В свою очередь, гвардейцы относились к офицерам, служившим вне Москвы и Петербурга[23], с чувством превосходства, что не имело оправдания, принимая во внимание уровень подготовки армейских частей, имевших боевой опыт. Самыми боеспособными в Русско-японскую войну оказались сибирские стрелковые части, участвовавшие в присоединении Средней Азии и подавлении боксерского восстания. Согласно санитарно-статистическому очерку Н.И. Козловского, уроженцы Сибири представляли в общем наилучший по здоровью контингент{274}. Они хорошо понимали, как нужно было вести себя с местным коренным населением, к чему готовиться и чего ждать от природно-климатических условий Маньчжурии.
Участие в войне для «золотой молодежи» из гвардейских полков сводилось к получению записи в формулярном списке об участии в боях против неприятеля{275}. Для боевой части такие гвардейские променады заканчивались напрасными потерями среди нижних чинов из-за отсутствия боевого опыта у гвардейцев. Численность гвардейцев на полях Маньчжурии была не столь значительной[24], но сюжет, посвященный участию «фазанов» (так называли гвардейцев в армии. — А. Г.) в боевых действиях, встречается едва ли не у каждого второго мемуариста{276}. Об этой особенности поведения гвардейского офицера на войне имеется дневниковая запись Н.Г. Гарина-Михайловского: «Сегодня же (от 23 мая, г. Ляоян. — А. Г.) сообщили о легкой перестрелке в отряде генерала Ренненкампфа и об убитом офицере конно-гвардейского полка. Это уже четвертая по счету убыль из этого полка. Вообще, среди молодых гвардейских офицеров установился своего рода спорт на мужество, храбрость, отвагу, и недаром здесь достаются им их Георгиевские кресты»{277}. Присутствуют на страницах мемуаров и публицистики и пространные намеки на то, что гвардейцы могли стать жертвой собственных солдат. Но мне частые упоминания в источниках личного происхождения о гибели гвардейских офицеров «при загадочных обстоятельствах»{278} представляются лишь попыткой авторов дневников и воспоминаний четко обозначить свое отношение к столичной «золотой молодежи». Хотя, конечно, полностью исключать такого рода ситуации из числа возможных на войне не следует. Наиболее острые формы конфликтов возникали при переводе представителей конной гвардии в казачьи части{279}.
После участия гвардейцев в боевых действиях в 1904-1905 гг. было подготовлено распоряжение, согласно которому капитаны гвардии направлялись на 8-месячные учебные курсы в Офицерскую стрелковую школу{280}.
В ходе боевых действий в Маньчжурии наблюдались и конфликты представителей разных военных специальностей и родов войск. А.В. Любицкий стал участником разговора, в котором офицер-артиллерист высказывал свои претензии военным саперам: «Вот вам наши инженеры и их сооружения: представьте себе — на днях получаю приказание: вывезти и примерно занять вырытую артиллерийскую позицию. Запряг батарею и пошел. Прихожу к горе. Встречаю саперного офицера. Спрашиваю его: “Где же тут наши окопы?” — “А вот на этой горе”, — говорит. Иду на гору, сапер за мной. Что же вижу? Окопы поделаны на самом гребне… “Помилуйте, — говорю, — не могу я занять этих окопов”. — “Почему?” — удивленно спрашивает сапер. “Да потому, что мои орудия тут как на ладошке у японцев, тут, батюшка, через пять минут от моей батареи останется одно воспоминание”. — Гм, ну, что же, мы тогда выроем вам окопы пониже. Пожалуйте сюда через денек-другой, все будет сделано, как желаете вы”. Хорошо; проходит два дня, запрягаю опять батарею и снова иду к этой горе. Опять встретил этого самого сапера. Идем. Смотрю — действительно, новые окопы готовы, но тут я только руками развел. “Как вам угодно, — говорю, — а я положительно отказываюсь занять эту позицию. Не делайте вы, — говорю, — для меня, ради бога, этих клеток; бой начнется, я сам и место для батареи найду и окопаюсь своими людьми”. — “Нет, — говорит, — этого нельзя, а чем же эти окопы вам не нравятся?” — “Как чем? Да посмотрите сами — новые окопы вы сделали на половине ската, так что верхняя часть горы вынудит меня стрелять при громадном угле возвышения, чуть ли не подрывая хобота. Следовательно, настильность нашей артиллерии ни к черту, бить противника я могу только в темя, сверху — перекидным огнем, а все, что дальше и ближе к горе, для огня моей батареи недоступно”. — “Ничего, — говорит, — не беспокойтесь, низковато, значит, вырыли. Извольте. Сделаем как следует. Пожалуйте снова дня через два”. Иду опять; поглядел, да и плюнул: третьи окопы вырыты посредине между первыми и вторыми, а ни те ни другие не засыпаны. Значит, зайти на окопы можно только с боку, а ни взад ни вперед двинуться нельзя. Не дай бог, попади под фланговый огонь, так, значит, и шабаш»{281}. Конфликт военных инженеров и остальных родов войск обусловливался тем, что совместных учений пехотинцев и саперов по сооружению фортификационных укреплений, наводки мостов и пр. в мирное время не проводилось. Военные инженеры и саперы в гарнизонах выделялись в самостоятельные части. Анализ ведомственных инструкций и нормативных документов, регламентировавших деятельность саперов, военных инженеров при оборудовании позиций для артиллеристов и пехоты, позволяет выявить законодательные лакуны, мешавшие успешному взаимодействию. Параграфы 102-й и 105-й «Наставления для саперных батальонов по искусственной части» оговаривают выбор места для батареи совместными усилиями офицеров — инженера и артиллериста{282}. Согласно этому документу, инженер должен был перед исполнением работ выяснить угол обстрела и вероятные цели для батареи, но ответа на эти вопросы зачастую не знал сам артиллерист, т.к. подчинялся начальнику отряда{283}. Наставление не поясняло, как поступить, если офицера-артиллериста не устраивает качество выполненных работ{284}. Наставление по самоокапыванию артиллерии содержит инструкции по сооружению при необходимости инженерных конструкций самими артиллеристами, но не поясняет, в каком порядке артиллерия должна требовать помощи от саперов и военных инженеров[25]. Существовавшее общее Наставление для войскового окопного дела хорошо регламентировало технические детали инженерных построек, орудийных окопов и пр., но не разъясняло права и обязанности представителей разных родов войск при взаимодействии в условиях фронтового быта{285}. Сложные взаимоотношения разных родов войск нашли отражение в секретных предписаниях главнокомандующего сухопутными силами русской армии: «Отдавая должную дань прекрасной подготовке наших саперных частей, я не могу не выражать опасения: не слишком ли наши саперы специализируются на массе мелочей, упуская главное, что им предстоит на войне, т. е. содействие во всех видах пехоте по укреплению позиций и по атаке укрепленных позиций»{286}. Конфликты среди представителей различных родов войск отчасти изначально оказались сформированы на страницах «Положения о полевом управлении войск». Дело в том, что по «Положению…» главный инженер и главный артиллерист, занимавшие должности инспектора инженеров армии и инспектора артиллерии армии, были поставлены в положение сторонних наблюдателей. Это, в свою очередь, уже не соответствовало значению артиллерии и инженерных частей в изменившихся условиях начала XX в. От инспектора инженеров армии «Положение…» требовало, согласно ст. 434, во время сражения содействовать «командующему армией в достижении общих боевых целей. Участвуя лично в рекогносцировках, производимых до боя, и способствуя своими соображениями надлежащей подготовке поля сражения в инженерном отношении и соответственному распределению инженерных войск, он во время боя непосредственно распоряжается частями сих войск, кои не причислены к корпусам, дивизиям и отрядам»{287}. Таким образом, главный инженер не мог самостоятельно построить ни одного блиндажа. Статья 435 объясняет, что инженерные войска, «причисленные к корпусам, дивизиям и отрядам, во время боя действуют по распоряжению командиров и начальников сих частей. Инспектор инженеров имеет право наблюдать за работами, производимыми означенными инженерными войсками, и давать надлежащие указания по технической части, не изменяя, однако, общих видов того начальства, по распоряжению которого работы производятся. Он непосредственно распоряжается сими войсками только в тех случаях, когда получит от командующего армией особое приказание употребить их для какого-либо особого назначения»{288}. «Положение о полевом управлении…» в ст. 435 само себе противоречит. В первой части ст. 435 от инспектора инженеров требуют профессиональных технических рекомендаций, но при этом оговаривают, что эти рекомендации не могут в конечном итоге влиять на решения командиров отрядов, к которым причислены инженерные части. Стоило ли в таком случае военному инженеру вникать в тонкости предстоящих операций, если изначально его мнение ничего не решало?
