В этот момент до них донеслись громкие гудки; обернувшись назад, Феликс увидел огибающие поворот две моторные баржи, идущие рядом, за каждой из которых тащились по два лихтера. Он тщательно измерил на глаз расстояние до них. Они находились от него в сотне ярдов и должны были поравняться с ним на его третий галс. Когда они пройдут, он сможет сделать несколько коротких галсов между берегом и ближайшим буксиром барж; но тогда его подстерегала опасность на время оказаться в пространстве между их корпусами и таким образом отдаться на милость очередного порыва ветра, риск сбиться с курса и наткнуться на натянутый между баржами канат. Был еще один выход: развернуться и пройти мимо барж раньше ветра и снова повернуть на нужный курс, когда они пройдут. Его расчеты были прерваны неуверенным кашлем Джорджа, который сказал:

— Что нам теперь делать? Они довольно близко, верно?

— Да здесь полным-полно места, — задорно ответил Феликс. — Моторные суда должны уступать дорогу парусным, вы ведь знаете.

— Уступать дорогу? Гм. Не вижу, чтобы они собирались это сделать. Черт побери, не думают ли они, что эта проклятая река принадлежит им одним — ишь, идут себе рядышком во всю ее ширину! Просто возмутительно. Вот запишу их номера и направлю жалобу на их владельцев.

Джордж, безусловно, находился в страшном раздражении, которое вскоре уже не сможет подавить. И в самом деле, огромные баржи, угрожающе надвигаясь на них, распустив в обе стороны дымовые усы, производили довольно грозное впечатление. Но Феликс спокойно переложил руль на другой курс и начал пересекать реку едва ли не в семидесяти футах от них. Джордж явно стушевался, незаметно придвигаясь поближе к Феликсу, глядя на него расширенными от страха глазами, и неожиданно разразился воплями:

— Что вы намерены делать? Говорю вам, оглянитесь! Вы не можете…

Но окончание его фразы потонуло в оглушительном вое сирены одной из барж, который показался эхом истерического рева самого Джорджа. Глядя на перекошенное от страха лицо Джорджа, Феликс вдруг подумал, что сейчас самое подходящее время инсценировать внезапный несчастный случай. При всем презрении к панике Джорджа, его состояние также подсказывало эту возможность. Но он обуздал искушение изменить своему первоначальному плану, который он считал совершенным, — вдвойне перестраховаться: он решил следовать своему плану и воздерживаться от импровизаций. Но недурно было еще раз напугать Джорджа.

Баржи были уже в двадцати ярдах, тесня яхту к берегу. У Феликса оставалось мало простора для маневра в этом месте. Он изменил курс, и лодка начала сходиться с ближайшей баржей. Он почувствовал, как Джордж вцепился ему в ногу и заорал на ухо:

— Идиот! Если вы собираетесь врезаться в эту баржу, я повисну на вас, черт вас побери.

Феликс поднял румпель и развернул грот-парус, чтобы лодка обернулась вокруг своей оси, утлегарь метнулся влево, украшенный минотавром нос баржи проскользнул всего в десяти футах. Когда их пронесло по ветру вдоль ее борта, Джордж, уже совершенно не владея собой от ярости, вскочил на ноги и потряс кулаками, выкрикивая проклятия в адрес мужчины, невозмутимо стоявшего у домика на палубе баржи. Сидящий рядом с ним молодой парень безразлично взглянул на отчаянно жестикулировавшего Джорджа. Затем их окатила волна от барж, и Джордж, потеряв равновесие, всей своей массой грохнулся на дно парусника.

— Я больше не стану останавливаться, — добродушно сказал Феликс Лейн. — Тогда в следующий раз вы не упадете.

— Будь они прокляты, эти… Ни хрена не видят! Я им…

— Ну, возьмите себя в руки. Нам абсолютно ничего не грозило, — спокойно сказал Феликс. — То же самое произошло на днях, когда я выходил с Филом. Молодец парнишка, ни на секунду не потерял присутствия духа.

Теперь мимо них тащился длинный низкий железный корпус другой баржи с надписью «огнеопасно» во всю длину борта. Похоже было, что Феликс вознамерился воспламенить своего компаньона: когда он снова поставил яхту левым бортом под ветер, пересекая расходящиеся от баржи волны, он холодно и отчетливо произнес:

— Никогда не видел, чтобы взрослый человек вел себя так постыдно.

Вероятно, уже давно Джорджа никто не осмеливался так оскорблять. Он выпрямился и во все глаза уставился на Феликса, словно не веря своим ушам, затем его глаза налились опасной яростью. Но тут, видимо, ему в голову пришла какая-то мысль, потому что он отвернулся, пожал плечами и хитро усмехнулся себе под нос. Из них двоих сейчас Феликс начинал все больше нервничать, бесцельно хватаясь за разные снасти и кидая неуверенные взгляды на своего компаньона; в то время как Джордж, раскачиваясь всей тушей из стороны в сторону при каждой смене курса, начал даже насвистывать и делать Феликсу шутливые замечания.

— А мне это начинает нравиться, — сказал он.

— Хорошо. Хотите сейчас поменяться местами у румпеля? — сухо и едва ли не задыхаясь, спросил Феликс. Так много сейчас зависело от ответа на этот вопрос. Но Джордж как будто ничего не заметил.

— Когда пожелаете, — небрежно ответил он.

Тень выражения, которое можно было истолковать как оцепенение, испуг или горький сарказм, легла на лицо Феликса. Когда он заговорил, его голос был слегка громче шепота, и все же в нем прозвучали нотки вызова, которые он не мог скрыть.

— Отлично. Сейчас пройдем немного вперед, потом повернем, и тогда вы сможете сменить меня.

«Снова затягивание, — в смятении думал он, — неуверенность, откладывание решительного момента, потеря последнего шанса, если бы все было сделано в нужном месте и в нужный момент и быстро, но это совершенно другое дело. Вот тот рыболов, интересно, что он использует для приманки, моя удочка тоже наживлена, удочка, на которую я подцеплю Джорджа Рэттери».

Теперь положение изменилось. Феликс находился в состоянии крайнего волнения, почти терял контроль над собой, и все его тело напряглось от страдания. Джордж же снова обрел свою самоуверенную насмешливость, ощущение своего превосходства и силы, по крайней мере, так показалось бы одному из вездесущих и всеведущих наблюдателей Томаса Гарди, если бы кто-то из них оказался третьим в этом странном путешествии. Феликс увидел, что место, которое он наметил для развязки действия, — группа вязов на правом берегу теперь оказалось у них за кормой. Стиснув зубы, автоматически пристально следя за приближающимся слева шквалом, он послал лодку выполнить широкий поворот. Казалось, поднявшиеся за бортом волны сардонически усмехались над ним. Он не решался посмотреть в глаза Джорджу, когда сказал резким, почти беззвучным голосом:

— Вот мы и на месте. Возьмите румпель. Держите грот-парус прямо, как сейчас. Я только перейду вперед и подниму киль — тогда лодка пойдет лучше, у нее будет меньше осадка в воде.

Еще произнося эти слова, он испытал странное ощущение, что ветер внезапно затих, что все вокруг окутала необыкновенная тишина, словно чтобы была слышнее его решающая фраза, после которой оставалось ждать результата. Казалось, вся природа затаила дыхание, и в тишине его собственный голос прозвучал, как громкий вызов, посланный в пустоту с наблюдательной вышки. Затем он начал понимать, что эта поразительная тишина исходила не от ветра и воды, но, как холодный туман, поднималась от самого Джорджа. «Киль, — подумал Феликс, — я сказал, что перейду вперед, чтобы поднять киль». Но он продолжал сидеть на сложенном на корме парусе, как будто прибитый там взглядом Джорджа, который словно сверлил его. Он заставил себя поднять голову и взглянуть на него. Все тело Джорджа, казалось, жутко распухло и раздалось, как будто он был порождением кошмарного сна: конечно, это произошло, потому что Джордж неслышно передвинулся к корме и теперь сидел прямо рядом с ним. В глазах Джорджа застыло выражение хитрого нескрываемого торжества. Он облизнул свою толстую губу и ласково сказал:

— Отлично, коротышка. Давай переходи, и я возьму румпель. — Его голос упал до резкого шепота. — Но имей в виду, я не собираюсь испытывать ни один из этих твоих идиотских трюков, которые ты задумал.