— А вот он позвонится в дверь, и я скажу, чтоб не заходил! Не могу я видеть!.. При всех!! Преступник он, чтобы так допрашивать?!
— Дайте бечевку.
— И сама я уйду!!
— Дайте бечевку и потушите пирог. А то гости не усидят без противогазов.
Марковна выбежала и через минуту, просунув в дверную щель одну только руку, швырнула к ногам Кирилла Осиповича веревку.
Он присел на корточки и стал аккуратно увязывать книги. Он выстраивал их, подравнивал — точно так же, как подравнивал страницы учебника.
Вряд ли он сознавал, что делает.
— Мы можем в другой раз прийти, — сказал Жека. — Ну, за этой книжкой-то.
— А?..
— За библиотечной-то книгой.
— Я прошу извинения, что так получилось, — сказал Кирилл Осипович. — Сейчас упакуем, и все… А книгу не ищи больше, не надо.
Распахнулась дверь, ударившись о косяк. Срывая с себя передник, появилась Марковна и вновь закричала тем же отчаянным, прерывающимся голосом:
— Его хвалили все!.. Он ласковый, он душевный!.. От вас-то доброго слова не дождешься! Может, вы и правильно все делаете, да правда-то ваша — как хлеб черствый! В горле застревает!.. А он и спроказничает, бывало, да ему простишь, потому что душевный!.. Сами бы тогда воспитывали! Я как за своим ходила всю жизнь, как за родным!.. Да и своему-то бы так не радовалась!
— Не надо, Марковна, — сказал Кирилл Осипович, не оборачиваясь.
— А при всех его срамить — надобно?! Ну, провинился, ну, ошибку сделал, но чего издеваться-то над ним? Велика вина!.. Другие-то дети все с родителей тянут, на горбе отцовском сидят, а он — и квартиру сам, и обстановку сам! Ушел, чтобы вас не стеснять!
— Я б ему все это отдал, — сказал Кирилл Осипович.
— А он не хотел просить! Сам добился!
— Сколько у нас людей ждут квартиру? — сказал Кирилл Осипович. — Долго ждут. И еще будут ждать. Мы могли бы строить быстрей и лучше. Но вот сделает подлость один, рядом обманет кто-то другой, потом украдет третий… Посмотрите в окошко.
— Все я там видела!
— Это вон памятники Левушкиной доброте.
— Чего же никто другой не выдумал? — крикнула Марковна. — Раньше его?!
— Не знаю, — сказал Кирилл Осипович. — Теперь не знаю. Теперь я думаю, что Левушка мог и мешать другим. Выгодно было мешать.
— Господи! Про сына так говорите!
— Я это узнаю. Я должен точно узнать. Потому и буду спрашивать при всех.
В глубине коридора заиграли, запели какие-то серебряные колокольчики. Жека поначалу не сообразил, что это — дверной звонок. Когда они с Генкой стояли перед дверью и нажимали на кнопку, то снаружи его не было слышно.
Марковна спросила почти безголосо:
— Левушка?..
— Откройте, — сказал Кирилл Осипович.
— Может… и с гостями сразу? Не один?
— Откройте.
— Кирилл Осипыч, не надо им говорить, не надо!!. Потом спросите, чего уж, не надо при всех!.. Вот останется один — и спросите!..
— Чтоб никто ничего не узнал?
— Да ведь он молодой, ему работать с ними! Зачем наотмашь? Разве он и так не поймет, если ошибку сделал? Ну, провинился, был грех, а кто у нас без греха?! Вы сами-то — без греха?..
— Идите откройте, — сказал Кирилл Осипович.
Шаркая стоптанными туфлями, будто сразу отяжелев, Марковна двинулась в коридор. Передник она уронила на пороге.
А колокольчики заиграли во второй раз. Уж нетерпеливей.
Кирилл Осипович, сидя на корточках и затягивая на книгах бечевку, посмотрел на Жеку.
— Не могу… — сказал он бессильно.
— Завязать вам?.. Давайте!..
— Видеть его не могу. Не знаю, как буду разговаривать. Если это правда, я ведь не переживу. Честное слово.
Он отпихнул недовязанные книги, встал. Открыл ящик письменного стола. Взял какой-то пузырек с лекарством и, сжав его в маленьком, мальчишеском своем кулаке, быстро вышел из кабинета.
В коридоре хлопнула входная дверь. Голоса приближались. Марковна заглянула на миг, увидела, что хозяина нет, и скрылась. А в кабинет вошел Генка.
— Чего это у вас тут?.. — спросил он, перешагивая через валяющийся передник. — Историческое событие в разгаре? Звоню, а старуха глаза вытаращила. Будто я привидение.
Генка опять не смущался. Он вошел, словно к себе домой. И говорил громко.
— Чего так долго? — спросил Жека.
— Да так… Кой-куда заглянул по пути.
— Куда?
— Если я скажу, что знакомую девочку проводил, ты же не поверишь? Бесполезный вопрос, Женечка.
Жека стоял и оглядывал шкафы вдоль стен. За стеклянными их дверцами — в отличие от соседних полок — книжного хаоса не было. Тут плотно стояли одинаковые тома, мерцая позолотой на корешках.
— А книгу-то мы не нашли, — сказал Жека.
— Да что ты? Ну, продолжим. Не пропадет наш скорбный труд.
— Больше искать негде. Смотри, в шкаф он ее не мог засунуть. Здесь энциклопедии, словари.
— Он сам заявлял, что не помнит!
— Это книги для работы. Он бы работать не смог, если б тут ералаш устроить.
— Так, может, ее вообще нет? Книжечки-то?
— Не знаю. Он вдруг сказал, что больше не надо искать.
— Почему?!
— Не знаю. Он так сказал.
— Вспомнил, что ли? Интересно… Но, между прочим, мы могли ее нечаянно пропустить.
— Я не пропустил.
— Всяко бывает!
— Я не пропустил. И он тоже не пропустил. Ручаюсь.
— Ну, вы герои, а я нехороший человек! — бодро сказал Генка. — Мог зазеваться!
— На какой полке ты зазевался?
Генка и тут не утратил веселости. Он был неуязвим. Необидчив.
— Никто не докажет, что я пропустил нарочно!
— В книжке лежит градусник, — сказал Жека. — Трудно пропустить, когда там градусник.
— А ты — голова! — сказал Генка.
Он подбежал к лестнице, вскарабкался наверх и, оглядываясь на двери, вытащил коричневый томик. Подхватил выскользнувший градусник.
— Скажем, что градусника не было!..
Жека не ответил.
— Ты не выдумывай!.. — впервые забеспокоился Генка. — Я ведь не для себя! А чтоб побольше в библиотеку!..
Жека все наблюдал за ним.
— Серьезно, Женьк!.. На кой мне это старье, я ведь так, трепанулся только! Я все отволок, до последней брошюрки! Не веришь? Не верь, ладно… Сам ты гад, если подозреваешь! Иди, докладывай академику!
— Не сучи ногами, — сказал Жека.
— Зови, зови! Один ты честный!
— Мы сами разберемся, — сказал Жека.
— Валяй! Кроши меня в капусту!
— Может, искрошу, — сказал Жека. — Но сперва про твою теорию потолкуем. Слезай, гад.
Они услышали, как в передней снова запели, заиграли веселые колокольчики.
Кто-то звонил в двери.
