Манила, март

ДиПалма с бокалом в руке стоял на балконе своего номера в отеле, наблюдая за взлетом вертолета с площадки рядом с пентхаузом на крыше соседнего здания. Через несколько секунд вертолет повернул влево в сторону Манильского залива и полетел на юг к аэропорту.

Снизу, из сада, прилегающего к отелю, послышались крики тропических птиц: к клеткам их приблизились работники отеля, неся им ужин, состоящий из фруктов и зерен. Солнце уже почти скрылось за горизонтом. В сгущающихся сумерках другие работники включали освещение вокруг четырех теннисных кортов и большого плавательного бассейна.

ДиПалма вернулся в номер, сел на кушетку из обитого тканью бамбука и положил ноги на низкий стол из твердой древесины рядом с корзинкой с душистыми орхидеями. Допил минеральную воду в бокале и посмотрел на часы. Почти двадцать девятого. Проститутка опаздывала уже на двадцать минут.

Три часа назад, зарегистрировавшись в гостинице в пятисотдолларовом номере с видом на Манильский залив, ДиПалма сказал Федерико, старшему коридорному:

– Мне нужна подружка.

Федерико, дородный средних лет филиппинец, приятной наружности с тоненькой полоской усов ответил:

– Разумеется.

– Вы знаете даму по имени Хузияна де Вега?

Заулыбавшись, Федерико спрятал в руке пятидесятидолларовую купюру и спросил:

– В какое время вы пожелаете ее принять?

– Скажем, в восемь. Скажите ей, мне ее очень рекомендовали некоторые люди в Гонконге. Деньги для меня не проблема. Если она придет, я буду ей очень благодарен. – Мартин Мэки рассказывал, что де Вега раздевалась догола для своих клиентов, надевала на себя фальшивые драгоценности и с удовольствием танцевала.

Федерико сказал:

– К счастью, она недавно вернулась из короткого отпуска. Даю вам слово, сэр, что она обязательно навестит вас сегодня вечером. – Богатые американцы были для нуждающихся работников отеля подарком судьбы, а Федерико, у которого было тринадцать детей и скоро должен был появиться четырнадцатый, нуждался в деньгах, как никто другой. Он доставит эту маленькую проститутку американцу, даже если для этого ему потребуется тащить ее на себе через весь отель.

ДиПалма сказал:

– Не называйте ей мое имя. Просто скажите, что джентльмен из номера 557 много слышал о ней и будет счастлив провести время в ее компании. Скажите мисс де Веге, если для этого ей придется отменить уже назначенную встречу, что я щедро отблагодарю ее.

– Сэр, даю вам слово, мисс де Вега будет у вас сегодня вечером. Можете рассчитывать на меня, – он подмигнул ДиПалме.

ДиПалма не собирался трахаться с мисс де Вегой и поэтому не мигнул ему в ответ. Он собирался давить на психику маленькой дамы, запугать ее. Предъявить ей украденные часы «Патек Филиппс», которые нашли на месте пожара на территории завода Талтекс. Заставить ее признаться в том, что она дала эти часы Леону Баколоду, заводскому охраннику, который был ее любовником и жил с ней.

Потом он даже посочувствует раскаянию, которое она будет испытывать в связи с пожаром на заводе. Потому что, если она дала часы Баколоду, то это делает его главным подозреваемым в деле о поджоге и смерти сорока пяти женщин. Предположим, он поджег барак по приказу Линь Пао, и она знала об этом. Это может висеть тяжелым грузом на ее совести. А может и не висеть. Угрызения совести – одно, чувство самосохранения – другое.

Может ему следует позвонить вниз и отругать Федерико? Нет, пока не стоит. Подождем леди до девяти часов, а потом возьмемся за этого сводника. Телефонная связь на Филиппинах оставляла желать лучшего. Приехав сюда, ДиПалма сделал лишь один телефонный звонок, который влетел ему в копеечку и подверг испытанию его терпение.

Он позвонил домой Джан, чтобы сообщить, что добрался благополучно. Так как прямой связи не было, ему пришлось сорок пять минут ждать, пока их соединят. Пришлось также уплатить двадцатипятипроцентную надбавку. И это в довольно неплохом четырехзвездочном отеле.

К счастью, самые важные звонки он успел сделать до того, как покинул Америку. Вначале он поговорил с нью-йоркским сенатором Джозефом Карекио, который затем попросил американское посольство в Маниле оказывать ДиПалме всяческую поддержку. Не только потому, что ДиПалма был его другом, но и потому, что он был популярным нью-йоркским телерепортером. Карекио не заседал бы третий срок в Сенате, если бы игнорировал прессу.

Затем ДиПалма позвонил в Манилу сам и поговорил с Барри Оменсом, инспектором АБН на Филиппинах. Они вместе работали в специальной комиссии по наркотикам, когда ДиПалма еще был копом, выполняли задания по разоблачению сицилийцев на восточном побережье, где те, прикрываясь своими пиццериями, как вывесками, торговали героином. Оменс был экспертом по организованной азиатской преступности в Америке и за ее пределами, но через три месяца собирался уйти на пенсию и подумывал о новой карьере в офисе окружного прокурора в Манхэттене. Эту работу ему подыскал ДиПалма.

– Твой Мэки прав, – сказал Оменс. – Никто здесь не хочет слышать о пожаре на заводе Талтекс. Погибли сорок пять женщин, и единственное, что об этом можно услышать, – что это плохо для бизнеса. Местные заправилы боятся, что этот пожар отпугнет иностранные компании, которые дают рабочие места, твердую валюту и современную технологию. Они хотят, чтобы об этом случае поскорее забыли, и это, я уверен, чертовски радует Линь Пао и Нельсона Берлина.

ДиПалма сказал:

– Возможно, что пожар организовал кто-то из людей Линь Пао в Маниле. Кто бы это мог быть?

– Кто бы это мог быть, говоришь. Мы подозреваем Чарльза Суя, очень хладнокровного и ловкого мерзавца, известного как Чарли-Снейк[6] . Он – сын самого близкого друга Линь Пао, убитого двадцать лет назад. Кстати, в лицо его не называют змеем, потому что он довольно дружелюбный и общительный малый.

Оменс усмехнулся:

– Этот Чарльз, известный так же, как Чун, не из тех, кто забывает и прощает. Говорят, он даже мстительнее самого Пао, а это не мало значит. Рассказывают, что однажды он плеснул кислотой в глаза доносчику и затем перерезал ему подколенные сухожилия. Жестокий гад. Кстати, Пао ему приходится крестным отцом.