– И что ты выигрываешь? – сощурилась Сашка. – Если мы согласимся?

– Пиццу, – соврал я. – Давайте вы ему скажете, что согласны? Сходим на концерт, а потом на пиццу еще. А? Бесплатно совсем.

Девчонки переглянулись.

– В «Наполи» отличную гавайскую пиццу делают, – продолжал уговаривать я. – С ананасами, с курицей, с креветками и с кокосовым молоком, просто ап. Каждому по большой пицце и по молочному коктейлю за счет этого лошпаноида.

Я кивнул в сторону Грома.

– Ну, не знаю, – поморщилась Сашка. – У меня зачеты…

– Я люблю гавайскую, – сказала длинная. – И «Дьябло». И «Четыре сыра».

– У меня зачеты, – сказала Сашка.

– Я же не предлагаю всю ночь гулять, – успокоил я. – Концерт в четыре начнется, в шесть закончится. Слопаем пиццу – и все, в полседьмого уже свободны. Как?

– Ну… – Сашка поглядела на подружку. – Юль, ну как?

– Нормально вроде, – ответила Юля.

– И прекрасно, – улыбнулся я. – Значит, в четыре часа на Кукуе. Так?

– Так, – кивнули девчонки.

– Саш, еще такое дело. Надо этому… – Я указал на Громова. – Надо ему рукой помахать. Ну, чтобы показать, что вы согласны пойти. Помаши, а, Саша?

– Ладно.

Сашка помахала рукой в сторону Грома.

– Все, встречаемся на Кукуе.

Я повернулся и собрался уже было уйти, но Сашка сказала:

– Погоди, Игорек.

Я остановился. Откуда, интересно, она мое имя знает? Дурак, я, конечно, сам же в альбоме расписался, а теперь удивляюсь. Адрес еще сообщил, молодец. АО во всем блеске, одним словом.

– Игорек, только ты сам тоже приходи, – сказала Сашка. – А если не придешь, я у тебя под окнами такой концерт устрою… Пожалеешь, короче.

– Пожалеешь-пожалеешь, – добавила Юля.

– Да я и не думал…

– Ага.

Сказала Саша и стала дудеть в трубу. И Юля стала дудеть в трубу. Особенно злобно, так что я от этого звукового удара поспешил к Громову.

Громов вертел мобильник меж пальцев и грустнел.

– Гони мобилку, – улыбнулся я.

– Да ладно… – сказал он. – Мы ж прикалывались.

– Разве? А мне показалось, что нет. Ты что, Громов, задний ход даешь?

Я недобро сощурился.

– Да это…

Громов экстренно придумывал отмазку, глаза бегали по мордочке быстро-быстро и как-то по-хамелеоньи независимо, каждый сам по себе.

– Давай я его тебе в следующий раз отдам? – предложил Громов.

Я расхохотался. Чтобы Громов понял, что никакого следующего раза не будет.

– Гони сейчас, – потребовал я.

Громов огляделся. Я вдруг подумал, что сейчас он бежать кинется. Но Громов только плюнул и стал доставать телефон из чехла. Медленно-медленно.

Вообще-то лучше, конечно, чтобы Громов оставался должен, подумал я. Он человек талантливый во многих областях, вдруг пригодится?

– Ладно, – смилостивился я. – Прощаю в честь Дня Заполярника. Можешь телефон себе оставить.

Громов быстро убрал мобильник в карман.

– Но гони тогда три тысячи, – потребовал я. – В качестве отступного – это раз. Гони флаеры на «Анаболиков» – это два.

– Все три? – грустно спросил Гром.

– Ага. Иду с девчонками, – я кивнул в сторону Сашки и Юльки.

– Ты что, больной? – усмехнулся Громов. – Зачем тебе эти… каракатицы?

– Не твое дело. Гони флаеры.

– Да ладно, – Гром, обрадованный, что отделался малой кровью, вручил мне флаеры и деньги. – Трех у меня только нет, тут две пятьсот…

Пришлось взглянуть на него строго.

В результате нашлось две семьсот двенадцать, Громов вывернул даже позорную мелочь, а я взял ее, чтобы он пешком домой перся, ему через весь город, пусть потеет. Хотя он же лайф-хакер, вскочит в троллейбус, проедет бесплатно, его проблемы. Оставалось еще триста рублей, Громов побожился их перевести на карту, я не стал настаивать.

– Слушай, Гош, скажи все-таки, ты чего придумал? – спросил Громов. – Зачем тебе эти сколопендры? Или ты сам в «Бушлат» вступить думаешь? Новость дня: Гоша Орлов, сын Орлова, сын Орловой, вступил в «Бушлат»! Я как в школе расскажу…

– Давай телефон, – протянул я руку.

– Ладно, Гоша, все, молчу, как центрифуга.

– Молчи. – Я похлопал Грома по плечу. – Молчи и обрящешь… Что-нибудь большое. Вечную любовь.

Иногда я говорю, как моя младшая сестра Аглая. Красиво и умно.

– Да иди ты…

Ну, я не стал спорить по этому вопросу, мы расстались. Я направился в центр, а разгоряченный неудачей Громов тоже куда-то поспешил, наверное, к своему психотерапевтическому телефонному автомату. Счастливый, два удовольствия сразу – позвонить бесплатно в Усть-Сысольск – раз, обругать зоотехника оленьсовхоза – два.

А я вполне себе добрался до бульвара Кукуй и стал бродить там туда-сюда. На Кукуе смонтировали сцену, и на ней уже разыгрывалась какая-то тусклая местная группа, что-то вроде «Газгольдер Дэд». Торговцы овощами раскладывали товар – прошлогодние астраханские помидоры, собирался народ с черными воздушными шариками, уже вовсю торговали постерами «Анаболиков» и аудиокассетами – потому что реальные фанаты «Анаболиков» слушали их только на кассетных деках, а лучше на старых «Романтиках».

Я не был таким яростным поклонником «Бомбардировщиков» и слушал их на дисках, да и то иногда, под настроение, а сейчас вот что-то взял и прикупил «Левую Тишину». И четыре плетенки с помидорами. Семечек еще прикупил два стаканчика – до четырех еще полчаса оставалось, и я устроился на скамейке и стал сидеть в свое удовольствие. Ждал Сашу и Юльку и размышлял о превратностях. О странностях. Вот поехал я в гипермаркет купить ошейник с бисером, и никелированную миску, и резиновые кости, и не думал даже, что через каких-то два часа буду сидеть на скамейке Кукуевского бульвара, плеваться семечками и ждать Сашу из молодежного движения «Булат». С Юлей. С вувузелами. Так.

Юлю, Сашу и вувузелы я увидел издали. Честно говоря, мне захотелось… Отступить с минимальными потерями, короче. Выглядели обе… терминально. Вот это самое слово, употребленное Громовым, оно им шло. Хотя я бы сказал, немного колхозно. Колхозно-терминально, одним словом. В резиновых сапогах кислотного цвета. В спасательных жилетках. Жилетки были безобразно фиолетовы, вувузелы на их фоне выглядели странно.

Девчонки подошли ко мне. Та, что Саша, поглядела насмешливо, та, что Юля, понуро.

– Ну, что, куда идти-то? – спросила Юля, неопрятно выворачивая губу.

Ей на пиццу не терпелось. Любит пиццу.

Я улыбнулся и осторожно огляделся. Как-то мне не хотелось, чтобы меня увидели с этими подругами. Не то чтобы я стеснялся, просто…

Просто они мне не подходили. То есть совсем. Особенно Сашка. Я вообще не люблю очень уж пригородных девушек, а пригородных девушек с вувузелами, да еще и в спасательном жилете чтобы…

– Ну, так куда? – повторила Юля с нотками тоски в голосе.

Юля, кажется, ненавидит все живое, это по ней как-то заметно. Если бы Юлю занесло в президентское кресло, она на следующий день бы объявила ядерную войну. Чтобы человечество легло в руинах, установилась-таки долгожданная ядерная зима, единственная погода, полностью соответствующая Юлиному мироощущению. К золе и к пеплу.

Саша все живое не ненавидит, но кого-то явно ненавидит, судя по лицу. Что-то такое… обиженное есть, точно зуб болит.

– Туда, – указал я пальцем.

Мы пошли туда, поближе к сцене. Я, как и говорил, чувствовал себя странно, никак не мог отделаться от ощущения, что иду на областную сельскохозяйственную олимпиаду с двумя птичницами, Юля специализируется по гусям, Саша по перепелкам. Но отступать было поздно. К тому же публика на «Анаболиков» пришла тоже вполне себе специфическая, вряд ли здесь могли объявиться мои знакомые. Да и знакомых у меня гусь наплакал, Юля же по нему специализируется.

Продвинулись вправо, остановились в гуще толпы, в людях со всех сторон. Народу прибыло действительно много, и он продолжал сгущаться, все больше и больше, народ выдавливался из проулков, спускался по лестнице со стороны музтеатра, я думаю, тысячи три уже скопилось.