Чевиот не мог поднять глаз. Он стоял с опущенной головой. В горле у него стоял комок, и у него не было сил посмотреть на нее.

Флора приблизилась к нему. Он подался к ней, и, поскольку на левой руке у нее висело его пальто, взял ее правую руку, поднес к губам и поцеловал.

Наконец они полностью поняли друг друга, и их охватило такое тепло, которого, казалось, не могла лишить никакая сила в мире... как вдруг в комнату донеслось звяканье колокольчика в вестибюле.

Флора, вспылив, отпрянула от него.

— В такой час! — воскликнула она. —- Ну нет! Я сказала Мириам никого не принимать! Сегодня вечером они уж не заберут тебя у меня!

— Можешь быть в этом уверена. — У него был мрачный голос. — Никакой силе в мире не удастся это сделать.

В вестибюле мелькнул свет, и он услышал осторожное царапанье по двери, затем, после долгой паузы, строгая экономка открыла двери.

— Миледи... — в некотором замешательстве начала она и остановилась. — Я, как вы знаете, не собиралась беспокоить вас, но, видите ли... тут леди Корк.

— Леди Корк? — растерянно переспросила Флора.

Невольно сжав кулаки в грязных белых перчатках, Чевиот поморщился от боли в ободранных до крови суставах рук.

— Нам бы лучше повидаться с ней, — пробормотал он.

— Ты... ты уверен?

— Да. Сегодня днем, Флора, я начинаю решать эту проблему.

— Об убийстве Маргарет Ренфру?

— Да. Я был слеп. Но теперь я знаю, кто совершил убийство, и вечером у Вулкана я понял, как оно было совершено. И когда я выясню одну деталь и задам один вопрос, на который можете ответить только вы с леди Корк, передо мной предстанет полная картина.

Флора с трудом перевела дыхание.

— Мириам, пригласите леди Корк войти.

Как только за ней закрылась дверь, Чевиот заговорил тем же торопливым шепотом.

— Что бы я ни сказал, ты не должна волноваться. Все в порядке. Но сегодня утром мистер Ричард Мейн, один из двух комиссаров полиции, лез из кожи вон, чтобы выдвинуть против тебя обвинение в убийстве Маргарет Ренфру, а я прикрывал тебя. Нет, я прошу тебя: не выходи из себя и не подноси руку ко рту! — Бросив взгляд на пока еще закрытую дверь, Чевиот заговорил еще быстрее. — Придет время, — сказал он, — когда я смогу обелить тебя. Но только путем признания, что оба мы врали и скрывали доказательства, что сегодня пока еще представляет большую опасность. Единственная моя надежда заключается в том, что я смогу доказать, как было совершено убийство. И, как я думаю, — подчеркиваю, как я думаю, — мне удастся доказать- это с начала до конца.

Он поднял руку, призывая к молчанию. Выхватив у Флоры пальто, он накинул его на себя, успев застегнуть воротник как раз в ту секунду, когда Мириам объявила о графине Корк-и-Оррери.

Прежде чем их глазам предстала маленькая сухая надменная женщина, они услышали шарканье ее ног и постукивание трости.

На этот раз на леди Корк не было ее белого чепчика с оборками, но высокая шляпа с широкими полями, из тени которых смотрели ее хитрые умные глаза, производила то же самое впечатление. Она была в знакомом белом платье, на которое была наброшена меховая шуба.

Вместе с ней в комнату вошел дух восемнадцатого столетия, вместе со всеми его призраками, кружащимися вокруг нее в неверном свете канделябров.

— Никак, это ты, девочка! — обратилась она к Флоре, но, несмотря на всю решительность, в ее голосе слышались нотки извинения. — Я бы не решилась беспокоить тебя в столь поздний час, если бы не увидела проблески света сквозь окна нижнего этажа. — Она слегка подчеркнула последние слова.

Случись эта встреча дня два или три назад, Флора была бы в смятении и растерянности. Но на этот раз она предстала воплощением сдержанного улыбающегося изящества.

Я всегда рада вас видеть, леди Корк. Но, конечно, вам придется поздно лечь спать.

— Я всегда поздно ложусь. Я не сплю. — Леди Корк с хрустом покрутила шеей. — Нет, нет, девушка, уж оставьте на мне шляпу и шубу. Не приставайте ко мне!

Последнее замечание было обращено к ее хорошенькой юной горничной Соланж, замешкавшейся в дверях. Влажные карие глаза Соланж в смущении уставились на Флору из-за отворотов зеленого чепчика.

— Садись туда, — леди Корк указала концом трости на дальнее кресло, — и чтоб тебя не было ни видно, ни слышно. Визит мой будет краток.

— Как и мой, — пробормотал Чевиот, плотнее запахивая пальто.

— Это вроде сын Джорджа Чевиота? — с сарказмом осведомилась леди Корк. Ее взгляд переместился с Флоры на него. — Неужто? Ба! А теперь излагайте всю правду, и пусть дьяволу станет стыдно.

— В сущности, мадам, я бы серьезно рекомендовал сделать это вам,

— Ну? Неужели вы хотите сказать, что я не говорю правду?

— Порой говорите, мадам. Но откровенность посещает вас очень редко.

Он не сомневался, что леди Корк его понимает. Она фыркнула, оглядела комнату в серовато-серебряных обоях, ее кресла, софу и оттоманку, обтянутые бархатом вишневого цвета. -

Снова фыркнув, она доковыляла к креслу Флоры у намина, рядом с круглым столиком, и плюхнулась в него. На столике лежала открытая книга, которую Флора пыталась читать перед приходом Чевиота,

Леди Корк уткнулась в страницы. Казалось, что она принюхивается к запаху типографской краски.

— Вы знаете, где я была этой ночью? Нет? Отлично! Я обедала с Джоном Уилсоном Крокером, — яростно вымолвила леди Корк, — и еще с парочкой красноподкладочных тори. Можете ли вы себе представить, с каким наглым предложением обратился ко мне Крокер?

— Да> — тут же вмешался Чевиот. Это был единственный способ остановить ее долгие рассуждения. — Мистер Крокер предложил выпустить в свет новое издание Босуэлла с примечаниями, что потребует от него года два или больше. Не сомневаюсь, что ему были нужны ваши воспоминания.

— Ну да, так он и сказал. Да провалиться ему...

— Вам нечего опасаться, мадам.

— А?

— Молодой мистер Макколей, который пишет такие великолепные статьи в «Эдинбург ревью», ненавидит мистера Крокера больше, чем холодную телятину. Наступит время, и он так разделается с мистером Крокером, что даже будущие поколения будут помнить это.

— Вы, никак, пророчествуете, — пробормотала леди Корк, скрестив руки на трости. — Но какое это имеет значение? В свое время я устраивала приемы для всех этих паршивых литературных львов прошлых лет, от Вашингтона Ирвинга до молодого Дизраэли, когда он стал знаменит своим романом «Вивиан Грей». Но таланты исчезли. Свет потух. Все прошло.

— Только не таланты, я протестую! — воскликнула Флора. — Разве, например, мистер Дизраэли не является сейчас звездой первой величины?

— Вы только посмотрите, — хмыкнула леди Корк, с трудом поворачивая шею. — Да кому не известно, что он ездит на континент и убеждает всех, что сразу же по возвращении станет членом парламента?

— И он добьется своей цели, —серьезно сказал Чевиот.— Обещаю вам, что он добьется своей цели.

— Бен Дизраэли? А почему вы так ухмыляетесь при этих словах?

Я всего лишь вспомнил «Вивиана Грея». Одну из самых интересных личностей в книге зовут лорд Биконс-филд. В юности мистер Дизраэли в самых сумасшедших мечтах и представить себе не мог, что в один прекрасный день его назовут...

— Ну, дальше, парень! Что ты замолчал, словно язык себе прикусил? Кем его назовут?

— Я собирался поговорить совсем на другую тему.

Прямо у камина, напротив кресла, в котором разместилась леди Корк, стояла широкая софа. Флора села на нее, поближе к гостье, а Чевиот рядом с ней.

Но когда он произнес последние слова, в леди Корк произошла разительная перемена. Она наклонилась вперед, опираясь на трость, пожевала челюстями и резко сказала:

— Я услышала от Крокера кое-что еще.

— Да?

— Да. Примерно в половине двенадцатого подошел швейцар и что-то прошептал на ухо Джону. Уилсону. И я услышала, — с подчеркнутой неторопливостью продолжила леди Корк, — что сын суперинтенданта Джорджа Чевиота только с восемью пилерами молнией ворвался к Вулкану. Черт знает, как им это удалось. За семь минут по часам они измолотили всех его громил и покидали их в кучу.