Другой аспект модификации учения Шлейермахера у Дильтея касается понимания характера деятельности герменевта. Шлейермахер, напомним, считал, что субъективность герменевта препятствует пониманию и оттого нуждается в сознательной (со стороны герменевта) редукции. Дильтей выдвигает противоположную идею: субъективность герменевта не противоречит вживанию в автора, а наоборот, способствует ему, так как вживание сопряжено с переживанием герменевтом особости другого, того, чья психология является предметом понимания. Поскольку автор осознается герменевтом как носитель абсолютно уникальной психологии, его собственная душевная организация обретает такой же статус. Это, в свою очередь, обостряет понимание неповторимости чужой индивидуальности. Кроме того, понимание, по Дильтею, формирует и обогащает индивидуальную субъективность герменевта и становится фактором его «самопонимания». Ведь вживание в другого позволяет ему «в воображении пережить все то, в чем отказали ему его собственная современность и его личная судьба; в пределе – пережить совокупный опыт всего человечества» [Косиков 1987, 19].

Итак, в философской системе Дильтея интерпретация – это, с одной стороны, сугубо психологический (а не интеллектуально-психологический, как у Шлейермахера) акт, а с другой стороны, акт индивидуально-личностный (а не порывающий с субъективностью герменевта, как у Шлейермахера).

Практической реализацией метода Дильтея стала «описательная психология». Так Дильтей называет способ познания духовной жизни автора, при котором его внутренний мир, нашедший свое выражение в произведении, «не промысливается, а переживается» (т. е. не объясняется, не выводится логически из совокупности фактов, а понимается посредством вживания). Результатом применения этой методики в отношении литературы становятся в творчестве Дильтея биографии авторов. Дильтей пишет о Гёте, Петрарке, Лессинге, Новаллисе, Диккенсе. Биографический очерк при этом подается как способ установления связи между текстом и духовным миром автора, где текст рассматривается в качестве воплощения авторского переживания. Как и в критическом творчестве Сент-Бева, понимание смысла произведения подменяется у Дильтея пониманием авторской эмоции.

Помимо данного недостатка, общую слабость романтической герменевтики составляет очевидная недооценка исторического контекста: литературное творчество в ее рамках рассматривается как автономное от исторического процесса. Впрочем, в случае с Дильтеем эта позиция является принципиальной, потому что свой метод он противопоставлял методу культурно-исторической школы, заложившей основы новой критической парадигмы в зарубежном литературном знании – парадигмы социологической.

Сент-Бев О. Литературные портреты. М., 1970.

Сент-Бев О. Из работ разных лет // Зарубежная эстетика и теория литературы. XIX—XX вв. Трактаты, статьи, эссе. М., 1987.

Шлейермахер Ф. Герменевтика. СПб., 2004.

Дильтей В. Описательная психология. СПб., 1996.

Дильтей В. Введение в науки о духе. Сила поэтического воображения // Зарубежная эстетика и теория литературы. XIX—XX вв. Трактаты, статьи, эссе. М., 1987.

Вольский А.Л. Ф. Шлейермахер и его герменевтическая теория // Шлейермахер Ф. Герменевтика. СПб., 1996.

Габитова P.M. «Универсальная герменевтика» Шлейермахера //Герменевтика: история и современность. М., 1985.

Гучинская Н.О. Hermeneutica in mice: Очерк филологической герменевтики. СПб., 2002.

Косиков Г.К. Современное литературоведение и теоретические проблемы науки о литературе // Зарубежная эстетика и теория литературы. XIX—XX вв. Трактаты, статьи, эссе. М., 1987.

Михайлов А.В. Историческая поэтика и герменевтика. М., 2001.

Становление социологической парадигмы в зарубежном литературоведении связано с формированием культурно-исторической школы, возникшей во французской критике в середине XIX в. Основоположником и главным теоретиком школы является французский философ-позитивист Ипполит Тэн (1828—1893).

Теоретическое понимание произведения в критическом творчестве представителей данной школы прямо противоположно тому, на котором настаивают представители романтической герменевтики и в первую очередь Сент-Бев. Если Сент-Бев понимал произведение как документ, в котором нашла свое тотальное выражение индивидуальная психология автора, то культурно-историческая школа рассматривает произведение как документ, в котором нашла свое выражение психология народа в определенный исторический момент его развития. «Произведение литературы, – пишет И. Тэн во введении к «Истории английской литературы», – не просто игра воображения, своевольная прихоть пылкой души, но снимок с окружающих нравов и свидетельство известного состояния умов» [Тэн 1987, 72]. Произведение в трактовке Тэна есть «лишь слепок, подобный ископаемой раковине, отпечаток, схожий с тем, что оставлен на камне некогда жившим и умершим животным». Продолжим этот знаменитый пассаж: «В раковине жило животное, в документе отразился человек. Зачем изучаете вы раковину, если не затем, чтобы представить себе животное? Точно так же документ вы изучаете для того, чтобы узнать человека. И раковина, и документ не более, чем мертвые обломки, чья ценность только в том, что они указывают на целостное и полное жизни существо» [Тэн 1987, 73].

На почве понимания произведения как «слепка» с эпохи и оформляется цель литературоведения в понимании И. Тэна: «по литературным памятникам… судить о том, как чувствовали и мыслили люди много веков назад» [Тэн 1987, 72]. А реконструкция того, как «чувствовали и мыслили» люди, создававшие литературу прошлого, в свою очередь, позволит установить некие объективные закономерности, которым подчиняется в своем развитии «история нравственного развития человечества» [Тэн 1987, 95]. Поэтому методологически культурно-историческая школа противопоставляет себя в первую очередь поэтике. Как пишет И. Тэн в трактате «Философия искусства», она «не навязывает правила, а констатирует законы» [Тэн 1996, 8]. На поиск законов (или, по И. Тэну, «естественных причин»), детерминирующих развитие культуры, и нацелена критическая деятельность данной школы.

Такая методологическая установка сложилась под влиянием философии позитивизма. В рамках позитивизма XIX в. размышления о человеке как культурном существе базировались на достижениях современного ему естествознания – науки, нацеленной на поиск факторов, управляющих миром природы. Позитивизм, пишет Г.К. Косиков, «не видя качественного различия между природой и культурой», полагал, что культура «полностью подпадает под действие абсолютных детерминант, всеобщих "естественных сил", которые не только не зависят от воли и сознания людей, но и определяют их» [Косиков 1987,15]. Принципы естествознания, таким образом, переносились в область исследования феноменов, которые являются не природными объектами, а продуктами культурной деятельности человека. «Подобно тому, как в минералогии все кристаллы… происходят от нескольких простейших форм тел, точно так же и цивилизации в истории, при всем их разнообразии, происходят от нескольких простейших форм духа», – пишет И. Тэн, полностью уподобляя науку о культуре естествознанию.

В соответствии с данной методологической установкой И. Тэн обнаруживает три объективных фактора, три «естественных» (т. е. объективных, природных) причины, детерминирующих развитие каждого народа. Перечислим их.

Первая причина, как определяет ее И. Тэн, – «раса». В данном случае философ имеет в виду «врожденные, наследственные склонности, которые появляются на свет вместе с человеком» и детерминированы его принадлежностью к тому или иному народу. При этом сами расы определяются как «естественные разновидности человека, подобные породам быков и лошадей» [Тэн 1987, 82].