– Органы осязания, – продолжал Хобахава наставительным тоном, – даны нам, дабы ублажать. Наслаждаться каждую секунду, каждое мгновение вот в чем смысл жизни. Получить максимум удовольствия. Все остальное прилагается. Все, что мы делаем в жизни, направлено только на это. Мы суетимся отнюдь не для того, чтобы суетиться, а чтобы обеспечить себя удовольствиями. Удовольствий как можно больше и как можно дольше. За два краеугольных камня философии, Хобахава поднял бокал в приветствии, глотнул, посмаковал. – Зардарийцы, знаете таких? Нет? Ну да, конечно, последнего казнили лет двести назад, а читать вам некогда. Так вот, они говорят: посмотрите на корову. Она ест, и она счастлива. А почему она счастлива? Потому что свободна от будущего. Она не думает о завтрашнем дне, она ест сейчас, и сейчас получает удовольствие в чистейшем виде, ни на гран не омраченное мыслями, к примеру, о том, что будет, когда кончится трава. И поэтому для получения максимума удовольствия надо поступать так, как корова. Вы согласны?

Акадар предусмотрительно воздержался от ответа.

– И правильно делаете, что не соглашаетесь! – Хобахава довольно полуулыбался. – Потому что это противоречит второй части силлогизма – как можно дольше. Максимум в первой за счет потери второй. А надо рассматривать в сумме. В целом.

Хобахава очертил в воздухе круг ладошками. – С этой самой коровой, трава это мелочи. А вот мясник придет через час – и что? Час чистейшего счастья, или не столь чистого, но двадцать лет – что больше? – Хобахава сделал еще глоток, зажмурился. – Наша Девятка – толкание коров на поляне. Коров, мнящих себя мясниками.

– Вы, уважаемый магистр, между прочим, тоже член Девятки. – Акадара такое сравнение оскорбило.

– Да, но я счастливо избегал ваших игр, что очень полезно сказалось на моем здоровье. – Хобахава похлопал себя по вместительному чреву. – Старый безвредный чудак, не правда ли? – Хобахава хитро подмигнул.

Акадар снова промолчал, хотя и не был согласен с Хобахавой. По крайней мере он Хобахаву безвредным не считал. Чудаком – да, но уж никак не безвредным.

– Но сейчас, уважаемый Акадар, ситуация изменилась. Слишком много странного произошло за этот год, слишком много. А все странное, не имеющее объяснения, вызывает у меня неприятный зуд в груди. – Хобахава посмотрел рубиновую жидкость на свет, покрутил ее в бокале. – И наводит на мысли. Знаете, какие? Что появился настоящий мясник. И этот мясник угрожает всей нашей поляне.

– Вы имеете в виду Баниши?

– Ну что вы. – Хобахава хихикнул. – Конечно, нет. Баниши тянет на себя одеяло, но в этом ничего необычного нет, традиционное поведение коровы. А я имею в виду именно странности. И именно мясника. – Хобахава глотнул вина, почмокал. – Так вот, про странности. Немногим более года назад произошел странный выброс энергии, и у орков объявился некий Гуграйт, тоже странный. По описаниям видевших его он не похож ни на одну расу, живущую в мире. Дальше. Все шпионы этого Гуграйта, пойманные нашей службой, немедленно странным образом умирали в тюрьмах, оставляя нас ни с чем. А, да, страннейший исход огромного количества магической энергии этой зимой, появлявшейся из пустыни и пропадавшей неизвестно куда над землями орков. Несколько валытийских вельмож, умерших, похоже, так же странно, как шпионы Гуграйта. И странно неотслеживаемые поставки оружия оркам через Вальпию. Ну как, достаточно странного?

– Я понимаю, куда вы клоните. – Акадар пожал плечами. – Но я бы не стал драматизировать. Совсем не обязательно все сводить к Гуграйту. Могут быть и другие объяснения. Количество энергии, например, слишком велико, и это, скорее всего, было просто природное явление. Как на самом деле умерли вальпийские вельможи, мы не знаем, а то, что мы не можем прекратить поставки оружия, – так бардак в Вальпии всем известен. В конце концов, все это может быть простым совпадением.

– Я бы очень этого хотел, – Хобахава промокнул платком рот, – видят Всевысшие. Но готовиться надо всегда к худшему, и я начал искать. И знаете, именно наш напористый Баниши в своем невежестве дал мне возможный ключ. Гуграйт действительно может быть, так сказать, из Башни.

– Вы пригласили меня, чтобы поиздеваться? – Акадар скривился. Воспоминания о том, как тебя выставили глупцом, – отнюдь не самые приятные. – Если все, что вы хотите мне сообщить, – лишь досужие измышления и оскорбительные сказки, то я, пожалуй, пойду! – Акадар начал вставать.

– Подождите, подождите! – Хобахава зашевелился в кресле, замахал рукой, и его тело под тонкой дорогой материей пошло волнами. – Это не сказки!

Акадар внимательно посмотрел на Хобахаву. Вроде бы совершенно серьезен.

– Я знал, что мне не поверят, – торопливо заговорил Хобахава. – Поэтому я не могу сказать этого на Совещании. Надо мной просто посмеются. Но вы же самый разумный среди магистров, вы должны меня выслушать!

Акадар нерешительно постоял, затем снова сел.

– Знаете, зачем была образована Девятка?

– Дабы хранить и оберегать мир среди людей, – продекламировал Акадар, хранить магическое искусство…

– Да, да, все так, – перебил Хобахава. – Но откуда это все взялось? Почему мы так оберегаем монополию на магию? Откуда взялся обряд посвящения в маги?

– Ну… – Акадар задумчиво покачал головой.

– Официально Девятка существует пятьсот лет, с момента появления Уложения, но на самом деле появилась она гораздо раньше. Самым ранним записям, которые я обнаружил в архивах, девятьсот лет, а в них есть ссылки на другие, еще более древние. Так вот, эти записи разрознены, – продолжил Хобахава, к которому, похоже, вернулась его самоуверенность, – но, скрупулезно сложив их, можно понять, что основной целью Девятки тогда была борьба с магами, подвергшимися воздействию Башни. Что такое Башня и как происходило воздействие – непонятно, но, судя по описаниям, маг после этого становился настоящим монстром, обладающим к тому же огромной магической силой. Он становится угрозой всему человечеству! Эта борьба фактически вылилась в магическую войну, причем безнадежную для Девятки, поскольку практически любой маг мог стать очередным одержимым Башней. И лишь когда наконец был изобретен обряд посвящения, произошел перелом. Посвящение какимто образом защищало мага от влияния Башни, и после того как был уничтожен последний одержимый, Девятке оставалось просто следить, чтобы ни один человек, обладающий магическими способностями, не остался непосвященным.

– Вы хотите сказать, что Башня действительно существовала? – недоверчиво произнес Акадар. – И что в нашей библиотеке есть тому доказательства? Но почему же тогда никто…

– Да потому что вам постоянно некогда! – неожиданно нервно перебил Хобахава. – Вы же полностью заняты своим! – Хобахава вздохнул, глотнул вина и уже спокойней добавил: – Не существовала, дорогой магистр. Попрежнему существует, вот в чем дело. Никто ее не уничтожил. И это еще не все.

Хобахава, кряхтя, нагнулся и вытащил из ящика стола свернутый в рулон манускрипт.

– Вот. – Хобахава нежно провел рукой по манускрипту. – Я получил его от одного из участников неудачного похода на натуан. Бравый воин считал, что из него получатся замечательные портянки, но пергамент оказался слишком хрупким. Ему как минимум три тысячи лет. – Хобахава осторожно развернул манускрипт, поводил пальцем по вычурным рунам, – Ага, вот. Вы постаронатуански читаете? Хобахава взглянул на Акадара, грустно усмехнулся. – Жаль. Я тоже не силен. Но коечто разобрал. Тут написано, что в результате какихто действий натуан появился Проклятый, или Сильный. Специально они его создавали, или он появился случайно, я не понял, но не это главное. Главное, что натуане тогда столкнулись с теми же проблемами, что и люди несколько тысяч лет спустя – с одержимостью. Я думаю, вам интересно будет узнать, что натуане тогда жили на поверхности, а под землю ушли, спасаясь от Проклятого. Как в конце концов они от него отделались – я тоже не знаю. Часть натуан ушла кудато – это место они называют изнанкой, а оставшиеся сделали с собой чтото ужасное, что отделило их от Проклятого. Вот так.