Хозяин увлек Джуку через зал в коридор, остановился перед одной из дверей, постучал.

– Господин Фрейзер, господин Эбрасон приехал!

– Сейчас.

Дверь открылась.

– Господин Эбрасон? – на Джуку смотрел молодой мужчина, почти парень. Рад встрече.

– Ээ, я тоже, – Джука вдруг почувствовал себя неуютно. Чтото было во взгляде парня, от чего мурашки пробегали по коже, чтото смертельно опасное, сумасшедшее…

– Что ж, не будем тянуть. Пойдемте, – Фрейзер улыбнулся, махнул рукой вдоль коридора, и наваждение пропало, превращая его в обычного парня, такого же, как тысячи других, бродящих по дорогам Лиги.

Джука задумчиво шел следом за хозяином по темным коридорам гостиницы. Что же он видел? Конечно, этот парень такой же Фрейзер, как он Эбрасон, но ведь это не предполагает ничего сверхъестественного. В нем самом от общения с натуанами ничего такого не появилось. Может, показалось? Джука вздохнул. Какая, в принципе, разница? Он видит этого парня первый и последний раз в жизни, так зачем забивать себе голову?

– Вот, – хозяин гостиницы остановился.

– Ну что, взяли?

Джука молча посмотрел поверх плеча Фрейзера. Ящик… Длинный деревянный ящик. Это же гроб!

– Эй, господин Эбрасон! – Фрейзер обернулся к Джуке. – Просыпайтесь! Беритесь за тот конец, и понесли.

– Может, господин Эбрасон хочет побыть один? – хозяин гостиницы посмотрел на гроб, перевел сочувственный взгляд на Джуку. – Так сказать, наедине с чувствами? Ведь…

– Потом побудет, – Фрейзер пренебрежительно фыркнул. – Давайте, закончим это поскорей, а чувствами займемся потом.

Дэлан проводил взглядом уезжающего купца, развернулся.

– Так что, Вы нас тоже покидаете? – в голосе хозяина гостиницы слышалась надежда.

– Нет. Я еще какоето время побуду под Вашим гостеприимным кровом.

Дэлан ухмыльнулся. Дело сделано, и теперь можно позволить себе немного удовольствий. В первый день своего пребывания в гостинице он видел двух дочерей хозяина. Молоденькие, румяные… Как они смущались, когда он на них смотрел! Хозяин их прячет, но они здесь, он точно знал это, и раз они здесь, он их найдет.

Джука всыпал пригоршню мелочи в протянутые руки нанятых им на улице рабочих.

– Благодарим, благодарим, добрый господин! Коли что еще перенести, или что другое сделать, нас берите, мы завсегда готовые.

– Да, да, конечно, – Джука выталкивал рабочих из дома.

– Бригада Вройнера. Спрашивайте бригаду Вройнера!

– Обязательно, – купец, наконец, захлопнул дверь, повернулся к гробу, оставленному рабочими посреди пустой комнаты снятого им дома. Кто в нем?

Джука прошел, взялся вдруг вспотевшими ладонями за латунные замки. Да нет, все будет хорошо. Натуане говорили, он нужен тому, что сейчас лежало в гробу, он должен заботиться о нем. И, значит, что бы это такое ни было, с ним не должно случиться ничего плохого, не может… Или, всетаки, может? Заскрипела плохо закрытая ставня…

Хватит! Джука мотнул головой, отгоняя пугающие мысли, быстро, пока решимость окончательно не покинула его, отомкнул замки, откинул крышку. Уф!.. Купец облегченно улыбнулся, провел руками по лицу. Всегото!

Джука сел на пол, разглядывая лежащего в гробу человека. Как он изменился! Жизнь не пощадила его, покрыв сединой когдато черные волосы, прорезав искаженное мукой лицо морщинами, и все равно он узнал его. И это действительно был друг. По крайней мере, Джука так считал. В гробу неподвижно, словно мертвый, и все же редко и мелко дыша, лежал Гуграйт. Шаман орков, пугавший когдато весь мир, объявленный Девяткой и Братством врагом человечества номер один, пронесшийся пожаром войны по странам Лиги, оставивший за собой руины и смерть… А также человек, давший ему деньги, ставшие началом его состояния, ни разу не обманувший его и не нарушивший ни одного обещания. Его друг.

Джука задумчиво потер нос, поморщился. Что ж, он позаботится о нем. И первое, что, наверное, надо сделать, это вымыть его.

– Без этого никак нельзя было обойтись?

Дэлан довольно усмехнулся. Натуане больше не могли подобраться к нему незаметно, он их чувствовал. Учеба не пропадала даром.

– Нельзя было просто уйти, не устраивая драматический финал? Обязательно нужно было их убивать?

– Ох, кто мне это говорит? – Делан отвернулся от горящей гостиницы, посмотрел на натуанина. – Отшельниквиталист, не обидевший за свою жизнь ни одной твари, или тот самый натуанин, которым матери детей пугают? Скольких ты отправил на тот свет, защитник жизни?

– Мы не убиваем просто так, ради развлечения. Мы убиваем, только когда вынуждены это сделать.

– Я тоже, – Дэлан упрямо выдвинул подбородок. – Кабатчик бросился на меня с ножом. Я просто защищался.

– Вот так вот взял, и ни с того, ни с сего бросился? – натуанин недоверчиво свистнул.

– Ну… – Дэлан замялся. Эта дура, младшая дочь, визжала, визжала, как свинья, и брыкалась… Зачем? Зачем она так? Она должна была замолчать. Он не хотел, но он не мог больше терпеть этот тонкий мерзкий визг, выворачивающий все внутри, ему пришлось ударить ее… И тут ее папаша в дверях, с глупым кухонным тесаком в руках, на котором еще висели налипшие кусочки капусты. Что ему еще оставалось? У него не было выбора. – В конце концов, какая вам разница? Какое вам дело до этих людишек?

– Нам нет до них дела до этих людишек, – натуанин смотрел на огонь, и в его глазах метались языки пламени. – Нам есть дело до нашего Господина и до тебя, как исполнителя его планов. А такие твои развлечения привлекают слишком много внимания. Маги заметят тебя.

– И что они сделают? – Дэлан вызывающе дернул головой.

– То же, что ты сделал с тем жрецом. Они тебя просто убьют, – натуанин отвернулся. – Пошли, нам надо добраться до места. Воины Господина скоро будут готовы прийти. Ты должен встретить их.

– Господа магистры! – Каганаша поднял руку, требуя внимания. – Прежде, чем мы перейдем к остальным вопросам повестки, хочу сообщить вам, что Накохай скончался по естественным причинам. Мир праху его.

Магистры встали, опустив глаза в знак смирения перед Всевысшими, затребовавшими душу смертного.

– Благодарю вас, господа, – Каганаша подождал, пока магистры сядут. Итак, магистр Богал, прошу Вас.

– Господа! – Богал прошел к карте. – Как вы знаете, давление пиратов Нагира на прилегающие береговые территории Сардига спало после того, как мы сняли полосу штормов на Юге…

Каганаша грустно смотрел на лица слушающих магистров. Вот он и остался один. После смерти Накохая он – последний магистр старой Девятки, Великой Девятки, незримо правившей миром, вершившей судьбы народов, стоявшей за спиной правительств и диктовавшей им свою волю. Последний, видевший время, когда Лига послушно шла туда, куда хотелось Девятке, когда все было обустроено и управляемо и, казалось, еще немного, и наступит время всеобщего благоденствия и счастья, ведь не для себя же они старались, не для себя! Нет, они работали для всех, для людей, защищая их от потрясений перемен и дикости внешнего мира, лелея уют и порядок цивилизации, направляя и контролируя ее рост, смягчая ее собственные деструктивные порывы… Как много изменилось с тех пор!

Каганаша улыбнулся закончившему доклад Богалу, кивнул следующему по списку Сахико… Как много изменилось! Естественная смерть магистра теперь вызывает такие подозрения, что создается специальная комиссия, расследующая ее обстоятельства. Что сказали бы те, прежние магистры, скажи он им, что наступит такое время? Рассмеялись бы, скорее всего просто рассмеялись. И посчитали бы его сумасшедшим.

Каганаша тяжело вздохнул, прикрыл глаза ладонью. Эх, Баниши, нехорошо говорить плохо о мертвых, но это была ошибка, это была величайшая глупость за все время существования Девятки. Нельзя было выходить из тени, нельзя! Нельзя было брать на себя нетрадиционную для Девятки роль, отказываться от проверенных веками методов. Знал бы ты, куда приведет твой пересмотр Уложений. Первые Девять были мудры, завещая скрытое воздействие и давление, а не приказы и угрозы, и уж тем более не захват власти. Магистры отбросили маскировку, вышли вперед, самодовольно демонстрируя силу и не скрывая больше своих целей, и что? Девятка вдруг оказалась в самом центре неуправляемых событий, покатилась по пути саморазрушения, уже не свободная в выборе, бессильная чтолибо поменять, принимая на себя удар за ударом, теряя не только могущество и ресурсы, но и влияние, доверие людей. И теперь все приходится начинать даже не с начала, не с нуля, а из глубокой ямы, минуса, в который орден оказался отброшен.