В «переходном» состоянии, на наш взгляд, оказался гарнизон Порт-Артура после капитуляции крепости. Японские части постепенно входили в город, а русские готовились сдать им укрепления, амуницию и пр. В такой ситуации уставная система наказаний не действовала, на первый план выходили взаимоотношения военнослужащих. Вот как описывал в Артуре одно из «пограничных» состояний корреспондент Ф.П. Купчинский: «Тщетно жители взывали к начальникам: маленькие были бессильны, а большие махнули рукой на жителей города»{440}. Купчинский приводил в своих воспоминаниях случаи расправы русских нижних чинов с офицерами в этот период{441}. В качестве аргумента, объяснявшего поведение комбатантов, журналист указывал на недовольство солдат сдачей крепости{442}. Мемуарист не являлся частью военной корпорации, поэтому мотивы солдатского девиантного поведения определял, на наш взгляд, неверно[37]. Мы считаем, что случаи девиантного поведения нижних чинов, описанные Купчинским и другими мемуаристами, были адресным ответом представителям офицерского корпуса, которые выстраивали отношения с подчиненными в рамках «дисциплины кулака», или «внешней дисциплины». Мы не имеем документов, подтверждающих указанные мемуаристом факты. Отсутствие таких документов по Порт-Артурскому гарнизону можно объяснить ситуацией сдачи в плен. Во время принятия капитуляции гарнизона русская военно-судная часть уже не работала. Поэтому никаких расследований военные дознаватели не могли проводить и не могли оставить соответствующих документов.
Состояние паники также очень хорошо демонстрирует уязвимость модели «дисциплина кулака». Сравним панику в обстановке неполного контроля со стороны военной системы (бивуак нескольких частей у Янзелинского перевала в непосредственной близости от передовой) и панику в период «полного сбоя» механизма военного ведомства (беспорядочное массовое отступление после поражения под Мукденом).
В ночь с 5 на 6 июля в 12 часов 30 минут личный состав Севского полка был разбужен отдельными выстрелами. Нижние чины стали разбирать винтовки. Генерал-майор К.Т. Рябинкин, командир 1-й бригады 9-й пехотной дивизии, в которую входил полк, пытался организовать управление войсками{443}. Постепенно выяснилось, что противника нет, и стрельба, и атмосфера опасности поддерживались исключительно огнем частей, стоявших бивуаком. При помощи офицеров через какое-то время все-таки удалось восстановить порядок. Рябинкин откровенно писал в приказе по войскам 1-й бригады 9-й пехотной дивизии на следующий день после происшествия: «Стали разбирать ружья, несмотря на мои приказания и крики “ложиться спать” и “не сметь разбирать ружья”»{444}. Дальнейшие действия генерала в отношении нижних чинов Севского полка укладывались в рамки модели «дисциплина кулака». Генерал-майор К.Т. Рябинкин сделал неверные выводы, указывая в приказе, что стреляли только «отъявленные трусы», в качестве воспитательной меры приказал наказать розгами всех нижних чинов, у которых можно было обнаружить следы порохового нагара на ружьях[38], и перевести выявленных таким образом нарушителей порядка в разряд штрафованных{445}. Во-первых, в приказе имелось два грубых нарушения действовавшего в тот момент законодательства: за подобное поведение нижних чинов переводить в разряд штрафованных нельзя, а телесное наказание было отменено. Более того, сам генерал должен был быть подвергнут взысканию за отдачу приказа помимо офицеров и командира полка. Кричать нижним чинам «всем спать» противозаконно, для этого надо было дать приказ командиру Севского полка, т. к. на бивуаке этого полка и происходил беспорядок. За применение телесного наказания генералу грозило по ст. 185 «Устава дисциплинарного…» содержание на гауптвахте от одного до шести месяцев; по совокупности указанных выше деяний генерал, согласно пункту 189 «Устава дисциплинарного…», должен был быть исключен из службы или отправлен в крепость на срок от четырех до восьми месяцев{446}. Такое игнорирование устава высшим офицером создавало определенный поведенческий стереотип для всех командиров данной бригады, от полковника и до взводного прапорщика включительно. Выводы сделаны были целиком в рамках ресурса наказания. Но во время нестабильной ситуации этого ресурса как раз и не хватает. Случай на бивуаке показателен и печален еще и тем, что генерал Рябинкин был кадровым боевым офицером (ветеран Русско-турецкой войны 1877-1878 гг.), командовал ротой, батальоном и до Русско-японской войны — Севским полком (с 5 августа 1899 г. по 2 ноября 1902 г.){447}.
Следующая ситуация относится к разряду тех, в которых переход за «пограничное» состояние произошел. Сражение под Мукденом длилось с 6 февраля по 27 февраля и закончилось отходом русских войск к г. Телину. Отход этот был плохо организован. Если первоначально приказы главнокомандующего о порядке отступления исполнялись, то дальнейшее развитие ситуации носило характер бесконтрольной реакции{448}. Механизм исполнения дисциплинарного устава вместе с ресурсом страха перед наказанием остался за невидимой условной чертой.
Сначала падение дисциплины выражалось, по мнению офицера Генерального штаба подполковника М.В. Грулева, в том, что нижние чины целыми пачками бросали патроны в костры{449}. Командир Псковского полка недоумевал по поводу выходок нижних чинов, мотивируя эти поступки следующим образом: «не то шутки ради, не то со злости»{450}. По признанию самого Грулева, создавалось впечатление близкой ружейной перестрелки{451}. Делалось это, на наш взгляд, для того, чтобы ускорить переход ситуации из состояния относительного контроля в состояние, близкое панике, или «пограничное» состояние. Даже на начальном этапе развития «пограничной ситуации» властный ресурс начинал сдавать позиции, вымывая влияние начальства на нижних чинов. Командир Псковского полка сделал замечание нижним чинам на счет того, что те не следили за «такими мерзавцами, которые жгут наши патроны», — в ответ последовало только молчание{452}. Подполковник М.В. Грулев в своих воспоминаниях характеризовал сложившуюся в тот момент ситуацию как робкое проявление начинавшейся деморализации, впоследствии проявившейся полным нравственным разложением в конкретных фактах нарушения дисциплины при отступлении{453}.
Отдельные части смешивались на узкой Мандаринской дороге и при обходе г. Мукдена, офицеры и начальники вообще растворились в огромной солдатской массе. Один из офицеров штаба 2-й армии характеризовал отход таким образом: «Яростные человеческие потоки одновременно вливались в этот грабеж»{454}.
Полковник Генерального штаба В.М. Тимофеев, занимавший тыловую должность инспектора госпиталей 3-й Маньчжурской армии{455}, пытался остановить толпу дезертиров при отступлении от Мукдена. Он прибегнул к властному ресурсу в условиях паники, но в экстремальных ситуациях, каковым являлось отступление от Мукдена, система внешнего чинопочитания и обычной иерархии уже не действовала{456}. Группа бредущих солдат попросту не обращала на старшего офицера внимания, тогда полковник Тимофеев в рамках «дисциплины кулака» выхватил револьвер и застрелил двоих дезертиров{457}. В итоге офицер был тяжело ранен. Случай с полковником Тимофеевым получил дополнительную огласку еще и потому, что погибший являлся родственником А.Н. Куропаткина[39].
