– Теперь я этих сволочей обязательно посажу на скамью подсудимых…

– Э, нет, Петро, – голос Арефьева налился металлом, – деньги, которые я тебе дал, отнеси не продажному суду, а потрать на детей и жену. А все остальное я отрихтую сам. Иди и утром возвращайся с молоком, оно мне очень нравится.

Раздрыкин засуетился, не зная как выказать хозяину благодарность.

– Да я те, Герман Олегович, чего хочешь сделаю. Ты меня так подвыручил, что я теперь могу послать их всех на хутор бабочек ловить…

– Я устал, иди и об этой ерунде больше не думай.

Пастух тем не менее не унимался:

– И главное, что мерзавцы придумали…Дескать, и великие люди от этого…как его, зоофильства тоже не были застрахованы. Например, Петр Ильич Чайковский или этот французский актер… забыл фамилию…И что бойцы Чингисхана в поход брали овец, чтобы вдали от жен было с кем заниматься сексом. Б-р-р, – Петр пьяно передернулся и до боли сжал челюсти…

После того, как проводил до ворот пастуха, Арефьев вернулся в беседку и долго сидел в одиночестве. Солнечные лучи, проникая через кусты и разноцветные стекла беседки, создавали вокруг прихотливые узоры. На душе было отрадно и вместе с тем неспокойно. И он понимал, откуда исходит тревога: от четкого ощущения, что в один прекрасный день все истечет в никуда.

Боль, словно колючая проволока, накручивалась и накручивалась на позвонки. Отдавала в правую лопатку, стреляла в пах, крутилась штопором внутри тела.

Он глянул на часы – приближался обед и пора уже делать укол морфия. Но когда он собрался уходить, на столе засигналила трубка мобильного телефона. Звонили из его офиса, помощник Голощеков. И сначала он его не узнал – так изменился голос и так невнятны были слова помощника.

– Да прекрати ты, наконец, валять дурака! – Арефьева кольнуло предчувствие беды. – Говори внятно, как я тебя учил…

Но то, что он услышал, потрясло его. После затянувшейся паузы Арефьев сказал:

– Пока молчи. Информацию до моего приезда заблокировать и чтоб ни один акционер об том не знал. Собери членов правления, я сейчас же выезжаю…

Он пошел в дом и с порога окликнул Злату. Начал переодеваться. Темный костюм до неузнаваемости изменил его, он превратился в еще более интересного и уверенного в себе человека.

Прихватив из ящика пистолет, он решительным шагом вышел на крыльцо и громко позвал охранника. Когда появился Чугунов, Арефьев велел ему выводить из гаража джип.

– Ты с Буханцом поедешь со мной в офис. У нас, кажется, ЧП.

– Как – со стволами?

– Брать!

Когда он уже был снова во дворе, его с балкона окликнула Злата.

– Гера, когда вернешься?

– Дай сначала уехать, – легкое раздражение повисло в воздухе. – Ворота!

И джип, в который он уселся с телохранителями, рванул с места так резво, что всех, кто в нем находился, отмахнуло на спинки и люди, матюгаясь, с трудом начали занимать вертикальное положение.

Следом за ними, на расстоянии, примерно, двухсот метров, шел второй джип, за рулем которого сидел охранник по кличке Рюмка…

Фирма «Омега» находилась между Коровинским и Ленинградским шоссе, на Онежской улице. Когда оба джипа припарковались у ворот, ожидавший на крыльце офиса помощник Голощеков спустился со ступенек и направился к калитке, где надеялся встретить своего шефа.

Они обменялись двумя короткими, общими фразами и заспешили в здание. Члены правления уже были в сборе. Арефьев столь озабоченных своих сотрудников еще никогда не видел.

Совещание началось в его кабинете. Он оглядел присутствующих холодным взглядом и дал слово начальнику службы безопасности Вадиму Воробьеву. Его доклад отличался лаконичностью.

Все произошло возле поселка Редькино, примерно, в двух километрах от аэропорта «Домодедово». И судя по всему, нападавшие наверняка знали, за чем идут и потому стреляли по верхним сегментам машины, чтобы не изрешетить пулями кейс с деньгами.

Один из сидящих за Т-образным столом акционеров перебил Воробьева:

– Лично меня интересуют людские потери, если, разумеется, таковые имеются.

Арефьев раздраженно отреагировал:

– До этого мы еще дойдем. Есть хоть какая-то версия? – обратился он к Воробьеву.

– Милиция на проезжей части дороги подобрала 23 стрелянные гильзы, предположительно от автомата АК чешского производства. Нападение, естественно, было внезапным и об этом говорит тело охранника Димы Орлова, убитого на шоссе… Видимо, он успел отреагировать на нападение и, открыв заднюю дверцу, выбрался из машины и начал отстреливаться. Во всяком случае, в 13 35 он еще сумел связаться со мной по мобильнику и сказать, что произошло нападение. Но последние его слова были для меня не совсем понятными.

– Что именно он сказал? – спросил Арефьев.

– Орлов произнес только одно слово – не то «пура», не то «кура«…Что-то очень похожее. Мы сразу же выехали туда, и в Редькино прибыли раньше милиции. Дима почти уже не дышал. Я пощупал у него пульс – нитка. Ни одного отчетливого удара. На обочине дороги лежал еще один неизвестный человек со сквозным прострелом груди. Наш шофер Эдик Стрельченко и двое других охранников тоже погибли.

– Это как-то не вяжется, – вслух подумал Арефьев, – киллеры на месте убийства стараются ничего не оставлять. Тем более трупы своих людей.

– Возможно, им кто-то помешал, а может, не хотели обременять себя убитым, – высказал здравую мысль один из акционеров, еще достаточно молодой, с широкими плечами блондин.

– Просто, прихватив деньги, им надо было как можно быстрее уносить ноги, – Воробьев потер висок. – Мы успели забрать из машины своих людей…и Диму, конечно, и все оружие…Словом, все, что могло бы навести милицию на наш след. Труп нападавшего мы тоже привезли с собой…

– Где он сейчас? – встрепенулся Арефьев.

– Здесь, в подвале, в большом морозильнике.

– Кто его осматривал? – Арефьев был нетерпелив.

– Он мертв на двести процентов.

– Я не об этом, – Арефьев механическим движением потер рукой поясницу, где сильно тянуло и ныло. – Я имею в виду его одежду. Возможно, при нем были какие-то документы, визитки, личные письма, записная книжка и так далее…

– Только сигареты с газовой зажигалкой и две обоймы к пистолету ТТ. Самого оружия при нем не было, – Воробьев сел на место.

– Теперь о наших финансовых потерях, – Голощеков всмотрелся в лица присутствовавших, кое-кто из них сидел, опустив глаза… – К сожалению, мы понесли колоссальные убытки – два миллиона долларов. По договору с заказчиком, в случае утраты передаваемых денег по нашей вине, мы обязаны компенсировать потери в течение десяти календарных дней. После этого каждый просроченный день нам будет стоить шести процентов от обозначенной суммы. Вот и считайте…

Заговорил Арефьев:

– Какие это деньги, не мне вам объяснять. Но как бы там ни было, завтра вся сумма должна быть в Швейцарии, в руках получателя. Мы о нем ничего не знаем и всю ответственность несем перед лицом, передающим валюту. И, как уже сказал Голощеков, если в течение десяти дней не рассчитаемся с клиентом, можем потихоньку отправляться на ближайшее кладбище подыскивать себе вечное место жительства…Кстати, Гриша, – обратился Арефьев к сидящему в торце стола рыхлому человеку, с большими на выкате глазами, – если понадобится, сколько мы можем собрать налички?

Финансист Григорий Коркин закрыл глаза и беззвучно зашевелил губами. Такая неприятная у него привычка, которая, между прочим, не мешает ему производить бухгалтерские расчеты с быстротой компьютера…

– Поднатужившись, мы можем собрать от силы 500 тысяч долларов…Ну, может быть, семьсот, но это предел…

– Все слышали? – в глазах Арефьева шелохнулись льдинки. – А кого это волнует – предел это или не предел…По договору мы отвечаем своей недвижимостью, которая вплоть до пепельницы зафиксирована в этом договоре. Значит, через десять дней все это, – Арефьев взглядом очертил пространство кабинета, – может за милую душу пойти с молотка? Мы этого хотим? Думаю, что нет…