– Ничего, ничего, – сказал Вильямс. – Так… воспоминания.

– Та история в Колонии? – спросил лейтенант, бросив быстрый взгляд на пустой рукав.

– Не важно, – отрезал Вильямс. – Лучше доложите еще раз, что здесь произошло. По телефону вы…

– Связь была очень плохая, – слегка покраснел лейтенант. – В два часа ночи был замечен катер. Как вы и приказывали, мы позволили им выгрузиться и проследили до склада. Нас заметили, началась перестрелка. С нашей стороны потерь нет; со стороны контрабандистов – один погибший, пока не опознан, остальным, к сожалению, удалось уйти…

– Растяпы, – холодно бросил полковник.

Ему вдруг стало нестерпимо скучно. Стоило выдергивать его из постели, справились бы сами. Вильямс снова попытался растереть пустой рукав и зашипел сквозь зубы. Если бы не рука… Вряд ли доктор Купер позвонит, подумал он. Всего лишь мелкий жулик, пудрящий мозги приличным людям и вымогающий деньги. Но если позвонит…

Дальше он думать не стал.

– Сюда, – тихо сказал лейтенант, приоткрыв дверь в полуподвал и выпустив облачко горячего затхлого пара, пахнущего зверинцем.

Доктор Купер был одним из приятелей Полины – одним из тех, кого полковник никак не мог одобрить. Его дочь водилась с кем попало – с богемой, с какими-то безумными изобретателями, инженерами и механиками. Все они были оборванцы в свитерах, вечно голодные, крикливые, с лохматыми непокрытыми головами; носились с сумасшедшими прожектами, нюхали кокаин на публике, никогда не платили долгов – но при этом полагали себя джентльменами. Все они были нигилистами, и все поголовно поддавались одной моде за другой – чем глупее и вычурней, тем лучше.

Рядом с дочерью полковник терялся. Вид современных барышень удручал Вильямса, но их образ мысли расстраивал его еще больше. К законопослушности и благоразумию отца Полина относилась с презрением. Ее манил риск, ее привлекали разрушители основ. Иногда Вильямс думал, что Полина стыдится его – старомодного и замшелого блюстителя закона. Полковник боялся старости и боялся потерять дочь. Он ненавидел приятелей Полины всей душой – и заискивал перед ними…

С сомнительным доктором Полина познакомилась на костюмированной вечеринке, где положено было изображать человеческие пороки. Купер (в костюме милосердия) тут же овладел всеми ее мыслями. Услышав, что отец Полины – калека, страдающий фантомными болями, Купер тут же предложил свои услуги: «совершенно бесплатно, моя дорогая, ради науки; пусть только старичок оплатит материалы». Была зима; сырость, промозглый ветер и холод сводили полковника с ума, и он часами не мог отойти от камина. Только поэтому он согласился встретиться с Купером.

Материалы влетели в копеечку; Вильямс вспомнил, как, стоя посреди захламленной лаборатории, с отвращением рассматривал результат: медную, в грубых заклепках руку с выпуклыми сочленениями, которые кое-где уже подернулись зеленоватой патиной.

– Это же протез, – констатировал полковник очевидный факт. Почему-то это развеселило Купера; он радостно захихикал, так что его жидкие усики запрыгали над влажной губой, и жадно потер маленькие бледные руки, покрытые веснушками. Вильямс вдруг с отвращением понял, что доктор не так уж молод, – пожалуй, они ровесники.

– Да, пока это всего лишь очень сложный протез, – легко согласился Купер. – Чтобы он стал настоящей рукой, нужно снабдить его нервами. А для этого, Вильямс, их надо у кого-то изъять.

– Что значит – «изъять»? – хрипло спросил полковник.

– Не пугайтесь, – ухмыльнулся Купер. – Ничего такого противозаконного. Берем подходящего жму… тело, – быстро поправился он, увидев, как нахмурился пациент. – Берем в анатомическом театре подходящее тело – свежее, с неповрежденными членами. Желательно, чтоб человек умер насильственно или в результате несчастного случая – зачем нам больные, верно? И никаких родственников…

– По-моему, это противозаконно, – проговорил полковник.

– Бросьте, Вильямс, – раздраженно пожал плечами доктор. – В нашем городе есть много чего, что вроде как противозаконно, а на деле… Соглашайтесь!

– Я подумаю, – сказал полковник.

– Будьте наготове. Как только найдется нужный жмурик, я вам позвоню, – и тогда уже дело будет срочное.

Полковник Вильямс сердито пожал плечами. Что за авантюра! И зачем Полина втянула его в это?

– И когда будет подходящее… гм… тело?

– Может, завтра, а может, через месяц, – беспечно ответил Купер и выразительно посмотрел на часы. – Как только оно появится, я сразу вам позвоню. А теперь прошу меня извинить, работа не ждет…

Потирая руки, он принялся аккуратно выдавливать полковника из лаборатории и, как только тот оказался за порогом, быстро захлопнул дверь. Вильямс пожал плечами. Может, завтра, может, через месяц? А может, вообще никогда? Похоже, докторишка попросту надул его. Полковник подумал было, не потребовать ли у Купера вернуть деньги, но тут же оставил эту мысль: признаваться, что он стал жертвой такого примитивного обмана, было стыдно. Ну и поклонники нынче у дочерей, мрачно думал он; а как запретишь? Он с ужасом понимал, что не может управлять Полиной, не может повлиять на нее. Полковнику было страшно.

– Это что, груз?! – опешил Вильямс.

Они стояли в длинном коридоре. Тусклый свет газовой лампы едва освещал ряды клеток, вытянувшиеся по обеим стенам. Казалось, туман проник и сюда; в подвальном сумраке что-то шуршало, шелестело, и бесплотные струйки испарений, пахнущих мокрой шерстью, извивались, проникая сквозь частые решетки. Вильямс заглянул в ближайшую клетку и отпрянул: кто-то злобно зашипел в полутьме, вспыхнули желтые глаза и погасли, когда испуганное животное забилось в угол.

– Мангуст, – сказал лейтенант. – Мангусты, дикобразы, дикие коты и даже одна горилла. Но самое интересное… – он зашагал вглубь коридора и распахнул еще одну дверь.

– Похоже на мастерскую, – хмыкнул Вильямс, оглядывая помещение, заваленное инструментом и медными деталями. – Но что здесь делали?

Он прошел через комнату и отдернул штору, отгораживающую дальний угол. Его взгляд задержался на столе, покрытом неприятного вида темными пятнами. По углам свисали прочные ремни; рядом приткнулся столик на колесиках, на котором кто-то аккуратно разложил скальпели и хирургические сверла.

– Если позволите… – проговорил лейтенант. – У меня есть кузина… ну, троюродная кузина, мы с ней почти не видимся. Так она недавно завела себе собачку. Она как бы живая, но в то же время механическая. Кузина говорит – очень удобно и модно, собачка очень послушная и, извините, не пачкает… Хотя на мой вкус – полная жуть.

– Понятно, – процедил полковник. Он никак не мог оторвать взгляд от стола. Вот как, значит: берем дикое животное и превращаем его в нечто культурное и цивилизованное, понятное и предсказуемое. Нечто аккуратное и послушное… Когда-то полковник нес цивилизацию с оружием в руках; но он старомоден и смешон, его сменил хирург со скальпелем. Признаться, он уже тогда был старомоден и смешон…

Снова заболела рука. Да что ж такое, подумал Вильямс, что же это такое…

– А вот… – лейтенант склонился над нескладной кучей, лежащей в углу лаборатории, и отдернул брезент. Взглянул гордо, будто предлагая оценить трофей.

Пуля угодила Сэнди в висок. Его поросшее неопрятной щетиной лицо обрюзгло и покрылось глубокими морщинами; это было лицо пьяницы и преступника, каких Вильямс много перевидал за годы службы в полиции, – но в нем еще была заметна бесшабашность прежнего Сэнди. Удальца Сэнди; лучшего друга Сэнди, с которым так надежно в бою и так весело в увольнении; отставника Сэнди, постепенно спивающегося, якшающегося с дикарями, проворачивающего какие-то сомнительные делишки; изгоя Сэнди, которого надо бы выслать из Колонии, да только дома он тоже никому не нужен, но есть, спасибо современной науке, один способ…

– Вы в порядке, полковник? Полковник?

Вильямс вздрогнул.

– Животных сдайте в зоопарк, – распорядился он. – Тело – в морг…