— Просто поразительно, как ты можешь сидеть и шутить на эту тему. Неужели не понимаешь…

— Ладно, успокойтесь. Просто мы оба оказались слишком умными и хитрыми. Оставим эту тему. Вы убили Марти, а мне не удалось убить вас, так что, считаю, по очкам победа за вами.

— Да заткнись ты, недоносок! Видеть тебя больше не могу! Высади меня из этой чертовой лодки!

— Хорошо, вот уже шлюз. Там вы и выйдете. Пересядьте, мне нужно опустить грот. Можете переправить мои вещи в «Рыболов». Кстати, не хотите, чтобы я записался в вашу книгу визитеров?

Джордж уже открыл было рот, чтобы дать выход новому приступу бешенства, внезапно охватившего его, но Феликс указал на семенившего к ним смотрителя.

— Только не перед слугами, Джордж.

— Хорошо поплавали, джентльмены? — спросил сторож. — А, вы решили здесь выйти, мистер Рэттери?

Но Джордж Рэттери уже выбрался из лодки, пронесся мимо старика без единого слова и стал стремительно удаляться, топая по аккуратному пестрому цветнику. Его громадное тело тяжело колыхалось над цветами, как неповоротливая броня танка, когда он шел прямо по клумбам, ослепленный яростью, круша башмаками хрупкие цветки и бутоны.

Сторож ошеломленно смотрел ему вслед. Глиняная трубка выпала у него изо рта и разбилась на кусочки, ударившись о каменный причал.

— Эй вы, сэр! — наконец неуверенно прокричал он вслед Джорджу. — Там мои цветы, осторожно!

Но Джордж не обращал на него внимания. Феликс посмотрел вслед его широкой спине, удалявшейся по направлению к деревне, а потом на следы его ног, отпечатавшиеся на вдавленных в землю цветах. Так в последний раз он видел Джорджа Рэттери.

Найджел Стрэнджвейс сидел в кресле в квартире, куда они с Джорджией переехали после своей свадьбы два года назад. За окнами простиралась аккуратная классическая площадь, одна из нескольких площадей Лондона XVII века, еще не застроенных никому не нужными бутиками и вызывающими своей роскошью особняками для любовниц миллионеров. На коленях Найджела лежала большая алая подушка, а на ней — открытая книга; сбоку от кресла стоял вычурный дорогой пюпитр для книг, который Джорджия подарила ему на прошедший день рождения; в данный момент Джорджия гуляла в парке, так что он мог вернуться к старой привычке читать, положив книгу на подушку.

Однако вскоре он столкнул и книгу, и подушку на пол. Он слишком устал, чтобы вчитываться в содержание. Странный случай с коллекцией бабочек адмирала, который он только что довел до удачного конца или скорее до смущающего заключения, оставил его в состоянии полного истощения. Он устало зевнул, встал с кресла, немного побродил по комнате, высунул язык стоящему на каминной полке деревянному идолу, которого Джорджия привезла из Африки; потом вытащил из стола несколько листов бумаги и карандаш и снова плюхнулся в кресло.

Появившаяся через двадцать минут Джорджия застала его целиком поглощенным работой.

— Что ты пишешь? — поинтересовалась она.

— Составляю бумагу об общем развитии.

— Это означает, что я должна тихо сидеть, пока ты не закончишь? Или мне можно подойти и заглядывать через плечо?

— Первое предложение предпочтительнее. Мне нужно остаться один на один со своим подсознанием. В полной тишине.

— Не возражаешь, если я закурю?

— Пожалуйста. И вообще чувствуй себя как дома.

Через пять минут Найджел передал ей лист бумаги.

— Интересно, на сколько вопросов ты сможешь ответить, — сказал он.

Джорджия взяла лист и прочитала написанное:

Подняв глаза, Джорджия сделала Найджелу гримасу.

— Все-таки ужасно, что ты имел возможность получить классическое образование, — мрачно сказала она.

— Да.

— Тебе нужно уйти в отпуск, не так ли?

— Да.

— Можем скрыться на несколько месяцев в Тибете.

— Я бы предпочел Хоув. Мне не нравится молоко яков, чужие края и ламы.

— Не понимаю, как ты можешь говорить, что не любишь лам, когда с ними не встречался.

— Если бы я был знаком хоть с одним из них, я бы еще больше их ненавидел. Они укрывают преступников, и их одежду носят гомики.

— Ах, ты говоришь о далай-ламах! А я имела в виду животных, лам.

— Я тоже о них. О ламах.

Раздался телефонный звонок. Джорджия подошла взять трубку. Найджел наблюдал за ее движениями: у нее было легкое и гибкое, как у кошки, тело, оно всегда его восхищало; достаточно было просто находиться с ней в одной комнате, чтобы почувствовать себя физически освежившимся; и ее печальное, задумчивое, как у мартышки, личико так странно контрастировало со звериной грацией ее тела, которое она всегда облекала в яркие красные, желтые и зеленые одежды.

— Это Джорджия Стрэнджвейс… А, это ты, Майкл! Как поживаешь? Как там Оксфорд?… Да, он здесь… Работа для него? Нет, Майкл, он не может… Нет, он слишком вымотался — очень трудный случай… Нет, в самом деле, он слегка свихнулся — только что спрашивал меня о различиях между Сутеркином и Котом в сапогах и… Да, я понимаю, что эта связь совершенно ненормальная, но мы собираемся уехать куда-нибудь в отпуск, так что… Вопрос жизни и смерти? Майкл, дорогой, как ты странно выражаешься! Ну ладно, сейчас он сам с тобой поговорит.

Джорджия передала трубку Найджелу, и тот увлекся долгим разговором. Закончив его, он подхватил Джорджию под локти и закружил ее в воздухе.

— Полагаю, все это возбуждение означает, что кто-то кого-то убил, а ты собираешься в это влезть, — сказала она, когда он опустил ее на стул.

— Да! — пылко воскликнул Найджел. — Настоящее интересное и загадочное дело. Друг Майкла — парень по имени Фрэнк Кернс, он же — Феликс Лейн, автор детективных романов: он готовился убить одного человека, но у него все сорвалось, а теперь этого парня действительно убили: отравили стрихнином. Так этот Кернс хочет, чтобы я занялся его делом и доказал, что это сделал не он.

— Не верю ни одному слову! Это какой-то обман. Слушай, если настаиваешь, я поеду с тобой в Хоув. Ты не в таком состоянии, чтобы взяться за новую работу.

— Я должен. Майкл говорит, что этот Кернс — очень порядочный парень. И он попал в страшную передрягу. Кроме того, приятно будет переменить обстановку и оказаться в Глостершире.