что же?

Воздвигли нового кумира!

Зачем без жалоб или плача

Девчонки гибли и мужчины,

Чтоб дать партийным бонзам дачи –

И персональные машины?!

Вождям – одежды золотые?!

Их цель была такой простою –

Развесить лозунги пустые

На уши тухлою лапшою…

И кто посмеет удивиться

Концу истории в реале?!

Ворвались варвары в столицу –

И на руинах пировали.

Зачем вы в бой шагнули дружно –

Чтоб прахом стать, дорожной пылью?

Зачем вы взялись за оружье,

Раз ничего не изменили?

Зачем, неистово и твердо,

Вы шли под грохот канонады,

Зачем смотрели смерти в морду?!

– Солдат, не спрашивай.

Не надо».

_____________________

– Опоздали на три года, – сказал гдето над его правым ухом Белгутай. – Надо было сбрасывать эти листовки в годы правления Тунгстена.

«Пуссикэт» еще раз содрогнулся – экстренное торможение. «Хм, а на бронепоездах тоже установлены стопкраны?» Упали посадочные рампы «пассажирских» броневагонов, и «паровозная пехота» устремилась в джунгли, потрясая оружием. Собираются захватить пилота, сообразил альбионец. Интересно, что с ним сделают?

– Мы оба совершили ошибки, – продолжал Белгутай. – Соображаешь?

Джеймс туго, но соображал.

– Тебе следовало оставаться внизу, а мне – возле командирской «тумбы».

– Именно так, – вздохнул тамплиер.