– Да, мои.

– К вашему сведению, – продолжал Бюргер, – эти ботинки были обработаны бензидином для обнаружения следов крови. Эти пятна выступили там, где реакция на кровь оказалась положительной. В связи с этим прошу вас ответить, каким образом кровь попала на ваш ботинок.

– В данный момент мне нечего сказать по этому поводу.

– Хорошо, – поморщился Бюргер, – теперь я покажу вам цветную фотографию, – и протянул ее Мейсону. – Посмотрите на нее внимательно, Мейсон, и скажите, что вы видите?

– Я вижу отпечаток ноги.

– Посмотрите еще раз.

Мейсон стал вглядываться в фотографию.

– Если вы, – заметил Бюргер, – внимательно посмотрите, то увидите на ней еще один след – след туфли под отпечатком Гарвина. Вот здесь, на самом краю каблука, остался отпечаток от металлической набойки. Мой вопрос, Гарвин, заключается в следующем: вы были в квартире Джорджа Кассельмана после того, как он был убит, и, зная о его смерти, намеренно наступили на этот след с целью запутать следствие?

– Прошу прощения, – вмешался Мейсон, – насколько я понимаю, это может расцениваться как преступление?

– Поздравляю вас с отличным знанием уголовного кодекса, – съязвил Бюргер.

– При данных обстоятельствах я рекомендую моему клиенту не отвечать на поставленный вопрос.

– Гарвин, – Бюргер шумно вздохнул, – я хочу также показать вам отпечаток пальца, оставленный на дверной ручке. Я утверждаю, что кто-то специально протер эту ручку, уничтожая другие отпечатки, и потом умышленно оставил на ней четкий отпечаток своего большого пальца. Этот «кто-то», Гарвин, – вы. Поэтому я вынужден спросить вас: каким образом он оказался там?

– Извините, – опять вмешался Мейсон. – Если ваше предположение справедливо и если Гарвин именно тот человек, который протер эту ручку и затем оставил на ней отпечаток своего пальца, выходит, что он виновен в совершении преступления?

– Совершенно верно.

– В таком случае я советую ему не отвечать на ваш вопрос.

Гамильтон Бюргер повернулся к Мейсону.

– Вы сами причастны к подмене оружия с целью направить следствие по ложному пути, Мейсон. Но я даю вам возможность оправдаться. Для этого вы сообщите, каким образом орудие убийства попало к вам.

– Если я расскажу правду, мне не грозит привлечение к суду?

Гамильтон Бюргер задумался над предложением адвоката, потом взглянул на него с плохо скрываемым недовольством:

– Я постараюсь отнестись к этому без предубеждения. Постараюсь. Я не обещаю ничего определенного, но если вы ответите на этот вопрос, мы с большим пониманием отнесемся к вам.

– Я отправился к Гомеру-младшему и спросил, имеется ли у него оружие. Он показал мне револьвер, из которого я совершенно случайно выстрелил в стол. Потом я отвез Гарвина к Стефани Фолкнер на квартиру. Он передал ей этот револьвер. Ну вот, теперь вам известно все. Что вы намерены делать?

– Нам известно, что в конторе у Гарвина вы подменили револьвер. Таким образом, молодой Гарвин оказался игрушкой в ваших руках и сам отвез орудие убийства Стефани Фолкнер.

Мейсон обернулся к своему клиенту.

– Ты видишь, Гомер, чего стоят их обещания. Если говорят то, что не согласуется со сфабрикованной ими версией, значит, это неправда. Они верят только в то, что им очень хочется услышать.

Бюргер вскочил со своего кресла, кипя от негодования, постоял несколько секунд и молча сел.

Трэгг решил, что ему тоже пришла пора спросить.

– Можно мне задать вопрос, мистер окружной прокурор?

– Пожалуйста. Сколько угодно.

– Мейсон, скажите откровенно, как мужчина мужчине, вы не подменили оружие?

– Говорю откровенно – нет.

Трэгг повернулся к прокурору.

– Мне думается, Бюргер, здесь все сложнее, чем кажется на первый взгляд. Я никак не могу сообразить, с какой стати Мейсон вдруг решил подменить револьверы. Лично я хочу продолжать расследование, основываясь на версии, что револьверы не были подменены и тот револьвер, который Гарвин-младший вынул из своего стола, и есть орудие убийства.

– Это невозможно! – отрезал Бюргер. Лейтенант Трэгг вспыхнул и огрызнулся:

– Не разыгрывайте из себя дурака, – но тут же спохватился, – в этом деле многое не увязывается. Мейсон не стал бы…

– Хватит, – прервал Бюргер. – Не забывайтесь, лейтенант Трэгг! Мы здесь для того, чтобы получить информацию, а не разглашать ее. Мы потом поговорим с вами наедине, там, где мистер Перри Мейсон не сможет услышать нас и извлечь из этого выгоду.

– В таком случае, – произнес Мейсон, вставая, – надо думать, допрос окончен. Мой клиент отказывается отвечать на ваши вопросы. Я со своей стороны сделал все, чтобы быть вам полезным. Я рассказал все, что мог, не нарушая моих профессиональных обязательств перед клиентом.

Гамильтон Бюргер презрительно ткнул пальцем в направлении двери.

– Выходите там.

– А что с Гарвином?

На этот раз указующий перст прокурора взметнулся вверх.

– О, вашему клиенту придется пожить… в спецотделе за счет налогоплательщиков.

– Джентльмены, – сказал Мейсон, – разрешите пожелать вам всего хорошего! Гарвин, рекомендую воздержаться от каких бы то ни было ответов.

Гамильтон Бюргер снял телефонную трубку и, улыбнувшись, произнес:

– Порядок! Присылайте репортеров.

Мейсон спустился на лифте вниз, вышел на улицу, взял такси и вскоре уже входил к себе в кабинет. Делла Стрит с опаской взглянула на адвоката.

– Ну как, все обошлось, шеф?

Мейсон покачал головой.

– Что-то тут не так, а вот что, никак не могу понять.

– А что думает полиция?

– Им тем более непонятно.

– А что станет с Гарвином-старшим?

– Его, – ответил Мейсон, – собираются обвинить в соучастии, и, боюсь, ему не отвертеться.

– Что еще?

– Стефани Фолкнер обвинят в убийстве первой степени.

– А вас?

Мейсон усмехнулся.

– Мы с Гарвином тоже сидим на крючке. Как только прокурор докажет факт убийства, нас тут же привлекут как соучастников.

– Но что вы противопоставите им? Нельзя уступать без боя.

– Придется положиться на веру в человека, на свои умственные способности и умение выпутываться из сложных ситуаций. Если я не ошибаюсь, завтра утром окружной прокурор перед Большим жюри обвинит Стефани Фолкнер в убийстве Джорджа Кассельмана. Затем он потребует ареста Гомера-старшего как соучастника и не станет особо возражать против освобождения его под залог. Он захочет, чтобы это обвинение висело над Гарвином как дамоклов меч, надеясь, что тот не выдержит и рано или поздно расколется.

– А тем временем?

– А тем временем мы, Делла, пойдем и съедим то, о чем так мечтали. Кто знает, когда мы сможем второй раз пообедать вместе.

– Вы хотите сказать, что вас могут арестовать?

– Сомневаюсь, – ответил Мейсон, – но у меня такое предчувствие, что не скоро нам выпадет такой случай. Ну что же ты стоишь? Пошли.

Пол Дрейк, по обыкновению удобно устроившись в мягком кожаном кресле, изумленно произнес:

– Ну, Перри, тебе не позавидуешь. Гомер Гарвин-старший был обвинен как соучастник убийства Джорджа Кассельмана. Сумму залога определили в сто тысяч долларов, которую он должен немедленно уплатить. Через час-другой его должны освободить. Стефани Фолкнер была взята под стражу по обвинению в убийстве первой степени. Так решило Большое жюри час назад. Уже назначено открытое судебное разбирательство, и прокурор из кожи вон лезет, доказывая, что защита только и думает о том, как бы затянуть разбирательство… в общем, работает на публику и прессу.

– Что слышно о Дон Джойс? – спросил Мейсон.

– Не так-то просто собрать материал о такой девушке, – заметил Дрейк, – в особенности если учесть, что она вышла замуж за человека с деньгами и положением. Сам понимаешь, какое у нас отношение к людям такой профессии, несмотря на то что им приходится вкалывать. Многие выходят замуж, становятся хорошими женами и матерями. Публика зачастую относится к ним с провинциальным предубеждением. Тот факт, что девушка фотографируется в купальном костюме или демонстрирует свои красивые ноги перед зрителями, вызывает у людей самые нелепые мысли. В Лас-Вегасе полно сплетен о Дон Джойс… Жила в отдельной квартире… Одно время танцевала в ревю… Потом служила украшением в бассейнах шикарных отелей… дальше работала в казино, где она расхаживала между столиками в узком платье с большим декольте, заводя знакомства и помогая богатым бездельникам спускать деньги за игорными столами, и так далее.