Включаешь свет - тотчас начинают мелькать тысячи крыльев. И происходит нечто неожиданное: температура воздуха в пещере быстро поднимается от всей этой бурной деятельности! Своеобразный и действенный способ отопления, становится даже душно. Выдыхаемая животными влага смешивается с моросящим дождем, а дождь этот не что иное, как моча испуганных зверьков. И хотя он вскоре прекращается, верхнюю одежду после визита в пещеру лучше выбросить.

Мы слышим только шелест крыльев, на самом же деле в подземной обители звучит чудовищный хор; хорошо, что частоты от 30 тыс. до 100 тыс. герц не воспринимаются человеческим ухом.

Казалось бы, летучим мышам нетрудно нас лоцировать, однако то и дело они налетают на вас, ползают по одежде, по шее, по лицу, гладя вам кожу неожиданно холодными крыльями, потом летят дальше.

Между прочим, эти маленькие крылатые млекопитающие нередко заражены туберкулезом. Поэтому даже вдыхать воздух в такой пещере не безопасно. Не говоря уже об угрозе бешенства, которое распространяют оба названных вида. Недаром исследователям сделали прививки, прежде чем допустить к работе в здешних пещерах.

О летучих мышах можно еще много рассказать, но не будем задерживаться в этом парфюмерном магазине, проследуем дальше, к жирякам.

Чтобы не напугать их раньше времени и спокойно послушать птичьи речи, выключаем светильники и топаем по воде в темноте, ставя ступню то так, то этак среди камней, которые бесцеременно подставляют свои самые острые грани.

Вот впереди нас взлетела птица. В кромешном мраке гулкие звуки позволяют хорошо представить себе, как работает эхолот. Отрывистое вначале эхо становится все более продолжительным; ухо говорит, что пещера расширяется. Какие-то духи устремлялись к выходу, потом возвращались, и мы снова и снова слышали будто барабанную дробь.

Отчетливо слышен и шелест больших, как у канюка, крыльев. Время от времени раздается отрывистый скрип - видно, подают голос птенцы на каменных полках. Мирно журчит вода.

Мы вошли в довольно просторный зал, это чувствуется по долгому эху. Устанавливают кинокамеру, мы готовы.

Предстоит включить свет, чтобы увидеть и снять всю стаю, а по возможности и пересчитать птиц. От наших трех светильников будет светло как днем, и - впервые за сотни тысяч, если не за миллионы лет, этот вид пернатых познает свет ярче лунного.

Конечно, шок будет изрядный, тем более что в гнездах лежат птенцы. Но я уже видел в другой пещере, как птицы после подобного воздействия спокойно возвращались к гнездам, и не сомневаюсь, что здешние поведут себя так же.

Нажимаю спуск кинокамеры и командую:

- Свет!

В ту же секунду вся пещера залита светом. Сотни красных глаз обращаются в нашу сторону, и мне кажется, что сейчас у меня лопнут барабанные перепонки!

Налет краснокожих, тысячеголосый вороний хор - нет, никакое сравнение не годится.

Большие птицы порхают легко, словно бабочки, и кричат - зло, пронзительно. Через несколько секунд кричу:

- Гаси!

Снова кромешный мрак. Крики обрываются, словно порвалась лента магнитофона, зато весь зал заградительным огнем пронизывает непрерывное щелканье. Мы словно в гигантском часовом магазине. Все птицы мгновенно включили свое лоцирующее устройство.

Еще два - три раза включаем и выключаем свет. Эффект тот же. Свет - крики. Тьма - щелканье.

Включаем свет и не гасим. Мечущаяся стая постепенно успокаивается, крики затихают. Минута-другая, и птицы вернулись на свои полки, беспокойно семенят вокруг гнезд своими причудливо устроенными ножками. Туловище будто подвешено, хвост задран кверху, голова с кривым хищным клювом наклонена в агрессивной позе. Большие красные глаза - словно мигалки автомобиля, голова покачивается влево-вправо, как у совы.

Время от времени слышен шорох - какая-то из птиц столкнула ногами с полки плодовые косточки. Внизу лежат метровые сугробы из таких разноцветных шариков, покрытых плесенью и пометом. Торчат, будто гвозди из доски факира, тонкие, бледные ростки длиной и в двадцать, и в сорок сантиметров. Пальмы и другие растения, которым не суждено развиться дальше.

Отхожу назад на несколько метров, чтобы лучше видеть, захватить в кадр не только птиц, но и парней с светильниками, и вижу поразительную картину!

Передо мной словно пасть дракона.

Огромными клыками свисают сверху сталактиты, навстречу им снизу торчат метровые и двухметровые зубы сталагмитов.

В дуплах этих зубов копошатся "злые духи". И они же наделяют могучий зев голосом, рев катит волнами. Если бы индейцы, проводники Гумбольдта, увидели такое зрелище, было бы о чем сочинять предания!

Огромной зубочисткой лежит в пасти длинное бревно. На нем вырублены ступени. Трудно определить возраст этой примитивной лестницы, но очевидно, что люди еще не так давно приходили сюда за жиром...

Мы насчитываем около двухсот птиц, да и птенцов хватает, остается лишь надеяться, что впредь никто не будет здесь охотиться на жиряков.

После нашей заключительной вылазки в пещеру нам встретился один местный житель, который спросил, не с охоты ли мы возвращаемся.

Нет, ответил я, мы ходили в пещеру.

И вдруг меня осенило! Изображая страшный испуг, я в полном соответствии с истиной сказал, что больше никогда не войду в это подземелье. (Мы ведь завершили свою работу.) Дескать, двое там утонули, и одного из них так не удалось найти... Этот второй... Я стал заикаться и не закончил фразу.

Глаза нашего собеседника округлились, рот тоже, и он поспешил нас заверить, что да-да, в пещере и впрямь водится привидение, нам еще повезло, мы легко отделались! Этот человек не сомневался: если даже я, один из ученой компании, видел в пещере что-то сверхъестественное, значит, она охраняется табу.

Может быть, суеверие и впрямь поможет уберечь гуахаро в одном из их последних прибежищ.

Во время вылазок в Оропуче жиряки впервые были запечатлены на кинопленке, однако эти кадры показывали птицу в неестественной для нее обстановке, ведь в жизни жиряки не сталкиваются с таким ярким светом.

Мне же, конечно, хотелось заснять этих птиц в естественных условиях и по возможности добыть новые сведения о пернатом "князе тьмы".

Не один исследователь после Гумбольдта занимался гуахаро. Я уже сказал об исследованиях Дональда Гриффина, призванных показать, что гуахаро лоцирует при помощи щелканий. Но особенно тщательно изучал эту птицу Девид Сноу, три с половиной года он выяснял вопрос о распространении жиряков на Тринидаде, подсчитывал число их на тринадцати гнездовьях, проследил, что они едят, когда размножаются, сколько яиц откладывают и так далее. Опубликованные им статьи говорят об огромной кропотливой работе, так что естественно спросить себя: да можно ли узнать еще что-нибудь о животном, которое было предметом тщательного изучения?

Пожалуй, и впрямь все было известно. Кроме одного, притом достаточно важного момента - как ведут себя птицы в полной темноте? Как маневрируют, насколько чутки их уши, каковы взаимоотношения с птенцами?

Темнота понятие относительное. Для неясыти и самая темная шведская ночь не темна. Зажгите свечу в пятистах метрах - этого света неясыти достаточно, чтобы рассмотреть добычу.

А вот в глубине пещеры и неясыть ничего не увидит. Не увидел бы и я без ноктовизора - трубки ночного видения.

На интересующий вас предмет направляется источник света с фильтром, пропускающим только инфракрасные лучи. На тот же предмет смотрит трубка, воспринимающая отраженный инфрасвет и дающая зеленоватое видимое изображение.

Ноктовизор применялся на войне для ночных боев, но можно найти ему и куда более приятные применения. Мне он очень помогал при наблюдении сов как в лабораториях Стокгольмского университета, так и в поле.

Волшебный бинокль пришелся очень кстати при работе с гуахаро, я видел птиц в мягком зеленом свете, о котором они и не подозревали. Все снимки летящих, приземляющихся, кормящих гуахаро сняты с использованием ноктовизора как видоискателя. Без этого было бы невозможно определить момент для экспонирования.