Насколько он смог понять, снуктруикс означало и целитель, и врачеватель души, и тот, кто отгоняет злых духов.
Он лежал в темноте, скрюченный в объятиях болезни, и его существо покидало его тело с потом. Вирус сражался изо всех сил, стараясь протолкнуть юношу сквозь ужасный глаз Шивы. Лэйнтал Эй превратился в долину переплетенных нервов, на которой сражались полчища боли. И все же таинственная снуктруикс была здесь, рядом, и Лэйнтал Эй не чувствовал себя одиноким. Она дарила ему исцеление.
Со временем армии боли отступили. Он уже стал слышать голоса в темноте и понимать, что произошло с ним. В странном языке Нондагов не было слов, означающих пищу, воду, любовь, голод, холод, тепло, ненависть, надежду, отчаяние, боль. Члены племени, не занятые битвами, проводили долгие часы в беседах о Бесконечном. Обыденная жизнь их не была описана словами, потому что она была обыденная. Имело смысл говорить только о том, что важно — о Бесконечном.
Лэйнтал Эй, несмотря на все усилия, так и не смог постичь их язык до такой степени, чтобы понять суть их бесед о Бесконечном. Но все же главную мысль он ухватил: многие поколения спорили о том, должен ли каждый растворить свое существо внутри великого бога темноты Витрама, или же нужно перейти в какое-либо другое состояние.
Диспуты о том, каким должно быть другое состояние, были бесконечными, они не прекращались даже за едой. О том, что они съели Голда, Лэйнтал Эй никогда не узнал. У него аппетит пропал. Рассуждения о другом состоянии протекали сквозь него как вода.
Это другое состояние приравнивалось ко многим, часто неприятным, понятиям, например, свет, битва и тому подобное. Это было проявлением индивидуальности. Индивидуальность противостояла воле Витрама. Но каким-то образом в результате этих споров, переплетающихся между собою как переплетаются корни райбаралов в земле, оказывалось, что даже противостояние воле Витрама означает покорность его воле.
Все это было для Лэйнтала Эй смутным и непонятным, особенно когда в его объятиях лежала маленькая волосатая снуктруикс.
Она умерла не первой. Нондаги умирали спокойно, без жалоб уходя в вечную тьму, растворяясь в ней. Лэйнтал Эй даже не сразу заметил их уход. Он только обратил внимание, что все меньше голосов участвовали в спорах. А затем и снуктруикс застыла в неподвижности. Лэйнтал Эй стиснул ее в объятиях, сам удивляясь тому, что способен испытывать к ней такую привязанность. Нахкри-нондаги по обычаю не сопротивлялись болезни, которую Лэйнтал Эй принес с собой под землю. Болезни и выздоровления не были в обычаях у них.
Снуктруикс умерла. Лэйнтал Эй долго сидел и плакал. Он так никогда и не увидел ее лица. Лишь руки его знали ее тело, подарившее ему свою жизнь.
Споры о Бесконечном подошли к своему концу. Последние фырканья, прищелкивания, свист затихли во мраке. Ничто так и не было решено. Даже смерть показала свою нерешительность. Обращаясь к каждому индивидуально, она поразила всех. Только Витрам мог сказать, доволен он, или нет. Но Витрам, как присуще всем богам, хранил молчание.
Пораженный ужасом, Лэйнтал Эй собрал все силы, чтобы придти в себя. На четвереньках он пополз через трупы своих спасителей, чтобы найти путь наружу. Жуткая величественная тьма подземелья давила на него.
Он говорил себе, как бы стараясь поддержать угаснувшие споры:
— У меня есть своя индивидуальность, что бы там ни говорили мои друзья Нондаги. Я знаю, что я — это я, и я не смогу выбраться отсюда, если не буду самим собой. Значит, мне нужно быть в мире с самим собой. Я не собираюсь вмешиваться в их бесплодный спор, но по крайней мере узнаю, что произойдет со мной. Я принадлежу только себе, и останусь ли я жив, или умру, я буду вести себя в соответствии со своими принципами и желаниями. Мне не стоит искать Аоз Руна. Он мне не хозяин. Я сам себе господин. И вовсе не из-за Ойры я ушел из города, стал изгнанником. Такие решения не могут принимать рабские натуры…
Так он говорил себе, убеждая себя, пока эти слова не потеряли для него всяческий смысл. Путаясь в лабиринте корней, он не находил выхода. Много раз он бросался вперед в надежде увидеть свет, но каждый раз натыкался на новое, еще более плотное сплетение корней, на все новые и новые трупы Нондагов, возле которых уже копошились роденты, пожирая их внутренности.
Пробираясь через одну из широких пещер, Лэйнтал Эй наткнулся на одного из королей. В темноте различие их размеров не играло никакой роли. Король бросился на Лэйнтала Эй, растопырив когти и рыча. Юноша покатился по земле, отбрыкиваясь ногами. Он пытался достать свой кинжал, но это существо рвалось вперед, стараясь добраться до горла. Лэйнтал Эй навалился на него всей тяжестью, но безрезультатно. Удар локтем прямо в лицо слегка умерил ярость короля, но через мгновение тот снова бросился на Лэйнтала Эй. Две фигуры, сплетясь в одну, катались по земле в кромешной тьме в смертельной схватке.
Только что оправившийся после смертельной болезни, Лэйнтал Эй понемногу стал слабеть. Когти царапали его, конец приближался. И вдруг что-то вторглось в это сражение. Дикий крик и щелканье заполнили пещеру. Сознание Лэйнтала Эй уже мутилось и он не сразу понял, что в битву вмешался третий. Один из воинов Нондагов. Воин вонзил ядовитые клыки в короля.
Лэйнтал Эй, отчаянно брыкаясь, откатился в сторону и, выхватив кинжал, прижался к стене в темном углу. Выставив вперед ноги, чтобы защититься от фронтальной атаки, он стал ощупывать землю вокруг себя и к счастью обнаружил узкую дыру. Лэйнтал Эй буквально ввинтил свое тело в щель. До болезни он ни за что не смог бы пробраться туда. Через некоторое время он очутился в небольшой впадине. Разгребая руками сухие листья, он растянулся на земле, тяжело дыша. Со страхом он прислушивался к звукам битвы, продолжающейся позади.
— Свет, ради Вутры? — выдохнул он. Впереди что-то смутно серело. Кажется он был на самой окраине царства тьмы.
Страх погнал его вперед, к свету. Извиваясь, как червяк, он выбрался на воздух и, дрожа всем телом, встал возле толстого ствола райбарала. Свет струями обливал его, низвергаясь из неба-озера.
Еще долго он стоял, стирая кровь и грязь со своего тела. Взглянув на землю, он увидел свирепое мохнатое лицо, выглянувшее из коры, и мгновенно скрывшееся из вида. Да, он только что выбрался из государства Нондагов, и его визит не принес им счастья.
Он вспомнил о снуктруикс. Жалость и благодарность ощутил он.
По небу плыло одно из светил. Беталикс висел над самым горизонтом. Его лучи были направлены почти параллельно земле. Они пронизывали молчаливый лес, создавая зловеще красивую картину из океана листьев.
Кожа Лэйнтала Эй висела лохмотьями. Из многочисленных царапин и ссадин сочилась кровь. Кошмарная схватка в темноте не прошла для него даром.
Лэйнтал Эй осмотрелся, позвал Голда, но без особой надежды. Он не ждал, что снова увидит своего хоксни.
Охотничий инстинкт подсказал ему, что не следует оставаться здесь. Он может оказаться жертвой нападения, а он был слишком слаб, чтобы выдержать новую схватку.
Он прислушался к райбаралу. Внутри что-то копошилось и шелестело. Витрам приказал своим подданным жить внутри дерева и изредка выплескивать свою ярость на внешний мир, столь несправедливый к протогностикам. Что же будет делать Витрам, подумал Лэйнтал Эй, когда умрут все Нондаги? Ведь ему придется тогда поменять свою индивидуальность.
— Проснись! — приказал он себе, чувствуя, что его мысли разбегаются в стороны. Сейчас он не видел той старой разрушенной башни, с помощью которой он смог бы ориентироваться. Поэтому, повернувшись спиной к Беталиксу, он побрел по лесу, совершенно не чувствуя ног.
Шли дни. Он прятался от отрядов фагоров и других врагов. Голода он не ощущал. Болезнь лишила его аппетита, и мозг его был не затуманен ничем. Он размышлял о том, что говорили ему Ври, Шей Тал, его мать и бабка. Скольким же он обязан женщинам? А снуктруикс? Он чувствовал, что мир, в котором он живет, добр к нему, что ему все время будет везти и воздух благословенным потоком наполнял его легкие.