- Кореш Васьки Пивоварова[16]!

- Ты мне бороду не вешай[17], - не поверил один из полковников. - Нам ясно сказали, что приведут законника!

- Ошибочка видать вышла у мусоров! - криво усмехнулся я.

Полковники соображали туго и тут они совсем забуксовали, отвлеклись. Я только и ждал своего момента. Резко прыгнул навстречу к полковникам и ударил по горлу заточкой лупоглазого, оттянув к себе пику, с силой резанул по брюху второго. Третьего я достать сразу не мог, он находился у них за спинами. Лупоглазый без шума свалился на пол, но раненый в живот, увидев выползающие кишки, закричал от боли и бешенства. Я добавил ему в ухо с левой, и он опрокинулся на пол. Третий полковник, увидев это, прокричал сложное матерное ругательство и бросился на меня с пером, намереваясь отомстить. Но ему не повезло, он споткнулся о какую-то часть тела упавшего и потерял скорость в нападении. Мне удалось увернуться от его ножа, а в следующий миг он напоролся на лезвие моей заточки. Я вытащил ее и ударил его снова. И еще! Меня разобрала такая ярость, что я остановился, когда нанес ему не меньше восьми ран. Лупоглазый лежал на полу и из его шеи толчками выходила кровь. Полковник с распоротым животом еще был жив, бранился и хрипел. Я помог ему побыстрее уйти из этого мира. Закончив мясню, я прислушался. В коридоре было тихо. Вертухай, выполнив приказ, ушел в конец коридора.

- Амба[18] всем вам! - выдохнул я.

Я присел на корточки возле дверей камеры. Я смотрел на окровавленную заточку и все пытался представить, кто из детей передал ее мне. В детском доме было порядка тридцати мальчишек. Я их почти не запомнил. Почему-то думалось, что это подарок того шустрика, которым просил меня: “Дядь, забери меня к себе отсюда! Я тоже хочу быть вором”. Эта заточка спасла мне жизнь.

Надо будет узнать поподробнее. Мальчишка заслужил хорошего подарка. Долг платежом красен. Может велосипед ему купить? Для пацаненка-детдомовца это будет огромная радость! На всю жизнь запомнит.

На мне висело уже шесть трупаков. Многовато! Вроде я мясником никогда не мечтал быть…

Я встал и забарабанил в дверь камеры. Стучал я недолго. Дверь камеры открыл тот же самый вертухай. Но увидеть меня на пороге он совсем не ожидал.

- А эти, где? - заплетающимся языком еле выговорил он.

- Ты меня, зачем в морг притаранил? - спросил я его и отошел в сторону, что бы он полюбовался результатами “ночи ножей и кинжалов”. Он, едва взглянув, протер глаза, посмотрел снова, но понял все. Было очевидно, что этим зрелищем его невозможно было пронять. Вертухаю было лет под пятьдесят и в стенах этой тюрьмы он и не такое видел. Он лишь махнул рукой, высказывая трупам беспредельщиков свое пренебрежение:

- Пусть до утра полежат…

Без лишних разговоров и каких-либо выяснений обстоятельств, вертухай, от которого во всю Ивановскую перло крепким винным запахом, подхватил меня и потащил по коридору. Но скорее не он, а я тащил его. Пока я был в камере беспредельщиков, этот надзиратель успел набраться еще больше. Его штормило, заносило на каждом углу и бросало на стены, как Александра Матросова на амбразуру. Мы уже не шли, а почти ползли по коридору.

При этом он еще пытался рассказывать мне ночные новости.

Он, по-пьяной лавочке выболтал мне, что дежурный офицер и его напарник тоже упились в хлам и даже “мама” сказать не могут. Оставить меня в камере в компании мертвецов он не хочет, потому, что это плохо, не по-людски. Он с удовольствием бы определил меня в кондей, но никак не может - на это требуется специальное разрешение начальства. Он все время, уточнял мою фамилию, объясняя, что утром будет обязан обо всем доложить начальнику. И тут я решил приколоться:

- Жобин моя фамилия! Жобин! - произносил я отчетливо, надеясь, что этот пьянчуга запомнит ее правильно.

- Жопин!? - бормотал он. - Да? Хорошая у тебя фамилия! Звучная…

- Люди пугаются! - смеялся я.

До моей камеры мы почти дошли. Почти. Вертухай, которого оставили последние силы, как марафонца на финише, вдруг рухнул на пол и моментально захрапел.

Я поскреб в затылке. А что мне делать? Не в коридоре же спать?

Я нагнулся и забрал у вертухая ключи от камер. С легкостью я мог бы взяать у него пистолет, но какой в этом смысл? Я отстреливаться не собираюсь. А вот в камеру попасть мне нужно. Погремев ключами, я, наконец, подобрал нужный ключ к двери. Стараясь, что бы меня не было видно из камеры, я, изменив голос, крикнул басовито:

- Жобин, на выход!

Меня подмывало подать команду иначе: “Жобин, с вещами на парашу!”, но тем самым я бы разрушил свой план.

Из камеры вышел Жобин, но увидев лежащего на полу вертухая, едва не заорал со страха, подумав, что видит мертвого. Я успел зажать ему рот, предвидя его реакцию:

- Тихо, дурак! Не ори! Он - пьян!

- Это побег, да? Побег?

- Какой побег? - разозлился я. - Слушай меня, фраер! В тюрьме тебе оставаться никак нельзя! За твои делишки темные, которые ты на складе проворачивал, ты до суда не доживешь! Не понимаешь?

Жобин потряс головой.

- Ну, тогда я объясню! Можешь мне поверить: я двадцать лет по тюрьмам и лагерям скитаюсь. Всякое повидал. Убьют тебя здесь! Потому, что ты на суде всех потащишь за собой паровозом, признаешься во всем и имена громко назовешь. А этого никто из Читинских тузов-комуняк не хочет. Поэтому хана тебе много раньше придет, чем суд будет, сечешь?

- Но меня обещали выпустить, - робко заметил Жобин.

- Туфта это! - грубо ответил я. - Никто тебя не выпустит! Поверь слову битого каторжанина!

- Я не уверен, что вы правы, - произнес Жобин.

- Может быть, - отозвался я. - Только Ростов завтра расплату потребует! Деньги ты нашел?

- Нет! - поник Жобин.

- Тогда выбирай, как в ИТЛ пойдешь? Есть для тебя два варианта. Первый - 25 лет строгого режима с конфискацией имущества и петухом или 20 лет, но фраером козырным?

- А как же долг? - спросил Жобин.

- Долг твой я на себя возьму, если второй вариант выберешь. А тебе лахман[19]. Думай быстрее. Этот вертухай проспится через час, а потом поздно будет.

Жобин решил быстро. Не глупый же он был.

- Фраером козырным согласен.

- Тогда идем быстро.

- Куда? - испугался Жобин.

- Там увидишь. Не бзди[20].

Жобин еле поспевал за мной. Я подошел к камере полковников, которую вертухай даже не закрыл. Загнал в нее Жобина. Увидев трупы, он закатил глаза.

- Это ты их так, понял? - сказал я Жобину. - За трех сук тебе законники спасибо скажут в любом ИТЛ. Там и пристроят тебя на легкую работу. А мусорам утром скажешь, что ночью тебя выдернули с хаты, сюда притащили. Тебя бить начали, а ты защищался и всех нечаянно поколол. И больше ничего ты не знаешь!

Жобин вздохнул, вдруг признался:

- Я всегда хотел быть решительным, сильным мужчиной. Может быть, после этого моя жизнь по-другому пойдет?

- Может быть! - согласился я. - Кровью вымажься. И никуда отсюда не уходи. Жди, когда тебя вертухай обнаружит…

Я сунул ему в руку свою заточку. Оставлять ее у себя было глупо. Утром мусора такой шмон устроят, лезвие не спрячешь. Оставив Жобина одного я вернулся к своей камере, открыл ее и, вытащив из дверей ключи, положил их рядом с пьяным вертухаем. Зашел в камеру и, прикрыв изнутри дверь, прошел в свой угол.

Вокруг меня началось шевеление, замелькали тени. Путевые, в отличии остальных зэка не спали. Я услышал шепот:

- Куда таскали? Зачем?

Я присел на шкарытар и попросил водички. Вася мне тут же поднес кружку воды, и я залпом выпил ее. Попросил снова, выпил вторую.

- Что с тобой, Фокусник? - блатные уже начали тревожится за меня.

Я объявил:

- Уделал я начисто[21] полковников. Перекинулись[22] они сейчас, все трое.

Белка и Ростов с торжеством переглянулись.

- Славно! А Фан-Фаныч где?

- Он мясню на себя берет вместо долга карточного, - объяснил я. - Я дох[23] всю ночь и вы тоже.

И полез на второй ярус спать.