- Вы? - удивленно задрал брови Валентин Семенович. - За что?

   - Да было дело, - вздохнул генерал. - С е м е й н о е.

   - Позвольте мне решать, Лев Константинович, - нахмурился сыщик, - что здесь - семейное дело, а что нет. Ответьте, за что вы ударили внука?

   Генерал отлепил пальцы от подлокотников, свесил руки между колен, разглядывая отбитые, содранные костяшки правой руки, сгорбился:

   - Роман приехал меня уговаривать продать этот участок. Я не согласился.

   - И сразу в челюсть? - недоверчиво прищурился майор.

   - Ну почему же сразу... Вначале п о т о л к о в а л и.

   - Но все же. Били-то, зачем?

   - А достали они меня, майор, - грустно усмехнулся Константиныч и провел ребром ладони по кадыку: - Во как достали! "Продавай, да продавай!" Я не выдержал..., ну и послал по матушке...

   Майор и участковый переглянулись, Вершинин на секунду смежил веки, кивнул: мол, подтверждаю, досаждали старику. Сосед наследников науськивал. Выглядел Олег Семенович при этом весьма сочувственным. За старого приятеля стоял. Но тертого московского сыщика, тем не менее, не сбил с настроя:

   - Лев Константинович, - внимательно разглядывая отставного контрразведчика, сказал майор, - а вы после отъезда внука, никуда не отлучались? Дома были?

   - Да, - скупо подтвердил Потапов.

   - Один?

   - Как видишь, - генерал развел руками, оглядел просторную единоличную берлогу, - один век коротаю.

   Участковый неловко крякнул, поскреб в затылке, буркнул:

   - Ты, Валентин Семенович, не того..., не туда шагаешь. Лев Константинович человек заслуженный...

   - У вас есть личное оружие? - не обращая внимания на Вершинина, проговорил майор.

   "Оп-паньки!" - внутренне охнул Борис. А генерал невозмутимо кивнул:

   - Есть. Наградной ТТ. Достать? - и усмехнулся: - Оружие, вы говорите, на месте преступления оставили?

   - Валентин Семенович! - гневно, не выдержав столичного напора, воскликнул капитан. - Рома - в н у к Льва Константиновича! Подумайте, что говорите!

   И сыщик неожиданно сдался. Задумчиво поиграл бровями, достал из кармана визитку и положил ее на стол:

   - Не буду сейчас, Лев Константинович, вас лишними расспросами и канцелярщиной утомлять. Как только оправитесь, зайдите, пожалуйста, в прокуратуру..., вот все мои координаты. Я, по сути дела, только за одним приехал - узнать, вы сами сообщите родственникам о гибели родных или мне это за вас сделать?

   - Я сообщу, - опустил голову генерал. - Когда можно забрать тела для похорон?

   - Они сейчас в судебном морге, - вздохнул майор. - Как только завершат все необходимые, мгм, процедуры - вас известят. Звоните не раньше вторника. Там сейчас столько...

   Валентин Семенович не договорил, махнул рукой, и так и не присев, пошел на выход.

   - Лев Константинович, - склонился над Потаповым участковый, - вы как? Может мне остаться с вами? Помочь чем-нибудь?

   - Нет, Олег, спасибо, уходи. Хочу один побыть. Провожать не буду, дорогу знаешь. Ворота как следует захлопни только...

   - Знаю, знаю. Вы если что - звоните! Прибегу.

   - Спасибо, друг.

   Из кабинета медленно вытекали гости. Иннокентий с бледными щеками, Жюли-Жози с поджатым хвостиком-метелкой, Зоя.

   Зоя шла сама, циклопша тоже хотела видеть все ее глазами: Миранда, наконец-то, присутствовала там, куда ее не допускали! Не разрешали женщине с нестабильной психикой и оппозиционными настроениями путешествовать (хотя бы туристкой!) в чужие тела. Поставили на ней тавро запрета.

   Теперь ее мечта - сбылась! Она здесь, она участвует, видит, полнокровно подпитывается запредельными эмоциями...

   Завьялову было гадко видеть столь откровенную жадность до впечатлений. Он сидел внутри генерала молчаливым, сочувственным свидетелем и слово боялся вымолвить: утешать он никогда не умел, с соболезнованиями к мужикам не лез.

   Да и что тут скажешь?! "Крепись, Константиныч, Ромка все равно говном был"?! Или наврать: "Ох-ох-ох, какого парня потеряли!"?!

   Константиныч, когда внука вспоминал, только маленьким мальчонкой его и представлял! О мужике с одутловатым, потасканным лицом - не вспомнил даже на секунду.

   К генералу подбежала собачонка. Лизнула свешенную руку.

   На белом Кешином лице отчетливо выпучились глаза. Моргнули - жена совсем в собаку превращается!

   Зоя, став совсем собой, забила Миранду внутрь, с закушенной губой и смягчившимся лицом, подошла к Потапову. Остановилась напротив замершего в кресле генерала. Негромко выговорила:

   - Мы все слышали, Лев Константинович. Вашего внука и невестку убили - и з - з а н а с?

   - Ну что ты, Зоенька, - печально усмехаясь, распрямился генерал. - Ромка сам во всем виноват.

   Скупо, максимально сжато, Лев Константинович поведал девушке о причине своего появления в больничном морге. Невесело закончил:

   - Он сам нарвался. Про мертвых так не говорят, но... мой внук, Зоя Павловна, был жадным тупым уродом. Полез туда, куда не следует. Замахнулся не по чину, вмешался в игры взрослых дяденек.

   Лев Константинович встал, подошел к окну и некоторое время стоял ко всем спиной, разглядывая сад.

   В комнате было абсолютно тихо, из-за забора послышалось негромкое фырчанье автомобильного мотора: столичный майор, видать, поговорив еще немного с участковым капитаном - отбыл. Лев Константинович вернулся в кресло. Поглядел на общество сурово, стойко, ждуще.

   - Вы знаете, кто убил ваших родных? - отважилась на вопрос Зоя.

   - Знаю, - кивнул Потапов.

   - Почему вы сказали об этом полицейским?

   Генерал пожал плечами:

   - Роману и Ноне уже ничем не поможешь. А ввязываться в бесполезную бодягу - нет времени, я вам сейчас нужнее.

   - Но почему?! Вы же знаете убийцу!

   - Не убийцу, а заказчика, - покачал головой Потапов. - И это есть большая, недоказуемая разница.

   "Лев Константиныч, - впервые вступил в разговор Завьялов, - а ты уверен, что заказчик именно твой Ковалев?"

   "Абсолютно, Боря, абсолютно. Эти два недоумка, выйдя отсюда, сразу же с ним по телефону связались. Я уверен. Не знаю только, что дальше произошло... Ромка с выбитой челюстью разговаривать не мог, значит - Нонка расстаралась... Растрещалась дура заполошная. Чего уж там она заказчику моего эпистолярного творчества наплела - одному богу известно! Могла наврать, что я из Ромки признание выбил - доказательства, так сказать, на лице. Могла насочинять, что я сам обо всем догадался, и Коваля вычислил..."

   "Они что - такие реальные дуболомы?! - искренне удивился Завьялов. - Не понимали, что при любых заказах убирают - связующее звено?!"

   "Они, Борис, не знали, на сколько все серьезно. Думали - увлекся старый маразматик мемуарами, дурью мается, бумагу портит... А там все, Боренька, - всерьез. Без дураков. Хотя..., я по правде говоря, не все в воспоминания включил... Думал еще только - писать или пусть живет спокойно гнида..."

   "А что там было, Лев Константинович? То есть - будет или есть".

   "Да так..., - привычно вильнул матерый контрразведчик. - Недавно сняли гриф секретности с одной старой операции... Я в архивах покопался, нашел несоответствия. Догадался, кто мою группу подставил".

   "На Великой Отечественной?"

   "Воин, Боря, и потом хватало, - ушел от конкретного ответа генерал. - Я позже с материалами, бог даст, поработаю, покумекаю - что можно освещать, а чему еще время не пришло".

   Если учитывать, что привычно секретничал Лев Константинович с человеком, засевшим в его мозгах, позиция, мягко выражаясь - наивная. Перед мысленным взором Бориса как будто замелькали кадры боевой фотохроники: растерянные либо озверелые лица потных мужиков в запыленной, присыпанной песком одежде, барханы, пальмы, дохлый ослик... Полутемный кабинет с засиженным мухами портретом заграничного президента. Графин с противной теплой водой. Расспросы, уговоры, шантаж, посулы...